Мадам Bошкина

“Или вошь победит социализм, или социализм победит вошь”, — заметил некогда Владимир Ильич Ленин. Россия в конце концов выбрала европейский, то бишь капиталистический путь развития. А что еще оставалось делать, если вши оказались неистребимы? Да и как им было исчезнуть с лица и тела, если столичные бомжи, например, специально разводят на себе насекомых. Нет, не от большой любви к братьям меньшим, просто без вшей у отверженных нет возможности помыться. А зимой вопрос личной гигиены у лиц без постоянного места жительства стоит особенно остро.

Репортеры “МК” решили принять посильное участие в борьбе за гигиену на всей территории Москвы и проработали день на дезинфекционной станции №1.


Ровно в восемь утра у дверей санпропускника собралась большая, дурно пахнущая толпа. Копошащихся на одежде и волосах паразитов никто не стеснялся, наоборот, их старались выставить напоказ — а то не пустят, здесь ведь не бесплатная баня!

Перед началом смены облачаюсь в униформу дезинфектора: белый халат и колпак.

— А резиновые фартук и нарукавники зачем? — искренне удивляюсь я.

— Чтобы вши скатывались, — пожимает плечами здешняя хозяйка Нина, пораженная глупостью вопроса. — На ногах у них — коготки, вцепляются в тело или одежду насмерть.

Пора запускать первую партию бомжей. Из распахнутой двери на нас напирает толпа. Только теперь я понимаю, для чего перед дверью оборудован длинный узкий коридор.

— Назад! — хорошо поставленным сержантским голосом кричит Нина. — Сколько раз говорила — пьяных не берем! — величественно отодвигает она небритого детину с кровоподтеком в половину лица.

— У меня вши, мать, пропусти! — кричат из толпы. — Я весь обчесался! Помойте!

Продолжая сдерживать толпу, дезинфектор командует: “С талонами от врача — проходи!” За одну минуту Нина рассортировывает кричащую и размахивающую руками бездомную братию. К заветному крыльцу ковыляют шесть отобранных счастливчиков. “Суки, не выйдете сегодня отсюда!” — кричат им вслед оставшиеся за бортом.

— Все, что сняли с себя, вешаем на вешалки, носки и трусы привязываем, ничего не пихаем в рукава, вытаскиваем из брюк ремни, из карманов — зажигалки, не сдаем в дезкамеру кожу, замшу, натуральный мех... — чеканит в предбаннике Нина. — Все, время пошло.

Из раздевалки слышатся крики и ругань. “Не толкай хромого и не скандаль! — осаживает разбушевавшегося сына гор Гиви дезинфектор Нина. — Здесь я скандалю!” Тележка начинает наполняться одеждой.

— “Живой” воротник видела? — кивает мне на сброшенное на пол пальто Нина. Присматриваюсь и с содроганием осознаю, что нутриевый воротник драповой тужурки шевелится, он сплошь покрыт вшами!

От несносного запаха мочи мне становится дурно. Я зажимаю нос и дышу ртом через повязку. А Нина и ее напарница дезинфектор Лена равнодушно развешивают в специальной камере грязные куртки, рубашки, трусы бездомных. Одежда пройдет обработку паром при температуре, близкой к ста градусам. Видавшая виды дубленка и кроличья шапка — отправляются в малогабаритную импортную установку. “Ценные” вещи бомжей, дабы избежать усадки, обрабатываются в щадящем режиме — сухим паром.

Зри в корень!

Первым к столу на регистрацию подходит чернявый мужчина. На синюшной руке татуировка — черт с мешком. “Так ты Иньев? — интересуется Нина. — В прошлый раз был Диньевым”. Сутулый бородач, польщенный тем, что его запомнили, выпрямляет спину.

Следом за ним к столу голышом подходит парень с запавшими глазами. Представляется Толиком Горбачевым из Донецка... Руки у строителя, подрабатывающего ремонтными работами, покрыты коростой. Прежде чем лечь в стационар с псориазом, пришел на санобработку. На розовом кафельном полу приплясывает освободившийся из колонии Вадим Зинин. У него во рту очень мало зубов, а на ногах большие круглые черные ногти.

— Четыре ходки, двенадцать лет по колониям, — шепелявит клиент. — Распад легких, говорят, в диспансер надо, пока не подох.

Зинин чихает, и я натягиваю марлевую повязку до самых глаз.

— Все как из Освенцима, — читает мои мысли Лена. — Бывает, просят: “Сестричка, хлебушка не найдется?” Что делать, даем.

— Где им устроиться, — сочувствую я.

— Где устроиться! — фыркает Нина. — У нас ставка дворника свободна, три тыщи в месяц, я каждому предлагала, все послали!

Нина вооружается распылителем с дезинфицирующим раствором и зычно гаркает:

— На обработку становись!

Щедро распыляя из пульверизатора раствор на голову, подмышки и пах клиента, она командует: “Втирай в корни волос! — и уже нам объясняет: — Излюбленное место вшей — лобок и темя”.

Для горячего горца дезинфектор набирает новую порцию раствора. Вши по достоинству оценили волосатое тело Гиви!

Мне было доверено обработать последнего из шестерки — таджика Меджита. Я побрызгала раствор на голову клиента, на пах сил не осталось...

Залитые головы наши подопечные укутывают на 20 минут стерильными косынками. Пока “идет процесс”, дезинфекторы рассказывают мне о постоянных клиентах.

Вши мутируют и крепчают

Если мыться приходил Петя — туз, персонал станции знал: драк в очереди, пока он не удалится, не будет. Являлся авторитет на станцию всегда при параде — в костюме и галстуке, у дверей в “баню” всегда стоял первым. Карточный шулер из своих шестидесяти шести лет сорок отсидел в тюрьме. Он всегда сам выбирал, с кем ему идти мыться, кому-то говорил: “Ты со мной не пойдешь, ты тоже...”, а вконец спившемуся и опустившемуся бомжу шипел: “Тебя бы, вшивого, на зоне в первый же месяц кончили”.

До сих пор помнят дезинфекторы и интеллигентную бывшую учительницу из Санкт-Петербурга Ирину. Дети разменяли семейную квартиру, а на новой жилплощади матери двух сыновей места не нашлось. Она приходила на санобработку всегда вместе с собакой Катькой. Когда Ирину с психическим припадком увезли в клинику, псина приходила встречать хозяйку к станции еще целый месяц... Потом пропала.

Целый год ходила на станцию скрюченная старушка. У нее было семеро детей, но никто не захотел взять к себе больную мать. Вспомнила Нина о бывшем враче-стоматологе, о народном артисте республики Марий Эл, о старичке с орденскими планками...

...20 минут прошли. Каждому из шестерки мы вручаем стерильную мочалку и четвертую часть куска хозяйственного мыла. При этом шеф строго предупреждает: “В вашем распоряжении 15 минут!”

В это время срабатывает звуковой сигнал дезинфекционной камеры, и мы направляемся выгружать “прожаренную” одежду подопечных. Боже, свитера, куртки и рубашки пахнут так же мерзко, как до обработки!

— Кто им тут стирает? — Нина поднимает чьи-то драные трусы, и на пол сыплется волна дохлых насекомых. — Уничтожили на одежде вшей да гнид, вот и ладно!

Набрав в легкие побольше воздуха, задерживаю дыхание и лезу металлическим крюком в камеру за вешалками с “прожаренными” носками и трусами. Выгружаю их на чистую тележку и вдруг, бросив крюк, начинаю... лихорадочно чесаться.

— Не бойся, это нервное, — успокаивает напарница. За минуту выгрузив все оставшееся имущество бомжей, она продолжает рассказывать: — Вши мутируют и крепчают! Теперь, случается, после прожарки насекомые не дохнут, и приходится запускать все заново.

Бургомистры чердаков

Бывает, разомлев под душем, клиенты падают на кафельный пол с припадками эпилепсии, с инфарктами, а случается, засыпают около теплой стенки. Выкурить подопечных из “сауны” Нине непросто — никому не хочется из теплой душевой выходить на мороз.

После третьего окрика шефа сушить волосы к одному из двух фенов выходит первый отмывшийся бомж. Голова его вся в свалявшихся колтунах. Он ложится в больницу, и Нине надлежит постричь его “под Котовского”. Стряхивая с головы подопечного убитые яйца вшей — гниды, дезинфектор продолжает меня просвещать: “Видят вши плохо, зато обладают отличным обонянием. Поэтому и выбирают себе наиболее “аппетитного” хозяина и сохраняют к нему “трогательную привязанность”. Снятая с человека вошь, даже при наличии большого выбора, всегда возвращается назад к хозяину”.

Полтора часа, которые отводятся на обработку и мытье каждой партии маргиналов, подходят к концу. Пока клиенты одеваются, заполняем с Ниной справки — “санитарные противоэпидемические пропуска”. В каждой из них указываем фамилию клиента, время санобработки и число. По выданному документу бомжи могут ездить бесплатно на любом виде транспорта в течение трех дней, поэтому справка для них сродни паспорту.

Нередко милиционеры, найдя в кармане у убитого бомжа справку о санобработке, приезжают на станцию, изучают журнал регистрации — с кем из дружков и знакомых он избавлялся недавно от вшей.

— Якши! — говорит распаренный Меджит.

— Сейчас бы еще по 150 грамм! — закатывает глаза Горбачев.

Бывший научный работник Князев, старательно вычесывая из головы гнид, доверительно рассказывает:

— А ведь было время, когда с помощью вши у шведов в Граденбурге проходили выборы бургомистра. Претенденты выкладывали свои бороды на стол, в чью заползет вошь, тому и быть избранным.

Женский день

В отличие от меня, Нина не брезглива. Подходя к каждому из подопечных, она деловито запускает руки в перчатках в шевелюры. Фирма должна отвечать за качество работы! В головах обработанных и отмытых клиентов не должно остаться живых паразитов.

Мне достается проверить “на вшивость” Гиви. В буйной шевелюре я вижу только перхоть...

— Это не перхоть, — тут же объясняет Нина. — Это гниды! Вычешет!

И тут же бомжам:

— Вешалки собрали? Разобрались с вещами?

И объясняет:

— Все воруют! Краны откручивают, полотенца тащат. Пока все не проверю, дверь не открываю и справки не выдаю.

Выпустив на волю отмытых бомжей, включаем во всех помещениях бактерицидные лампы, пока раздевается новая партия, моем душ, обрабатываем в дезинфицирующем растворе резиновые коврики и мочалки. И вновь все идет по кругу...

На этот раз “заплыв” — женский. С дамами работать сложнее, чем с мужчинами, — они капризные, крикливые и скандальные. По статистике, на десять бездомных сильного пола приходится одна дама-бомж. Поэтому и банных дней на станции у женщин меньше — три раза в неделю, по одному сеансу в день.

— Я часто вспоминаю Валю Таджибаеву, приехавшую из Казахстана, — говорит Нина. — Очень аккуратная была дама, после сеанса по собственной инициативе за всеми убирала, дерущихся женщин разнимала и мирила. Она к нам долго ходила. А потом пропала. Только недавно я узнала, что ее убили в подземном переходе. Ей и сорока еще не было.

Во время нашего визита обработка и помывка женщин обошлась без драк. Более того, будучи в чем мама родила, дамы охотно позировали нашему фотокору. А на прощание, громыхая сумками, набитыми пустыми бутылками, кокетливо махали ручками...

— Через неделю снова заявятся, — говорит Нина. — Мы без вшей не берем, так они, чтобы помыться, обмениваются одеждой, “населенной” паразитами.

Столичные санпропускники уже не справляются со все возрастающим потоком бездомных. Только за прошлый год на трех дезстанциях отмыли и избавили от вшей и чесотки более 68,5 тыс. человек. По данным независимых экспертов, в Первопрестольной обитают сейчас около 100 тысяч бомжей. И 50 — 70 счастливчиков, которых в состоянии принять за день одна дезинфекционная станция, — это капля в море. В марте в районе Курского вокзала торжественно распахнет двери еще один санпропускник. Уже сейчас бомжи со всей Москвы собираются на его открытие.


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру