— Скальпель! Скальпель! Я Бацилла! В Шали на фугасах подорвались шесть человек. Один погиб. Разрыв селезенки, оторваны верхние и нижние конечности, тяжелейшее ранение в голову...
Это известие застало нас в Моздоке. Вот тебе и война в Чечне кончилась! Впереди предстоял полет на вертушке в 42-ю мотострелковую дивизию, что базируется в Ханкале.
Наш самолет стал первым пассажирским, приземлившимся в Моздоке после восьмилетнего перерыва. С 1996 года полеты сюда осуществлялись только на военном транспорте.
Какие такие ветры занесли простых журналистов в зону боевых действий? Московская область шефствует над 42-й дивизией уже три года. Каждый месяц губерния собирает гуманитарную помощь. В этот раз три тонны груза, на которых детским почерком старательно выведено “От Чеховского района с любовью!”, вез сам глава района Геннадий Недосека. Компьютеры, факсы, канцелярские принадлежности грузили всю ночь. Бабушки-пенсионерки не хотели отпускать мэра без своего вклада. Даже перед самой отправкой на тележках подвозили коробки: теплое белье и сигареты для солдат.
В Моздоке “тушка” “Россия”, как тополь на Плющихе, красовалась среди бронированных вертолетов. Журналисты и артисты бросились фотографироваться. Но летчики нас тут же обломали: до полета “ни-ни” — плохая примета.
В вертушке оказалось тесно и тревожно. Автоматы и парашют — один на всех — навевали мысли о бренности бытия. А у столичных певиц, известных в узких молодежных кругах, из групп “Любовницы”, “Платинум” началась паника. Громче всех причитала “Одинокая русалка” — Оксана, двойник Наташи Королевой. Ксюха вопила, что нас обязательно собьют.
В течение 45 минут до Ханкалы вертушка то поднималась ввысь, то резко пикировала вниз. Нас никто не обстреливал, но, пролетая над полями, каждый раз пилоты выпускали тепловые ракеты.
— Если боевики долбанут ракетой, то наши тепловые ее перехватят, — обнадежил нас летчик. — А если из пулемета, то... Аллах акбар.
Благополучно приземлившись в 42-й гвардейской Евпаторийской мотострелковой дивизии, мы ожидали увидеть разруху и знаменитую чеченскую грязь. К нашему удивлению, военный гарнизон ничем бы не отличался от маленького городка в Подмосковье, если б не люди в камуфляже с оружием и у каждого подъезда солдатик с собакой. Обычные пятиэтажки, кирпичные казармы, одна школа и даже магазины! Кругом асфальт и цветочные клумбы. За оградой несколько кафешек. Однако комдив запрещает лакомиться в забегаловках. Не так давно с виду обычный шоколад с фундуком отправил к праотцам троих солдат. Вместо орешков там был... цианистый калий.
Завидев нас, солдаты отвлеклись от строевой подготовки и замахали руками. Даже в журналистах они хотели видеть звезд эстрады и просили автографы. Круглосуточная служба и телевизор — все радости. А тут целый концерт. В дивизии 16 тысяч человек. Большинство — срочники с периферии.
Отведав гороховый суп и гороховую же кашу, запив все киселем (по случаю поста тоже гороховым), мы пошли обследовать окрестности.
— Что вы, как туристы, разгуливаете по гарнизону! — гаркнул на нас полковник Виктор Субоняко. — Не знаете, что за забором минные поля? В воинской части следует ходить строем!
Смягчившись, он сам решил стать нашим гидом. Поднявшись на пятый этаж обычного дома, мы очутились у двери с надписью “электрощитовая”. А там... лестница на крышу и наблюдательные посты.
Хотя с виду все спокойно, наши чеченские “друзья” бойцам расслабляться не дают. Регулярно обкладывают автотрассы минами и фугасами. Солдаты круглосуточно следят за близлежащими домами и обо всех движениях и изменениях докладывают руководству.
Поездка для чеховской администрации оказалась насыщенной на перелеты. Глава района привез в Шали медикаменты, хирургические комплекты, шприцы. Все оказалось очень кстати: несмотря на провозглашенный мир, госпиталь забит больными и ранеными.
Буквально перед нашим приездом на фугасе подорвался 27-летний капитан Павел Маташук — командир инженерно-саперной роты.
— Осколок чудом не задел позвоночник, — рассказывает Павел. — Врачи не стали его удалять, потому что можно повредить спинной мозг. Через пару дней вернусь в строй. Уже привык, это пятое ранение за двухлетнюю службу.
Павлу повезло: к нему приехала жена Светлана — старший сержант.
— У нас была первая свадьба в полку, — улыбается девушка. — Я в фате и белом платье разъезжала на бронированном грузовике. К концу дня наряд стал черным... Муж собрал мне букет на минном поле!
Капитальные казармы в городке отстроили года два назад. Раньше солдаты жили в палатках и вагончиках. Удобства на улице, душ по праздникам, если воду подвезут. Восковая свеча одна на несколько семей. Свечи и сейчас наготове — перебои со светом так и остались. Вода в казармах либо холодная, либо горячая. Отопление — символическое. В магазинах скудный ассортимент. Дикое сочетание на одной полке макарон и “Фейри”. Зато по хорошим ценам. Четырехсотграммовая буханка черного хлеба обходится в 9 рублей. Жалованье у срочника — 3 тыс. 700 рублей, у контрактника — 11 тысяч.
— Сам просился в Чечню, — признается 18-летний Сергей из Волгограда. — У нас таких денег не заработать. Коплю и высылаю маме. Отца нет, да еще два брата.
Особенно тяжело офицерским семьям с грудными детьми. Все приходится закупать на “большой земле”, так военные называют мирную Россию.
— Если кто-нибудь едет в отпуск, детское питание заказываем на полгода вперед, — рассказывает Алина Лаушкина, жена подполковника и мама двухмесячной Настеньки.
Офицерская семья Лаушкиных живет в отдельной однокомнатной квартире. Хотя жилая комната всего 12 кв. м и кухня малюсенькая — это почитается за счастье. Есть семьи, в которых жены ночуют в женском общежитии, а мужья в мужском. Или две семьи ютятся в одной комнате, разделенной занавеской. У Алины с Володей второй брак.
— Поехали в Чечню, потому что на гражданке нет квартиры, — признается глава семьи. — У нас с Алиной от первого брака по сыну. Мечтаем жить все вместе, но в одной комнате это нереально. Пришлось детей оставить с бабушками.
Узнав о подобных проблемах, Геннадий Недосека вручил самым нуждающимся три ключа от элитного жилья в Чеховском районе. Как раз три офицерские семьи готовились к возвращению на “большую землю”.
С рождаемостью в 42-й дивизии все в порядке. У них даже есть свое гинекологическое отделение. К нашему удивлению, его начальником оказался обаятельный голубоглазый блондин 26 лет в звании подполковника. Военные гинекологи большая редкость. Алексей Лескин работал в центральной больнице в городе Волжский. Ему сулили блестящую карьеру. Уже в 24 года он чуть было не стал заведующим роддомом. Как гром средь ясного неба грянул призыв в армию.
— Такое отделение, как у нас, — роскошь, — хвалится Алексей Иванович. — Раньше рожениц под обстрелами эвакуировали на вертолетах. За полтора года у нас появилось 15 младенцев!
Единственно, чего не хватает доктору, — инкубатора для новорожденных. Пока недоношенных не было, но Алексей Иванович и к этому готов. Сам соорудил теплую палатку, сшил стены из полиэтилена и солдатских шинелей. Внутри домика бутылки с горячей водой. Младенцев выхаживает его жена Виктория, педиатр. В то время пока родители работают, их собственной трехлетней дочке солдаты читают “Мойдодыра”.
— Когда мы сюда приехали, Даше был год, — вспоминает Вика. — Два дня ребенок спал на чемодане прямо на взлетной полосе. Хорошо, что было лето...
Детские кроватки можно купить только на “большой земле”. Но и тут доктор Лесков творчески выполнил боевую задачу. Подрядил опытного отца Лаушкина. В свободное от службы время подполковники... варят кроватки из железных труб. Получаются произведения искусства! В дивизии современный психологический центр. Несмотря на поздний час, за полночь, специалистам не до сна. Они анализируют анкеты и рисунки. Ирина Валентиновна Мисанова — военный психолог, жена полковника авиации. В части уже три года. К сожалению, без мужа. Он остался дома, страдает от рака.
— Вся жизнь связана с Чечней, — вздыхает Ирина Валентиновна. — Муж начинал карьеру в Ханкале. В Грозном родился сын. Теперь я совсем одна. Нужно быть рядом с мужем, но мои заработки — единственное его спасение.
Конечно, не из-за денег она три года терпит одиночество. Ирина Валентиновна в хорошем смысле одержимая. Только она может помочь мальчишечьим проблемам!
— Мне до слез жаль, когда приходит 18-летний ребенок, плачет и говорит, что ему страшно, хочется к маме, — рассказывает Ирина Валентиновна. — Через пару занятий уходит счастливый и уверенный, что за командира жизнь отдаст.
Как ни странно, к психологам чаще обращаются офицеры, а не их жены. Боевому полковнику и стыдно, и страшно доверять личные тайны.
Мужчины чувствуют себя неуверенно после годовалой разлуки с супругой и опасаются за ее верность. У Ирины Валентиновны мечта — открыть настоящий реабилитационный центр в родном Краснодаре. Там их 24 тысячи, прошедших Чечню. Перед мобилизацией солдат учат общаться с работодателями и писать резюме. У бывших бойцов огромные проблемы с трудоустройством. Ирина Валентиновна достает коробку писем, где вчерашние солдаты умоляют помочь. Их нигде не берут, когда узнают, что они с войны.
— Менеджер наорал на меня. Обзывал безбашеннным с “чеченским синдромом”, — негодует Саша из Чувашии.
Когда мы уезжали, несколько солдат дали телефоны своих родителей и просили передать “привет” и что они живы. Переговорный пункт один на 16 тысяч человек, вдобавок ко всему капризная связь. Еще интересовались, не страшно ли жить в Москве, не докучают ли чеченские террористы? Хотя мы не видели боевых действий, чувствовалось напряжение и готовность сорваться в любую минуту. Да и на “большой земле” как-то увереннее.
