12 марта исполнилось 140 лет со дня рождения Владимира Ивановича Вернадского.
Он родился в Петербурге в 1863 году. Отец происходил из “малоросских” дворян. По семейным воспоминаниям, во времена Богдана Хмельницкого литовский шляхтич Верна перешел на сторону казаков. Поляки в конце концов его захватили и казнили, но семья осталась в Запорожской Сечи. Отец, Иван Васильевич, защитил докторскую диссертацию по политической экономии, профессор кафедры политэкономии Московского университета. Он был председателем политэкономической комиссии Вольного Экономического Общества, активно участвовал в крестьянской реформе 1861 года (одним из первых освободил крестьян в своих имениях).
Мать, Анна Петровна, происходит из старинной греческой семьи Константиновичей. Ее отец, Петр Христофорович Константинович, генерал-майор от артиллерии, был участником Отечественной войны 1812 года.
Владимир был старшим сыном Ивана Васильевича и Анны Петровны. В юности В.И.Вернадский сначала считал себя украинцем, но уже в молодости и всю последующую жизнь — русским.
Вернадский был гигантом даже на фоне ХХ века — века грандиозных личностей. Он написал более 400 серьезных работ в самых различных областях науки. Знал 15 языков. Академик Российской и многих других академий. Создал два десятка научных центров, Украинскую академию наук. Лауреат Сталинской премии первой степени. Вернадский — творец учения о ноосфере (“ноос” по-гречески “разум”). Он ввел жизнь в космос как необходимый и закономерный элемент. Жизнь стоит, писал Вернадский, поперек распада. Она придает материи и энергии то, чего в них не содержится, — необратимость. “Без этого обогащающего начала во вселенной царил бы только один распад”.
Теоретическое научное наследие Вернадского по-настоящему мы оцениваем только сегодня, вернее, начинаем его понимать.
Но я хотел бы напомнить не о Вернадском-ученом, а о Вернадском-политике. Он принадлежал к той плеяде выдающихся политических деятелей России, которые остались невостребованными.
2. Политик.
Вернадский отвергал социализм. Как пишет в хорошей книге “Вернадский” (серия “ЖЗЛ”) его биограф Геннадий Аксенов, Вернадский чувствовал ложь в самых основных формулах социализма: в самом разделении общества на две части. Труд и капитал. Рабочие и эксплуататоры. Социализм и капитализм. Действительность, считал Владимир Иванович, не столь примитивна.
Помимо труда и капитала есть и третья сила. “Ценность, — писал он, — создается не только трудом и капиталом... В равной мере... творчеством”. Он пишет об интеллигенции, отличной и от рабочего, и от капиталиста. По существу Вернадский противопоставляет тогдашней социалистической идеологии не защиту капитализма, а то, что стало в ХХ веке одним из фундаментов постиндустриального строя.
Вернадский был в числе тех, кто создал партию конституционных демократов (кадетов) и долгие годы был одним из ее лидеров.
Партия была образована из нескольких “источников”. Один из них — земства и земское движение. Другой — бывшие марксисты (“легальные марксисты”). Третий — либеральные движения разного рода.
В 1900 году Вернадский писал: “Политическая роль земств несомненно сглаживается, и идеи самоуправления оказываются несовместимыми с государственной бюрократической машиной... или самоуправление должно расширяться или постепенно гибнуть в столкновениях с бюрократией”.
В 1903 году за границей встретились либеральные деятели и бывшие марксисты: С.Н.Трубецкой, П.И.Новгородцев, В.И.Вернадский, П.Б.Струве, С.Н.Булгаков, Н.А.Бердяев и другие.
Главный пункт обсуждения — мирная эволюция режима путем ввода Конституции. Главный инструмент — всеобщие, равные, прямые и тайные выборы. В 1905 году в программе кадетов появились предложения о государстве как ограниченной монархии, о культурной автономии народов России, о 8-часовом рабочем дне. Граф П.А.Гейден, президент Вольного Экономического Общества, говорил: “Самодержавие — не изобретение России, оно было везде и везде уступало место правовым формам. Если не будет дано правильно обоснованных начал, Россия пойдет с неизбежностью к революции”.
Вернадский входил от кадетов в выборную часть Государственного Совета. В 1914 году он вначале поддержал войну, но потом изменил взгляды: “Нет оправдания войне: не бывает войн справедливых и несправедливых. Они всегда несчастье и стихийное бедствие”.
Вернадский — в числе четырех других уполномоченных Госсоветом членов — подписал в феврале 1917 года знаменитую телеграмму Николаю II с предложением отречься от престола и передать власть Временному комитету Государственной думы.
3. Революция.
Временное правительство было коалиционным, хотя превалировали в нем социалисты во главе с Керенским. Вернадский занимал пост заместителя одного из министров.
Кризис в стране нарастал, а новая власть ничего не могла с этим поделать. “Мне кажется, все-таки в правительстве нет смелости... разруха, надвигается голод, выступления большевиков”.
После Октябрьской революции на квартире Вернадского собираются 6 оставшихся на свободе министров и 6 заместителей министров. И опять: прения, прения... В ЦК кадетов — то же самое. А “по Петербургу безумные процессии победивших большевиков”.
Вернадский, опасаясь ареста, уезжает на Украину. Но и там раз за разом меняется власть. Вернадский взял на себя организацию Украинской академии наук — но при условии, что он не станет принимать украинское гражданство.
После очередной (шестой!) смены власти в подвалах на улице Садовой в Киеве были обнаружены жертвы чудовищных расправ большевиков. С тех пор вопрос о социализме как идейном течении для Вернадского отпал. “То, что нужно вбивать с помощью неслыханного средневекового насилия над людьми, не имеет права называться идеей... За ней ничего не стоит, кроме стремления к захвату власти”.
Вернадский комментирует картину Дюрера “Четыре апостола”, висевшую в комнате жены. Первый апостол — чистый искатель истины. Мыслитель и философ. Второй — толкователь истины. Ученый. Третий — уже не мыслитель, а деятель. Начинает борьбу за утверждение истин. Четвертый — не рассуждает и не хитрит. Есть свои и прочие. Последние должны быть уничтожены. Палач.
Места для себя в окружающей его политике Вернадский не видит. Вернадский умел и анализировать, и предвидеть. Он понял, что терпит крах не только как политик, не только его партия, но и вообще вся идея, вся модель мирного прогресса России.
Полвека до этого, в шестидесятые годы XIX века, оказавшись в сходной ситуации (“страна идет не тем путем, который я считаю для нее нужным”), Н.Г.Чернышевский обрушился не на власти, а на народ: “Жалкая нация... Нация рабов...”
Вот и Вернадский обвиняет не большевиков, а народ: “Я не могу себе представить и не могу примириться с падением России, с превращением русской культуры в турецкую или мексиканскую... Я вижу огромные возможности...”. Но, с другой стороны, “отвратительные черты ленивого, невежественного животного, каким является русский народ, — русская интеллигенция, не менее его рабья, нищенская, продажная... Нет честности, нет привычки к труду, нет широких умственных интересов, нет характера и энергии, нет любви к свободе... Сейчас по отношению к своему народу чувствую не ненависть, а презрение... Хочется искать других точек опоры. Для меня исчезает основа демократии”.
Вернадский напряженно анализирует. “Народ — только заготовка для нации. А нация — прежде всего культурное явление. Политическая борьба, ведущаяся в целях и интересах народа, — ошибочна”. “Интеллигенция открыла ящик Пандоры, думая насилием справиться со злом старого мира. И на конце цепочки получила все то же “социальное вещество”, которое вспрыснула, — насилие”.
Что же делать ему, всем образованным людям?
4. Уход из политики.
“Хочется — и надо — подвести итоги. Пережил развал жизни, неудачные и довольно малосмысленные попытки творчества, зерна и нити больших идей, которые закрыты поднявшейся пеной и мутью”.
После встряски, вызванной тифом и трехнедельным пребыванием между жизнью и смертью, он принимает решение. Вернадский уходит из политики. Остается одна наука.
Почему наука? Потому что она — ядро культуры. “Никаким силам хаоса и варварства не под силу преодолеть культуру, поскольку она целенаправленна. Культура — неуничтожима. И задача каждого человека — присоединиться к творчеству... Тогда... обретем смысл существования... Люди культуры должны мыслить стратегически, готовить почву для следующих поколений. Вечное всегда своевременно”.
“На первое место выходит проблема образования, какая бы Россия на месте старой ни образовалась” (ВЫДЕЛЕНО мною).
Для научной работы лучшее место — Европа. Его приглашают в Англию. Но это — навсегда порвать с Россией. И Вернадский, решив уйти из политики, принимает и второе решение — остаться в советской России.
Самое поразительное, что ему — одному из лидеров кадетов — поверили его непримиримые враги — большевики.
Поверил чекист Табашников, доставлявший Вернадского с семьей из Крыма в Петербург.
Поверил и допрашивавший арестованного Петербургским ЧК Вернадского следователь Куликов, который принял неслыханное по тем временам решение: освободить. Прощаясь, заявил, что Советская власть должна извиниться перед ним за этот арест, что она сознает значение ученого “как умственной силы и как нужного специалиста”.
Поверило даже Политбюро ЦК ВКП(б), разрешившее Вернадскому поездку с семьей за границу.
Личность Вернадского была столь грандиозной, что никто не сомневался в правдивости его слов о принятом решении: “вернуться теперь в Киев или в Питер к академическим делам не как политик, а как ученый и деятель просвещения, отошедший от злобы дня за последние три года сознательно и навсегда”.
И действительно, с 1922 по 1936 годы он неоднократно и подолгу бывал за границей с женой и дочерью (сын там был давно). Но желания остаться у него не возникало. Хотя бывшие товарищи по кадетской партии не могли там не агитировать его. Но Вернадский все продумал. Старому коллеге, лидеру кадетов Петрункевичу, он пишет: “Ошибки, которые допускают люди, вынужденные сотрудничать с властями, неизбежны. Но надо помнить ценность того, что они спасают соглашением с правителями... Один из китайских мандаринов сделался во времена монгольского завоевания Китая советником Чингисхана. И благодаря ему, а не тем, кто оказал монголам сопротивление и стоял как бы на моральной высоте к мандарину, Китай остался не разрушен. Его не постигла катастрофическая участь Средней Азии, например”.
5. Политические строки дневника.
И все же — внутренне, для себя, на страницах своего дневника — Вернадский не мог перестать мыслить политически. Цитирую.
...Среди интеллигенции и части эмиграции распространяются убеждения, что политика Сталина и Молотова — русская политика. ...Но национальному движению не по пути с основными устремлениями новых императоров.
...Сталин, Молотов и всё. Остальное безнадежно серое по виду... Идет уничтожение всего, что более или менее выдающееся даже в их среде...
...К власти продолжают лезть невежественные темные люди, желающие благ и не желающие ответственности. Их уничтожают сотнями, но на их место идут еще более невежественные...
...Глобальный развал и в то же время огромная положительная работа...
...Позитивная работа осуществляется тысячами интеллигентов — учителей, врачей, агрономов, инженеров, натуралистов. Их хватают за руки, затыкают им рот, ссылают... Но только они, а не грубые силы коммунистов, обеспечивают целостность страны...
...столкновение России и Германии неизбежно из-за однотипности чрезвычайно агрессивных режимов...
...Сейчас особенно интересен опыт Рузвельта: особенно — потому, что опыт наш, Италии, Гитлера связан с борьбой против свободного творчества и идейным отрицанием свободы мысли и достоинства человеческой личности, — а в Америке — пока? — все идет при полной свободе печати и, следовательно, росте личности... (Вернадский с его способностями к предвидению понял, что в экспериментах “Нового курса” Рузвельта рождается нечто принципиально новое — потом получившее название постиндустриального общества.)
И еще характерный штрих — почти всю Сталинскую премию Вернадский раздал своим старым дореволюционным друзьям: Ольденбургу, Личагову, Попову и другим. Они буквально бедствовали на грани смерти в военные годы. И вот человека с такими политическими взглядами и такой политической биографией Сталин награждает и орденом, и Сталинской премией.
Вряд ли Сталин хотел оценить научные заслуги Вернадского — больного академика, которому в 1943 году исполнилось 80 лет. И уж тем более не забыл Сталин о кадете Вернадском.
Почему же награда?
6. Старт советского уранового проекта.
Обычно связывают разработку атомного проекта с именами ряда советских ученых. С усилиями Лаврентия Берии и его разведчиков. С теми на Западе, кто передавал атомные секреты своих стран СССР. А вот о роли Вернадского — обычно ничего или почти ничего.
Между тем нажал кнопку “старт” для атомного проекта СССР именно он — еще в 1940 году.
В июне 1940 года Вернадский был в “Узком”. Там он получил письмо из США от сына Георгия.
Георгий Вернадский — известный историк, после эмиграции из советской России осел в США, где преподавал и писал свою многотомную историю России (сейчас уже изданную и у нас).
В письме Георгий прислал вырезку из газеты “Нью-Йорк таймс” от 5 мая 1940 года, в которой говорилось об исследованиях по извлечению энергии из урана. “Папа, не опоздайте!” — тревожно приписал Георгий.
Георгий, будучи историком, тем не менее понял все значение атомной проблемы. И к отцу он обратился не случайно. Еще в 1911 году Вернадский писал: “Перед нами открываются в явлениях радиоактивности источники атомной энергии, в миллионы раз превышающие все те источники сил, которые рисовались человечеству...”. Именно тогда, в 1911 году, Вернадский создал в России Радиевый институт. В 1921 году он его воссоздает.
Вернадский был одним из тех немногих в СССР, кто мог понять все значение того, о чем говорилось в короткой заметке в “Нью-Йорк таймс”. И не только понять, но и сделать выводы.
Вернадский умел видеть далеко и не мог не понимать, что именно он предлагает Сталину. Но на весах антикоммунизма Вернадского перевесила другая чаша — патриотизм, тот самый, который заставил его отказаться от эмиграции. Вернадский знал, что американцы не берутся за дела, не сулящие практических результатов. Он знал и то, что, приняв решение, они бросают на его реализацию гигантские ресурсы. Значит... надо действовать .
3 июня — разговор с академиками Хлопиным и Шмидтом. 25 июня — в отделение геологии АН СССР В.Г.Хлопин внес предложение “о необходимости срочного исследования урановых руд... в связи с использованием атомной энергии”. Образована тройка под председательством Вернадского — еще Хлопин и Ферсман.
12 июля тройка обращается с заявлением в Совнарком и в президиум Академии. “Мы считаем, что уже сейчас назрело время... мер, которые обеспечили бы Советский Союз возможностью разрешения вопроса... о техническом использовании внутриатомной энергии”.
16 июля — Президиум АН СССР с докладом Вернадского. Запись в дневнике: “Огромное большинство не понимает исторического момента”.
Но результат достигнут. 30 июля — новый доклад Вернадского. Президиум АН СССР создал Урановую комиссию. В ее составе — фамилии, которые потом узнает вся страна, — И.В.Курчатов, С.И.Вавилов, П.Л.Капица, Ю.Б.Харитон и другие. Вернадский отказался быть председателем — возраст. Председатель — Хлопин, Вернадский и Иоффе — заместители.
С момента появления заметки в “Нью-Йорк таймс” не прошло и двух месяцев — а старт ядерному проекту СССР уже дан. Как считает биограф Вернадского Геннадий Аксенов, Вернадский “выпустил джинна из бутылки”.
Думаю, что именно о том грандиозном натиске, с которым Вернадский буквально вытолкнул СССР на старт атомных разработок, и думал в 1943 году Сталин, как знавший уже многое и о Манхэттенском проекте в США, так и уже прилагавший усилия по развертыванию атомных разработок в СССР. В 1943 году Сталин смог оценить то, что сделал Вернадский в 1940 году.
Действия Вернадского-ученого определил Вернадский-политик, а действия Вернадского-политика — Вернадский-патриот: Россия, чтобы быть великой державой, должна войти в круг ядерных государств.
Часто задают вопрос: что “было бы”, “если бы” в 1917 году не произошла Октябрьская революция? Ответ обычно простой: история не терпит сослагательных наклонений. Это так. Но усилия одного из лидеров кадетской партии, члена Государственного Совета России Владимира Вернадского и его сына, русского дворянина, эмигранта, профессора Георгия Вернадского по старту атомного проекта СССР — одна из иллюстраций того, что “было бы”, “если бы” Россию после 1917 года вели лидеры масштаба Вернадского.
