Медицинский десант

Обрыв времени, мгновенный крах множества человеческих судеб, смерть или жизнь вопреки смерти — все это в одном страшном слове: катастрофы (взамен которого сейчас даже придумали новый, не столь пугающий термин — биосферное возмущение). Техногенные, природные, социальные... Люди пытаются предугадать, защититься, ну а если не получилось, то хотя бы спасти тех, на кого обрушился удар. Для этого в России существуют специальные организации, одна из которых — Служба медицины катастроф.

За 10 лет специалисты Всероссийского центра медицины катастроф “Защита” участвовали в 67 спасательных десантах. Работать пришлось в самых разных уголках “шарика” — на Сахалине, в Чечне, на берегах Лены, в Колумбии, Афганистане, Турции...

— Самый трудный выезд?.. — главный врач госпиталя ВЦМК “Защита” Ирина Назарова задумалась. — Каждая командировка оказывается по-своему трудной... Когда затонул в Баренцевом море “Курск”, от нашего центра послали в Видяево реабилитационную бригаду. Грузимся в самолет, а там 104 пассажира — родственники моряков с подлодки. И представьте себе, незадолго до приземления передают по радиотрансляции последнее сообщение правительственной комиссии: весь экипаж “Курска” погиб. Пришлось нашим специалистам — психологам, психиатрам — начинать работу прямо в самолете... Уже на базе в Видяеве, куда привезли родственников, было по крайней мере семь попыток самоубийства. Но самые тяжелые часы довелось пережить, когда шли на теплоходе к месту, где затонул “Курск”. Осиротевшие жены, матери, отцы, дети подводников держались буквально из последних сил, а ведь среди них была даже женщина на пятом месяце беременности! Помню, одного парнишку мне пришлось буквально держать за руку, иначе он бросился бы за борт: на “Курске” остался его старший брат...

На Сахалине, в Нефтегорске, полностью разрушенном землетрясением, врачи из “Защиты” оказывали людям только самую неотложную помощь. Но погода часто капризничала, полеты “вертушек” отменяли, и тогда приходилось выполнять серьезные операции в полевых условиях... Миновало три дня, казалось бы — все, теперь уже не найти под завалами живых. И вдруг на четвертые сутки из груды битого кирпича и обломков бетона вытаскивают грудного ребенка. Целехонького! В момент землетрясения он каким-то чудом закатился под свою кроватку, которую сверху перекрыло осевшей плитой. В этом случайном убежище малыш и спасся. Врачи смачивали марлевую салфетку в растворе глюкозы и с помощью такой импровизированной соски кормили обессилевшего человечка.

Дополнительные, порой совершенно неожиданные трудности создает для медиков-экстремалов “местный колорит”.

— Во время спасательных работ на месте землетрясения в Турции из завала достали женщину, находящуюся в очень тяжелом состоянии. Чтобы ее вернуть к жизни, требовалась срочная инъекция специального препарата, причем колоть следовало в подключичную зону, а для этого нашему врачу пришлось расстегнуть платье на груди пострадавшей. И тут же на него накинулись с кулаками и палками несколько местных жителей, находившихся неподалеку: по законам Корана, постороннему мужчине подобные вольности категорически запрещены.

Другой, еще более драматичный эпизод произошел во время так называемой первой чеченской кампании. В полевой госпиталь медицины катастроф, развернутый возле Старой Сунжи, привезли 14-летнего мальчишку, подорвавшегося на мине. Осколками ему распороло грудь, живот... Помочь было уже невозможно. Врачи зашили у умершего эти раны, чтобы он не столь страшно выглядел, и передали тело родственникам. А через несколько дней внезапно нагрянули разъяренные “джигиты” во главе с отцом погибшего подростка. Мужчины кричали, что проклятые русские вырезали у трупа мальчика внутренние органы для продажи. При виде этой воинственной толпы местная охрана в страхе разбежалась, и вооруженные, жаждущие мести люди ворвались в помещение. Положение спас работающий в госпитале врач-чеченец Сулейман. Он поклялся перед соплеменниками, что ничего подобного не было, и сумел-таки остановить несправедливую расправу.

Основное “боевое подразделение” Центра медицины катастроф — БЭР. Бригада экстренного реагирования. В ней дежурят 12 человек. Все необходимые медикаменты, оборудование, инструменты заблаговременно упакованы в специальные контейнеры и погружены на машины. Поэтому максимум через 15 минут после тревожного сигнала мобильная группа медиков-спасателей обязана выехать к месту катастрофы.

Лишь только дежурная бригада за порог — ее место в “первом эшелоне готовности” занимают дублеры. “Подвахтенных” медиков, водителей, инженеров, сидящих по домам на телефоне, тут же вызывают в центр: а вдруг по закону подлости и еще где-нибудь что-нибудь случится?!

Кроме самих БЭРовцев на суточной вахте в боевой готовности находятся еще около 70 врачей. Прикрепленные специалисты разных профилей работают в ведущих клиниках столицы — в Склифе, в Институте нейрохирургии, в 8-й детской больнице, в госпитале им. Бурденко — и по совместительству участвуют в экспедициях ВЦМК. Это ударная сила Центра медицины катастроф. Если ситуация на месте происшествия требует серьезного медицинского вмешательства, то вслед за экстренной бригадой туда направляется целый полевой госпиталь. Здесь уже иные масштабы по сравнению с БЭРом: до 40 человек медиков и технического персонала, 35 тонн оборудования (лекарства, инструменты, приборы, автономная электростанция, пневмокаркасные модули-ангары, в которых должен размещаться госпиталь).

Командировки в районы Северного Кавказа — особая песня.

— В Ингушетии, в Барсуках, девять месяцев стоял наш туберкулезный госпиталь, — вспоминают врачи ВЦМК. — За это время через него прошло более 1200 человек. Среди них и наркоманы, и бандиты встречались... Порой было ощущение, словно дышат недобро тебе в спину... Нет, конечно, люди понимали прекрасно, что российские врачи их спасают, вытягивают “оттуда”, но при этом кто-то из туберкулезников вполне мог, когда идешь мимо, кашлянуть прямо в лицо или мазнуть по одежде ладонью, на которой остались следы его мокроты.

...С утра до вечера клубилась у входа в приемное отделение толпа беженцев. Напирали так, что ломалась металлическая ограда, а дюжие охранники едва сдерживали людей, рвущихся на прием к врачу. Даже ночью работникам медицинской бригады не всегда удавалось передохнуть.

— Однажды слышим рев мотора, и из темноты прет БТР. Сшибает створки ворот, тормозит у входа в госпитальный модуль, и какие-то люди в камуфляже тащат к нам раненого. Кто, откуда — непонятно, но ведь пострадавший-то — вот он. Нужно спасать.

“Своя” медицина в районах Чеченской Республики, где уже много лет не утихает вооруженный конфликт, пришла в упадок: больницы и поликлиники разрушены, квалифицированного медперсонала не хватает...

— В Шелковском районе нашей госпитальной бригаде прислали на подмогу медсестру из местных. Спрашиваем ее об образовании, и барышня с гордостью протягивает “удостоверение” — на листке из школьной тетради накарябано: такая-то помогала перевязывать раненых во время боевых действий, а потому рекомендуется в госпиталь на должность операционной сестры. И подпись: начальник шариатской безопасности. Тут уж хоть стой, хоть падай!

Немудрено, что при таком уровне “родного” медицинского обслуживания аборигены во что бы то ни стало хотят попасть на прием к приезжим российским врачам. Кроме всего прочего немаловажную роль играют и чисто меркантильные соображения. Бесплатная медпомощь для местных жителей — словно мед для мух. Даже если и нет особой надобности, как же не сходить к доктору? Как не получить от него на халяву хоть таблеточку?!

— Помню, когда наша бригада работала в Слепцовске во время второй чеченской, повадился ходить на амбулаторный прием немолодой чечен, — рассказывает “технарь” из центра “Защита” Игорь Бобьяков. — Придет, на кашель жалуется, просит врача помочь. Тот дает ему лекарство — как положено по инструкции, одну дозу, — и выписывает рецепт. Мол, купишь такой препарат для дальнейшего лечения в аптечном киоске. А чечен через денек опять тут как тут — опять пожаловал за дармовой таблеткой. Думаете, у него денег не было? Как бы не так! Нам его же сородичи рассказывали: у этого “бедненького-несчастненького” чуть ли не пять автоцистерн-нефтевозов в Чечне имеется!..

Буквально через несколько минут после того, как стало известно о теракте на Дубровке, к театральному центру выехала дежурная бригада экстренного реагирования. Рядом с ДК ГПЗ было решено развернуть операционно-перевязочный пункт центра “Защита” — на случай взрыва в зрительном зале.

Аврал начался практически сразу же после штурма здания. Специалисты московского Центра экстренной медицинской помощи и службы “03”, врачи дежурной бригады ВЦМК прямо у разгромленных стеклянных витрин первого этажа проводили сортировку пострадавших, определяя тех, кого следует отправлять в больницы в первую очередь. А токсиколог и реаниматолог из центра “Защита” работали в соседнем с ДК ГПЗ госпитале ветеранов, куда привозили самых тяжелых пациентов.

— Уже через каких-нибудь 15—20 минут реанимационное отделение госпиталя оказалось переполненным, — рассказывает врач Галина Кадученко, возглавлявшая в тот день дежурную бригаду. — Оказывать помощь приходилось прямо на улице. Здесь же, на мостовой, пытались “раздыхивать” тех “нордостовцев”, которые находились в бессознательном состоянии... Обстановка была очень напряженной еще и потому, что никто не знал, удалось ли полностью обезвредить всех бандитов. Откачиваем заложников и все ждем: вот-вот ахнет взрыв!..

Про специальный газ, запущенный в зрительный зал, никто из медиков, находившихся возле ДК, поначалу даже и не догадывался.

— Наша “санитарка” первой вырулила из гущи автомобилей, столпившихся у ДК, — вспоминает Игорь Бобьяков, участвовавший в эвакуации заложников. — Привезли на ней в госпиталь ветеранов четверых ребят. Доктор в приемном отделении видит, что один из них буквально “плывет”, теряя сознание, и даже растерялся немного. Стал первым делом вены на руках у парнишки осматривать: искал следы от уколов, думая, что террористы ему какую-нибудь гадость ввели...

Уже позднее спасатели и врачи узнали о применении химических спецсредств при штурме, и заложникам, казавшимся наиболее пострадавшими от газа, стали делать уколы налоксона.

— Наша страна считается общепризнанным лидером в сфере экстренной врачебной помощи, — рассказывает директор центра “Защита” Сергей Гончаров. — Сейчас в США создают федеральную экстренную медицинскую службу именно по российскому образцу. За 10 лет существования ВЦМК наши специалисты имели — увы! — очень много возможностей совершенствовать методы работы, проверять в деле самые лучшие образцы оборудования, инструментов, средств спасения... Об уровне квалификации людей, участвующих в спасработах, говорит хотя бы следующий факт: согласно мировой практике катастроф, в результате такого страшного землетрясения, которое случилось в Нефтегорске, там должно было погибнуть до 95% жителей, но нашим “чрезвычайщикам” удалось сохранить жизнь почти трети нефтегорцев! В Турции, куда бригада центра “Защита” вместе со спасателями МЧС была направлена для работы в зоне, пострадавшей от землетрясения, они спасли столько людей, сколько все остальные бригады из 22 стран мира вместе взятые...