“Любимая моя мамулечка, спасибо тебе за посылку! Учусь я в школе, в 10-м классе. В основном у меня одни пятерки. Сама себе удивляюсь! Постараюсь все экзамены сдать на “отлично”. Вот закончу школу — и в швейное училище. Время идет быстро! Не скучайте. Поцелуй от меня моих золотых малышулечек, Катеньку, Санечку и Мишутку.
Я по ним очень скучаю и люблю!”
Автор этого письма не зеленая девчонка, а 25-летняя заключенная Можайской женской колонии. Вообще-то родных “малышулечек” у нее было четверо. Двухлетнюю Лерочку мама методично убивала в течение полугода.
В подоплеку и обстоятельства этого убийства нормальному человеку поверить невозможно.
Такого просто не может быть.
“К врачу мы ее не водили”
Елена рано стала взрослой. Эффектная блондинка всегда пользовалась бешеным успехом у мужчин. В 17 лет у нее уже родилась дочь Катя, через четыре года — Лерочка. У обеих дочерей были разные отцы, отношения с которыми у Лены не сложились.
Одной воспитывать двоих детей было сложно, и младшую дочь мама определила в дом ребенка №4. Не навсегда, конечно... Лера, по словам медиков, уже тогда была запущена. У нее нашли рахит, малышка не говорила, не знала своего имени. Впрочем, по мнению врачей, со временем все проблемы можно было решить заботливым уходом и лечением.
Лена навестила дочку за год ровно 2 раза.
Вскоре она вышла замуж за Ивана Кузнецова, у них родился сын Саша. Когда малышу исполнилось три месяца, Иван уговорил жену забрать дочку из дома ребенка.
9 февраля 2000 года Лена привезла девочку домой. Лера очень изменилась за это время. В полтора года она начала ходить, самостоятельно есть. Девочку перевели в группу для перспективных детей.
Поначалу дома мама относилась к ней так же, как к другим детям, но скоро Иван начал замечать, что одно обстоятельство чрезвычайно раздражает жену.
Из показаний Ивана Кузнецова:
“Лера совсем не разговаривала. Поначалу она показывала знаками, что хочет в туалет, и тогда Лена сажала ее на горшок. Но потом жена перестала реагировать на это, и девочка перестала пытаться объяснить, что ей нужно”.
Лена не могла спокойно относиться к тому, что малышка, появившись в доме, доставляет столько хлопот. Вечно мокрые колготки, кучи грязного белья... Мать кричала, наказывала, шлепала, ставила в угол.
Из показаний соседа Кузнецовых:
“Как ни зайдешь, Валера в углу стоит, наказанная, лицо грустное такое, слезы текут”.
Из показаний Ивана Кузнецова:
“Я видел, как жена бьет Валерию рукой, массажной щеткой или выбивалкой для ковра, которую она однажды об нее сломала. Я никак не препятствовал действиям жены, а через некоторое время и сам стал наказывать Леру”.
Из показаний Елены Кузнецовой:
“Я решила помыть детский горшок и насыпала туда хлорки. Лера сама села на этот горшок, и у нее образовался ожог ягодиц”.
Из показаний Ивана Кузнецова:
“Мы смазали ожог мазью Вишневского, а затем зеленкой. Лера расчесывала болячку. Вот почему или я связывал ей на ночь руки за спиной, или жена привязывала ей руки к кроватке. К врачу мы ее не водили”.
Скелет, обтянутый кожей
В довершение ко всем несчастьям у Леры началась сильная диарея.
Из показаний Ивана Кузнецова:
“Сначала жена подмывала ее, а потом стала сажать в холодную воду на час-полтора. Валера плакала, кричала. Иногда, чтобы Валерия не пачкала постель, мы сажали ее на горшок на всю ночь”.
Сначала малышку стали запирать дома одну. Потом Лена почти перестала кормить дочку, надеясь, что неприятностей будет меньше. Лерочке давали еду один раз в день, а иногда — ни разу за сутки. Друзья Кузнецовых вспоминают, что, когда Лера видела из кроватки, как взрослые садятся за стол есть, сразу начинала плакать. Лена была категорична: “Сыта она. Кормили уже”. Девочка постепенно превратилась в скелет, обтянутый кожей.
Полгода над Валерией издевались самые родные ей люди. Развязка наступила в сентябре. В один из дней отчим, будучи в подпитии, несколько раз ударил Леру по спине. А поскольку детская ножка в это время застряла между прутьев кроватки, малышка упала и сломала тазобедренный сустав. Как потом пояснили эксперты, самостоятельно она передвигаться больше не могла.
Когда Иван увидел на следующий день, что нога Леры опухла, он принял посильное участие в судьбе падчерицы: “Перевязал ей бедро какой-то тряпкой”. И все. К медикам в этой семье обращаться было не принято. Больше за два дня к ребенку никто не подошел.
Все это время семья жила своей жизнью. Лена старательно красила ресницы перед зеркалом, варила пельмени, смотрела телевизор, смеялась, причесывала Катю, стирала колготы Сашеньке, целовала мужа.
9 сентября Лера была еще жива. К ней подошла мама. Для того чтобы объяснить, что случилось дальше, Елене понадобилось несколько предложений.
“Валерия завизжала, я не могла ее успокоить. Наш ребенок проснулся от ее крика. Я хотела посадить Валерию на горшок, но она описалась. Я ее толкнула, и она ударилась головой об угол кроватки. После этого я схватила ее за руку и за больную ногу и со всей силы бросила на пол”.
“Наш ребенок”, — это про Сашу, отцом которого был Иван. А про Леру, отец которой растворился в пространстве, мать позволяла сказать, что считает ее неродным ребенком, поскольку у них... не совпадает группа крови.
После удара о пол девочка “утратила способность к совершению самостоятельных действий, в том числе передвижениям или крику”. То есть Лера не могла даже плакать.
Когда Иван зашел в комнату, то увидел, что у девочки начались судороги и закатываются глаза. Тогда они взяли малышку на руки и повезли в Морозовскую больницу. Врачи, которые до последнего боролись за жизнь крохи, недоумевали: “Родители привезли нам ребенка с черепно-мозговой травмой. Сказали, что малыш упал с качелей. Но ребенок был настолько истощенным, что явно уже давно не мог ни сидеть, ни стоять”.
После смерти Леры ее мама явилась на прием в Пресненскую межрайонную прокуратуру. Она рассказала о своей беде. Несчастный случай, что поделаешь... А поскольку они с мужем люди верующие, то просят разрешения не проводить вскрытия. Бедняжка и так уже намучилась! Прокурор сочувственно покивал головой и... развел руками: ничем не могу помочь, закон есть закон. На следующий день очаровательную блондинку и ее мужа задержали.
“Не надо лезть в мою жизнь!”
— Лена — шикарный человек, — неожиданно отрекомендовала дочь ее мать, Светлана Петровна.
Дурацкая ситуация. Мы глотаем обжигающий кофе на кухне двухкомнатной квартиры, где вместе проживали семья Лены и ее мать с мужем и младшим сыном, и пытаемся найти ответ на сложный вопрос. Почему Лена так поступила? Она что, так устроена? Или просто сбились в ней все человеческие настройки?
Мать Лены, Светлана Петровна, — усталая женщина, которой нет еще пятидесяти. И дом у нее такой же — усталый и заброшенный. В соседней комнате барабанит на компьютере младший сын-десятиклассник, муж — на работе. Сама хозяйка работает в школе заместителем директора...
Лена, по ее словам, неплохо училась, любила животных, занималась в художественной школе, даже хотела стать модельером.
У мамы с дочкой были теплые отношения до тех пор, пока Лена в сложном переходном возрасте не узнала: ее отец — неродной. А когда в 16 лет Лену изнасиловали, им с мамой вообще стало не о чем разговаривать. Дочь загуляла, а у матери, видно, не хватило чуткости помочь старшекласснице пережить эту ситуацию. Лена бросила школу, пропадала ночами, иногда неделями. Мать разыскивала ее, читала нотации, пока однажды не разразился скандал и повзрослевшая дочь не потребовала: “Не надо лезть в мою жизнь!”
В 1994 году, в 17 лет, Лена родила Катю. Она и сама толком не знала, кто отец ребенка. На полгода в доме воцарился долгожданный мир. Вместе купали ребенка, вместе гуляли. Но потом Лена снова ушла в загул. Иногда укладывала ребенка спать и уходила гулять на всю ночь или даже на несколько дней.
В 1998 году у Лены родилась Лерочка. Ее отцом был взрослый мужчина, раза в два старше дочери. “Типичный алкоголик”, — пожимает плечами Ленина подружка.
Лена очень хотела за него замуж, ей казалось, что ребенок их крепче свяжет, но она ошиблась. После рождения малышки кавалер испарился. А Лена жестко объяснила матери, что они с ней просто соседи. И только.
Капитальные стены
Осенью 1998 года подруга познакомила Лену со своим приятелем Иваном. Они так понравились друг другу, что сразу стали жить вместе. Почти через год сыграли свадьбу. Вроде бы все как у людей: белое платье, дорогой костюм у жениха, гулянье на Поклонной горе, море шампанского и горы цветов... Маму и отчима на свадьбу не позвали. А через месяц у молодоженов родился Сашка.
Семейное счастье даже для сторонних наблюдателей было с привкусом горечи. Друзья говорят, что Иван мог уйти в запой на несколько дней, и никогда не отказывался выпить, если кто-то предлагал. Впрочем, по словам соседей, в каком бы состоянии он ни был, в 8.30 каждый день как штык бежал на молочную кухню за питанием для Саши, которого любил больше всех.
Лена производила впечатление доброжелательной женщины. С мужем они ладили, но когда он запивал, случались скандалы.
— Не знаю, что их сближало. Может, любовь? — говорит Олег, один из их друзей. — А может, деньги. Ведь они жили в основном на то, что им отец Ивана подкидывал (родитель Кузнецова — юрист, раньше работал в прокуратуре). А Иван все пропивал. У нас во дворе он, наверное, всем остался должен.
Когда Саше было три месяца, Иван уговорил жену забрать Лерочку: “У нас нормальная семья, почему дочка должна находиться в доме ребенка?” Светлана Петровна уверяет, что с появлением еще одной крохи в доме ничего не изменилось.
— Лера, конечно, была больным ребеночком, с ней больше всего случалось хлопот. Но я ничего не могу сказать о том, как они к ней относились. Я заходила в их комнату украдкой, когда Лены с мужем дома не было, чтобы детей подкормить. Что там плохого было? Не знаю. Ведь мы работаем, их не видим. На суде я слышала, что ее истязали. Но я сомневаюсь.
— Неужели вы никогда не слышали, как девочка плачет в соседней комнате?
— Слышала, конечно. Но где вы видели детей, которые не плачут? А вообще-то у нас на редкость прочные, капитальные стены. Мы ничего не слышали.
...Однажды утром Светлана Петровна увидела на кухне испуганного зятя. Иван ей сказал, что ночью Лере стало плохо и она умерла.
— Похоронила я Лерочку как положено, — плачет бабушка. — Гробик маленький, красивый... Могильщик его на вытянутых руках бережно так в ямку опустил. Я стараюсь ничего не вспоминать. Это слишком тяжело: жить счастливо, знать, что все нормально, а потом всех близких людей в один день лишиться...
Вот так. По мнению педагога, в этой квартире вплоть до смерти крохи все без исключения жили прекрасно.
“Моя мама — самая лучшая!”
Когда Елену арестовали, ее младшему сыну Саше было 9 месяцев. Заплаканная бабушка сразу принесла внучонка в управу и объяснила, что малышом заниматься не может. А старшую, Катю, наверное, оставит себе.
Так Саша оказался в детдоме, а уже потом — в новой семье. У мальчика теперь есть обожающие его мама и папа, у которых не было своих детей, полный дом игрушек и свежие фрукты круглый год. Первое время, правда, мальчику была нужна помощь невропатолога. Ребенка ничего не интересовало. Кузнецовы вели ночной образ жизни, и Саша не спал ночью, а еще он пугался посторонних. Сейчас этот бутуз с надутыми щеками разговаривает фразами, любит играть в машинки.
Через месяц в управу снова пришла Светлана Петровна. За руку она вела 6-летнюю Катюшу. Как выяснилось, и этим ребенком она заниматься не может. Если бы она сразу отказалась от внучки, то братика и сестричку устроили бы в одну семью. Впрочем, бабушка, кажется, так и не поняла, что разлучила внуков.
В управе бабушка даже не дождалась соцработников из детдома — просто оставила девочку в казенном коридоре и ушла. В машине Катя рыдала и повторяла, что ее мама — самая лучшая. Сейчас она в больнице, но когда выйдет, Катя будет жить только с ней.
Шестилетняя Катя оказалась в тяжелом положении, ведь она жила с родными куда дольше Саши. Девочка ухаживала за братиком, кормила его из бутылочки, готовила еду для взрослых, ходила в магазин.
Психологи, пообщавшись с ребенком, схватились за голову. Малышка была здорово запугана. Даже дружелюбно протянутой руки девочка боялась как огня — обычно так ведут себя дети, которых регулярно избивают. Катя не умела ни считать, ни рисовать. И в игрушки играла по-своему — яростно рвала на куски плюшевых зайцев и мишек. Со сверстниками отношения не складывались, поскольку Катя пыталась ими командовать, копируя мать. Даже с мужчинами пигалица вела себя, как взрослая женщина, шокируя окружающих.
Тем не менее и для Кати смогли найти новых родителей. Девочка живет в дружной семье, где мама — педагог, папа — переводчик, а их родные дети уже взрослые. Сейчас она учится в первом классе.
Как-то Катя призналась: “Мама пила водку, вино и коньяк. Она нас не любила. Она била меня и мою сестренку Валерочку”. Выходит, Лерочку, не стесняясь, “воспитывали” на глазах старшей сестры.
Катя знает, что сестренки больше нет. Она говорит, что Лерочка у Боженьки на небесах.
Бабушка иногда навещает внучку и ревнует ее к “чужой” семье. Впрочем, Катюша про нее почти не вспоминает. Светлана Петровна у девочки ассоциируется только с подарками. Бабушка очень расстраивается.
Убийца на сносях
Поразительно, но Лена убивала дочь на седьмом месяце беременности! Четвертого ребенка мать-героиня родила в изоляторе в декабре 2000 года.
Голубоглазый светловолосый Мишка был в СИЗО всеобщим любимцем. Улыбчивый пупсик, как две капли воды похожий на малыша с рекламы детского питания. Новорожденного все хотели понянчить, а вот мать его не любили. Лена и здесь не изменила себе. С ребенком обращалась грубо, огрызалась на соседок по камере и скандалила с тюремном персоналом.
В управе посчитали, что младенец не должен расти в тюрьме, и начали вести переписку, чтобы забрать кроху из СИЗО.
— Операцию готовили тайно, — рассказывают мне в изоляторе, — боялись, что мать назло сотворит с малышом что-то страшное. Например, задушит.
Впрочем, все прошло нормально, только вот работницы СИЗО рыдали, когда милиционеры забирали малыша, а мать и глазом не моргнула.
Скоро и этот мальчик оказался в детдоме №19, это государственное учреждение отличается тем, что держит детей не в казенном доме, а устраивает в семьи москвичей. У ребенка первое время не было никаких эмоций, отсутствовала мимика. Малыш находился точно в ступоре. Людей Мишутка не различал, на погремушки не реагировал.
В новой семье карапуз быстро освоился, и видно, что здесь он привык быть любимым. Ласковый, жизнерадостный мальчик никого теперь не боится. Родители на него не нарадуются, у них с братиком целая комната игрушек.
“Дайте возможность восстановить семью!”
Полгода шло расследование уголовного дела.
Кузнецова и на суде вела себя агрессивно. И она, и муж только частично признали себя виновными.
Судья Людмила Виниченко, которую дома ждал свой маленький ребенок, безуспешно пыталась понять, почему Кузнецовы так издевались над малышкой. Иван заладил, что был в пьяном угаре и не понимал, что происходит. Елена утверждала, что Лера плохо ходила, а потому постоянно натыкалась на углы — вот откуда синяки и ссадины.
В материалах уголовного дела лежит заключение комплексной судмедэкспертизы. Поверьте, страшнее справки трудно себе представить. Эксперты пришли к выводу, что за последние 10 дней до смерти Леры на голову, тело и конечности ребенка “было оказано не менее 18—20 травмирующих воздействий!” Кроме того, девочка в любой момент могла умереть от истощения.
Уже шел суд по делу об убийстве Лерочки, а Елена строчила жалобы, требуя вернуть ей остальных детей.
Из жалобы Елены Кузнецовой на решение Пресненского суда Москвы о лишении ее родительских прав:
“Убедительно прошу вас отменить это решение. Я просто не смогу существовать без своих малышей. Я делала в жизни ошибки, но я не виновна (если только косвенно) в смерти моей дочери. Дайте мне возможность восстановить семью, воспитывать детей. Прошу разобраться в данной ситуации непредвзято”.
Суд посчитал, что вина супругов Кузнецовых доказана полностью. Их признали вменяемыми. Психиатры лишь отметили нестойкость привязанностей у Елены, повышенную вспыльчивость, раздражительность, конфликтность.
Елену Кузнецову суд приговорил к 15 годам лишения свободы в колонии общего режима, Ивана Кузнецова — к 6 годам лишения свободы в колонии общего режима, с принудительным лечением от алкоголизма.
Иван мотает срок в Мордовии, Елена этапирована в Можайск.
— На свиданиях мы с дочкой про прошлое не говорим, — мнет краешек клеенки Светлана Петровна. — Лена очень похудела, обострилась язва, да и нервы расшалились. Она уже свыклась с мыслью, что жить надо настоящим. В первых письмах просила забрать детей домой. Я ответила, что не потяну такого ни материально, ни физически. Да и работу пришлось бы бросить. В общем, несерьезно это, — впервые за время нашей беседы улыбается женщина.
Лена по-прежнему пишет жалобы во все инстанции. Вдруг удастся кого-то разжалобить и приговор отменят.
Дети у этой красивой женщины получились как на подбор — белокурые ангелочки с грустными голубыми глазищами.
Как этим счастьем распорядиться, Лена не знала. Она просто влюблялась и рожала ребенка. И назвать дитя старалась так, чтобы угодить мужчинам. Валерия, например, получила имя в честь отца девочки.
Только и эта уловка ей не помогла. Любимые сплошь попадались какие-то неправильные, не нужны им были ни Лена, ни ее дети. Может быть, потому, что сердце Лены оказалось насквозь червивым, как гнилое яблоко?
С журналистом Лена встречаться отказалась.
— Зачем? — удивилась она. — У меня вся жизнь впереди. Срок-то не резиновый. Выйду небось по амнистии, верну детей, и все будет хорошо. Зачем мне разглашать подробности личной жизни? Это такое пятно на репутацию!
В Можайске она уже освоилась. В письмах Лена просит мать привезти в колонию кремы, кастрюли и нарядные кофточки. А еще — выслать фотографии детей. Вот только снимок с Лериной могилки Лена попросила в конверт не класть. Это уж увольте. Тяжело матери на это смотреть, сердце-то у нее не каменное.
Имена и фамилии героев изменены в интересах усыновленных детей.
