— В последнее время у нас почти перестали говорить о военной реформе. В какой она стадии?
— Давно понятно, что ситуация с военной реформой зашла в тупик. В России, кроме стратегических ядерных сил, нет полностью боеготовых военных структур. Сегодня реформировать уже нечего. Надо возвращаться к точке отсчета — создавать новую военную организацию и новые законы для нее.
Если мы говорим о серьезной военной реформе, то государство и общество должны нести определенное бремя моральных, финансовых и иных издержек на содержание армии. Но общество это сегодня не понимает.
— Вам не кажется, что такое отношение к воинской службе — нормальная реакция людей на безобразия в армии и непопулярную войну в Чечне?
— Все, что сегодня касается чеченских событий, отрегулировано указом президента. Не стану говорить о первой кампании, но к 99-му году надо было все предусмотреть в Законе “О чрезвычайном положении”. Мы же его приняли гораздо позже — третьим составом Думы. Тем не менее президент прав, что не меняет нормативную базу контртеррористической операции. Сейчас вводить чрезвычайное положение в Чечне уже нет необходимости.
Да, там идут боевые действия, специальные операции. Но нет войны: доля применения Вооруженных сил несравнимо ниже, чем в 95-м году. Командует всем Федеральная служба безопасности, а не Минобороны.
— Все-таки как быть с реакцией общества на чеченские события? Людям не легче от того, что война на Кавказе сменилась контртеррористической операцией. Как гибли там в 95—96-м, так и сейчас гибнут.
— Согласен, что в Чечне сегодня находится значительно больше войск, чем определено. Но военное присутствие планово снижается. А выстрелы из-за угла, взрывы, диверсии будут продолжаться еще очень долго — может, 5, 10, 15 лет...
После подписания абсолютно предательских Хасавюртовских соглашений три года никто ничего не делал, чтобы подготовить Вооруженные силы к решению собственно военных задач в особых условиях. У чеченцев же были неограниченные возможности в приобретении оружия и боеприпасов непосредственно на заводах-изготовителях, и сегодня они воюют советским и российским оружием.
— Боевики абсолютно законно закупали в России оружие?
— Конечно. В свое время Черномырдин требовал от руководителей министерств и ведомств сотрудничества с Чечней. Так, в частности, было подписано соглашение между российским и чеченским МВД. Были соглашения и по другим ведомствам. На их основе Чечня совершенно официально закупала в России вооружение. Они еще и по криминальной линии его получали.
— Но ведь ничего не изменилось: сегодня то же предательство, та же продажность...
— Это очень важный вопрос, и у меня на него ответа нет. Но я убежден, что на небольшой территории, которую занимает Чечня, невозможно долго скрываться при наличии такого количества и разнообразия спецслужб. Почему не берут Масхадова, Басаева и других главарей — я просто не знаю. Этот вопрос должен возникать и у президента, и у правительства.
А вопросы есть ко всем службам. Я их задаю руководителям ведомств, но исчерпывающего ответа не получаю. Одновременно вижу многие трудности, с которыми сталкиваются те, кто исполняет приказы и распоряжения. Предательство редко случается там, где люди непосредственно выполняют задачи.
— Выходит, предательство там, где эти задачи ставят?
— Это другой вопрос — давайте оставим его без ответа. Скажу лишь, что это, наверное, сегодня самый главный вопрос для президента. Ответив на него, мы поймем, почему до сих пор не решена чеченская проблема.
