В этом коктейле смешались самые немыслимые ингредиенты: что-то от фильма “Кубанские казаки”, почти натуральная “Девушка с веслом”, снопы колосящейся пшеницы, немного от советского агитационного фарфора, почти настоящий фонтан “Дружба народов” и множество танцев — от кадрили до па-де-де из “Жизели”. Все это — балет Дмитрия Шостаковича “Светлый ручей”, на премьере которого в Большом театре побывал Владимир КОТЫХОВ.
“Светлый ручей” впервые увидел свет рампы в 1935 году, а через год был сброшен с корабля современности. Авторов (композитор Дмитрий Шостакович, балетмейстер Федор Лопухов) обвинили в легкомысленном отношении к такой серьезной теме, как созидательная жизнь советского колхоза. Редакционная статья в “Правде” — “Балетная фальшь” — на долгие годы отбила охоту у кого-либо обращаться к балету со столь аморальной для социалистического отечества репутацией.
Нынешние создатели спектакля — хореограф Алексей Ратманский, художник Борис Мессерер, дирижер Павел Сорокин — решили не отказываться от того легкомыслия, за которое когда-то разругали “Ручей”, а представить его во всем танцевально-художественном фейерверке. Те, кто ищет в балете драматургического смысла или логики повествования, могут спокойно отдыхать. Ничего подобного в “Ручье” не разглядишь в самый мощный телескоп, но что касается азарта, хореографического стеба и великолепных актерских работ, то этого тут от души. Танцуют все: доярки, трактористы, горцы, кубанцы, некий инспектор по качеству, пожилой дачник и молодящаяся дачница, агроном Петр, затейница Зина и, конечно, классические танцовщица и танцовщик...
Повод для танцев весьма серьезный: в кубанском колхозе “Светлый ручей” закончились уборка хлебов и осенний сев. Как не оттянуться по полной программе, к тому же поздравить колхозно-совхозных товарищей приезжает из города бригада артистов... И пошло-поехало: танцы, шманцы, обжиманцы, лямуры, переодевания — сплошная танцевальная вакханалия! Хореограф отщипывает ото всего по чуть-чуть: кадрили, лезгинки, танго, акробатики, классического танца, затем это все перемешивает, слегка приправляет перцем, пряностями, добавляет чуть-чуть соли — и на сцене кипит танцевальный беспредел. Острый, динамичный, смешной.
При виде мужественного премьера Большого театра Сергея Филина, переодевшегося в наряд Жизели-вилисы, зал взрывается хохотом. В трактовке Филина и Андрея Меланьина (Пожилой дачник) этот древний как мир трюк с переодеванием юноши в женский наряд выглядит смешно, но элегантно. Невозмутимая мимика Филина, его тяжелокрылые пролеты над сценой, ноги в атласных балетных туфлях сорок третьего размера, мощная спина в нежном обрамлении газовых рюшек приводят зрителей в экстаз. Особенно, когда Филин, жеманно сжав губки и свернув мускулистые руки над головой корявым кренделем, “робко” отбивается от любовных притязаний Меланьина. Мария Александрова (Классическая танцовщица) — это порох, огонь, ракета. Александрова демонстрирует феерическую технику и редкий сценический темперамент. Ее танцовщица пронзает сцену острыми как бритва прыжками, ввинчивается в пол стальными пуантами, летит в руки партнера в акробатической рыбке. Затейница Зина в исполнении Инны Петровой трогательна, мила и грациозна. В танце Петровой удачно соединяются стилизация под комсомолку тридцатых годов и балеринский шарм. Почти у каждого из персонажей есть свой ударный эпизод в спектакле, свой небольшой бенефис. И артисты увлеченно его отыгрывают. Это Юрий Клевцов (агроном Петр), Геннадий Янин (Гармонист), Любовь Филиппова (Молодящаяся дачница); Ксения Пчелкина (школьница Галя) и неподражаемый Андрей Меланьин — в интеллигентских очках, на велосипеде и с ружьем наперевес.
Художник спектакля Борис Мессерер одел “Ручей” в поражающие красочностью наряды. То это сочные, спелые, горящие золотом декорации первого акта, то веселенький ситчик занавесов или монументальный фонтан “Дружба народов”, а то появляются огроменных размеров фрукты и овощи — огурцы, груши, тыква и даже мощный, величиной с небольшой дачный домик арбуз. Отдельные аплодисменты — дирижеру Павлу Сорокину и оркестру Большого, представивших музыку Дмитрия Шостаковича во всем ее искрометном блеске.
