И поставил у себя в театре спектакль об известном русском террористе Иване Каляеве. Пьеса Альбера Камю “Праведники”, написанная еще в середине прошлого века, никогда не шла на русской сцене. Что подтолкнуло режиссера к созданию спектакля: война в Ираке или личные переживания, когда его 15-летняя дочь Саша, юная актриса, оказалась среди заложников “Норд-Оста”? Об этом в интервью Марка Розовского Ольге СВИСТУНОВОЙ.
— Сначала скажите, как сейчас здоровье Саши?
— Слава Богу, она в порядке. Хотя перенесенная психотравма дает о себе знать. Она до сих пор шарахается от людей в камуфляже, а недавно на одном моем спектакле, когда раздались бутафорские выстрелы, интуитивно сунула голову вниз, под кресло. Словом, для полной реабилитации должно пройти еще какое-то время. Хотя она прилично учится и с театральными пристрастиями не собирается расставаться. Правда, когда я предложил ей поучаствовать в мюзикле “Парфюмер”, который собираюсь ставить в следующем сезоне, дочка ошарашила меня ответом, сказав буквально следующее: “Папа, я читала роман Зюскинда и не хочу играть жертву”.
— Но “Парфюмер” — это в будущем, а что вас сподвигло на “Праведников”?
— Отвергаю возможный упрек в конъюнктурности, потому что объявил о том, что хочу поставить пьесу Камю, задолго до событий на Дубровке. Вопросы терроризма меня интересовали давно, ведь по сути это тема всей русской культуры. Достоевский, Толстой, Лермонтов, Чехов, Пушкин задумывались о праве на насилие, размышляли над проблемой вседозволенности по принципу “цель оправдывает средства”. А ведь это и есть основа любого террора. Так что именно русская литература обозначила корневые истоки терроризма.
— Вы говорите о высоких материях, тогда как для основной массы населения нынешний реальный терроризм — это, как правило, лицо восточной национальности...
— Сегодня мир столкнулся с мусульманским радикализмом в его самых крайних проявлениях, ибо миру стали угрожать люди, которые считают всех остальных неверными. Им дано указание бороться с иноверцами, нещадно уничтожая их. Но террор — это явление не только последнего времени. Это сейчас из сугубо национального оно превратилось в международное. А был, к примеру, французский террор. Карамзин, посещавший Францию и Англию, столкнулся с Французской революцией и ужаснулся от моря крови, в которое погрузилась страна. Гильотина работала бесперебойно. А ведь все, что там происходило, было овеяно красивым лозунгом: “Свобода! Равенство! Братство!”
— А если оглянуться на нашу историю?
— Пожалуйста. Иван Грозный был великим царем, но он убил более 500 человек, практически осуществлял террор в массовых масштабах. А декабристы, бесконечные мятежи, восстания, кровавые акты протеста — колоссальная традиция терроризма! Но самым пышным цветом он расцвел в ХХ веке, начиная с Октябрьского переворота и Гражданской войны, когда все оказалось поколеблено, сын пошел на отца, а отец — на сына. Политические догматы завладели умами. То самое бесовство, о котором предупреждал Достоевский, захватило сознание людей, потерявших веру в Бога внутри себя, то есть ориентир зла и добра. Мало ходить в церковь, носить крестик, — надо выполнять заповеди Божии, которые были еще в Ветхом Завете. И прежде всего — закон “Не убий”. Но в ХХ веке он попирался так, что согласно научно обоснованной цифре, которая приводится в “Черной книге коммунизма”, увлечение коммунистической идеей в прошлом столетии привело к гибели 95 млн. человек. Кстати, и пьеса Камю, которую мы поставили, посвящена русскому террору. В ее основе — биография революционера Ивана Каляева, совершившего в 1905 году по заданию партии эсеров убийство московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Благодаря перу француза-мыслителя, лауреата Нобелевской премии, эта история и сегодня воспринимается как предупреждение человечеству о вполне реальной опасности.
— Из ваших слов следует, что настоящий художник не абстрагируется от окружающей действительности, а работает исключительно на злобу дня?
— Сегодня я не могу сказать, что меня интересует политический театр. Политика, как правило, грязное дело. Но, с другой стороны, это часть реальной жизни, и даже не желая мараться, мы волей-неволей в ней участвуем. Высокая, честная политика может существовать лишь в истинно свободном, демократическом обществе. Мы только начали движение в этом направлении. Очень тяжело, со скрипом, спотыкаясь, но выруливаем на цивилизованное культурное пространство, где искусство действительно будет чистым от политики, а главное — от той грязи, которую эта политика несет.
— Но даже беглого взгляда на афишу вашего театра достаточно, чтобы понять: эти благостные времена еще далеко. Во всяком случае, недавняя премьера, спектакль “Сарданапал”, уводит зрителей в зону Персидского залива...
— Да, действие пьесы Байрона разворачивается в Древней Ассирии, на территории между Тигром и Евфратом. Но это очаровательная восточная сказка, сочиненная замечательным английским поэтом. И ее главный герой — царь Сарданапал, отказывающийся от всякого насилия диктатуры и деспотизма, — полная противоположность Саддаму Хусейну. Замечу, что “Сарданапал” никогда не шел на советской сцене: СССР не нужны были такие цари. Похоже, наша постановка байроновской пьесы — первая за всю историю русского театра.
