Зоя Михайловна была на уроке, когда ей позвонил испуганный муж:
— Нашего Леву кладут в больницу. У него температура 40,1! Врач говорит, что лечить его в домашних условиях дальше нельзя... Могут быть серьезные осложнения.
Так восьмилетний Лева оказался в больнице накануне майских праздников.
“Ангина и острый бронхит”, — подтвердили диагноз Левы в приемном покое, но меры предосторожности к больному ребенку применили, как при атипичной пневмонии. Поместили в бокс, родителей в отделение не пропустили, записки и передачи — только через санитаров.
“Сначала мы отнеслись к такой изоляции спокойно, — рассказывала спустя 2 недели мать Левы в редакции “МК”. — Волновались, конечно, как там за ним ухаживают: понимали, в больнице — не дома, но Лева уже большой мальчик, плакать без мамы и папы не будет”.
Но с каждым днем тревога родителей росла. Получить хоть какую-то информацию у врачей о состоянии больного ребенка оказалось делом практически непосильным.
— Как там наш Лева? — кричали они в телефонную трубку, с трудом дозвонившись до лечащего врача.
— Мне сейчас некогда. Позвоните позже, — отвечала та и бросала трубку.
“Тогда мы стали караулить врачей около лифта на первом этаже, — продолжает Зоя Михайловна. — Однажды нам повезло: мимо проходила заведующая. Я ей: “Подождите!” А она: “Некогда, у нас в отделении 60 детей, и если мы с каждой мамочкой будем болтать, то когда нам детей лечить?” Сказала и шмыгнула в лифт.
Поверьте, я не сумасшедшая мамочка. Лева у меня третий ребенок, но какая нормальная мать сможет вынести полную изоляцию от своего ребенка, если последний раз видела его практически без сознания...”
А пока Зоя Михайловна обивала пороги больницы и устраивала засады на врачей, за закрытыми дверями инфекционного отделения разворачивалась еще одна драма. Не зря родители Левы опасались за здоровье своего сына. Угроза была реальная, только шла не от инфекции или высокой температуры, а от 11-летнего Темы, с которым несчастного Леву поместили в одном боксе.
“Ты теперь — мой раб и будешь выполнять все мои приказы. Или я тебя прирежу”, — заявил ему в первый же день сосед по палате. А для пущей убедительности приставил перочинный нож к горлу.
Нож, правда, в ход не пустил, ограничился кулаками. Когда через 12 дней родители забирали Леву из больницы, он весь был в кровоподтеках, укусах и царапинах, как в сыпи.
Первая мысль о том, что с сыном что-то не так, появилась у Левиных родителей, когда они увидели его в больничном окне без очков:
“У него очень сложные стекла, делают их на заказ долго, и стоят они дорого, поэтому сын с ними очень осторожен. А тут спрашиваем в записке, где очки, а он — разбил”.
Еще тревожнее стало Зое Михайловне, когда записки от Левы стали приходить, написанные чужой детской рукой: “У меня все хорошо, я играю с Темой, а то, что вам Настя сказала, будто он меня обижает, — это все неправда. Не верьте, она врет”.
— Я бросилась к врачам: что с сыном, почему вместо него мне пишет другой ребенок? А мне в ответ: “Да ваш Лева вообще невоспитанный ребенок, он к девочкам в палату голый заходил”. (Кстати, это был один из тех приказов Темы, которые Лева обязан был выполнять под угрозой смерти.) И опять все разговоры мимоходом, на бегу, в коридоре... Тогда мы с мужем подловили двух молоденьких санитаров-студентов и уговорили сходить к сыну, выяснить, что происходит. Через какое-то время они спустились к нам и говорят: “Не волнуйтесь, мы построили этого Артема, и он нам все выложил начистоту, больше он вашего сына не тронет. Иначе мы его заставим зубной щеткой драить унитаз!” Мы, как дураки, поверили, а оказалось, что угроза на юного садиста действовала только одни сутки, на следующий день экзекуции продолжились с еще большим ожесточением.
Уже дома Лева рассказал родителям, какой постельный режим был у него в эти дни:
“Артем не давал мне спать ни днем, ни ночью. Будил меня в пять утра и заставлял сидеть посреди палаты. Он запрещал мне есть и пить, а врачам говорил, что я сам отказываюсь от еды. Все мои передачи он забирал себе, что-то съедал, остальное выбрасывал в туалет”.
Если вы думаете, что мальчик преувеличивает свои страдания, то ничуть: к моменту выписки из больницы он похудел на 7(!) килограммов и практически не мог самостоятельно двигаться. Его рвало то ли от слабости, то ли от сотрясения мозга, и травматолог больницы, которого срочно вызвали по настоянию перепуганных родителей, предложил тут же госпитализировать мальчика теперь уже в травматологию.
Зоя Михайловна рассказывает эту дичайшую больничную историю абсолютно ровным, спокойным голосом. Во-первых, она уже успела свое отреветь, когда забирала сына из больницы, во-вторых, она, как педагог-дефектолог, лучше любого из нас понимает, что мальчик Тема вряд ли осознавал, что делал, когда мучил ее сына. У него заболевание пострашнее бронхита, от которого Леву, кстати, вылечили, а вот лечится ли Темина душа, еще вопрос. Но разве это значит, что 12 дней на глазах стольких взрослых один маленький психопат мог беспрепятственно мучить другого ребенка и никого из медперсонала больницы это ничуть не обеспокоило?
“Ваш сын сам виноват! — заявила заведующая, когда родители пришли за объяснениями. — Почему он вам ничего не написал? Надо было нам пожаловаться... Разве за всеми уследишь!”
У лечащего врача нашлось свое объяснение: “Это просто стечение обстоятельств. Праздники, все время новые врачи дежурили, вот никто и не обратил внимания, что у вашего мальчика синяки на теле. Поверьте, в нашей больнице такое впервые!”
Последнее объяснение Левиным родителям пришлось слышать чаще других. Весь медперсонал больницы в голос заверял: “Ничего подобного никогда не было! Это первый случай...”
Но верится с трудом. Дедовщина, а в данном случае детовщина, проникла уже во все уголки нашего общества. А теперь, видно, добралась и до детских больниц. И причина появления этой раковой опухоли везде одна и та же — пофигизм и безответственность тех, кто обязан по закону и по профессиональной принадлежности охранять жизнь и здоровье наших детей.
Почему мы не называем номер больницы, где лежал Лева? Об этом нас просили родители мальчика: после всего происшедшего руководство больницы клятвенно обещало принять самые строгие меры к виноватым... Наладить регулярный доступ информации для родителей о больных детях... И даже сделать стены в палатах прозрачными. Но самое главное: “они предложили обращаться к ним с любой медицинской проблемой, если потребуется, будут даже класть меня вместе с Левой в больницу... Поймите, такой дружбой с врачами не бросаются. Я ведь простая училка, а муж вообще безработный, и мы не можем лечить сына в частной клинике. Хотя, как подумаю, так и вздрогну, что бы было с Левой, не забери мы его вовремя из больницы...”
