Жил бы и дальше Сталин в Кавалерском корпусе, если бы не произошло прибавления в семье — в марте 1921 года родился сын. Отец назвал его именем, под которым жил в подполье, проходя в донесениях сыщиков как Василий. Втроем стало тесно. Пришлось заняться квартирным вопросом. Он оказался острым не только для жителей пролетарской столицы, приходившей в себя после ужасов военного коммунизма, но и для дважды наркома, члена Политбюро и Оргбюро ЦК партии, Реввоенсовета, не считая других инстанций, где пришлось заседать.
“B Кремле, как и по всей Москве, шла непрерывная борьба из-за квартир, которых не хватало”, — писал о тех годах Троцкий. Сталин просил поменять шумную квартиру, где рос младенец, на более тихую. Ничего путного комендатура Кремля предложить не могла. Начальник охраны Ильича Беленький обратил внимание на комнаты Большого Кремлевского дворца, пустовавшие без расстрелянного царя и его семьи. Почему бы не поселить в них Сталина? Эта мысль понравилась Ленину, и он направил служебную записку автору идеи: “Товарищу Беленькому. У Сталина такая квартира в Кремле, что не дают спать. Говорят, вы взялись перевести его в спокойную квартиру. Прошу вас сделать это поскорее…”
Но ускорения не случилось. Ведало тогда комендатурой Кремля Управление делами ВЦИКа, игравшего роль парламента. Поэтому Ленин шлет секретарю ВЦИКа Енукидзе запрос: “Нельзя ли ускорить освобождение квартиры, намеченной Сталину?” И эта записка не помогла. Спустя три месяца появляется еще одна: “Квартира Сталина. Когда же? Вот волокита!”
Такая тогда была советская система, которую адинистративно-командной назвать пока нельзя. Почему так долго член правительства, перенесший тяжелую операцию, не мог получить достойную квартиру? Объяснение дал все тот же Троцкий, который оказался невольно втянутым в ту историю. На пути к Большому дворцу стала Наталья Седова, заведовавшая музеями и памятниками, жена Троцкого. Она, по его словам, “воспротивилась, так как дворец охранялся на правах музея. Ленин написал ей большое увещевательное письмо: можно-де из нескольких комнат дворца унести более ценную мебель и принять особые меры к охране помещения; Сталину необходима квартира, в которой можно спокойно спать; в нынешней его квартире следует поселить молодых товарищей, которые способны спать и под пушечные выстрелы, и проч. Но хранительница музея не сдавалась на эти доводы. Ленин назначил комиссию для обследования вопроса…”
Комиссия поддержала заведующую. Пока шли разбирательства, в шумную квартиру наведывался доктор Розанов, следивший за здоровьем пациента. И здесь врач неожиданно для себя столкнулся с Лениным. Тот после теплого приветствия отозвал доктора в сторону и поинтересовался здоровьем Сталина, после чего состоялся такой разговор:
— Я сказал, что его необходимо отправить куда-нибудь отдохнуть после тяжелой операции.
— Вот и я говорю то же самое, а он упирается.
— Да пусть поедет в родные горы!
— Вот и правильно, да подальше, чтобы никто к нему не приставал, надо об этом позаботиться…
Отечески позаботился, отправил на Кавказ. В том году Ильич проявлял трогательную заботу о “чудесном грузине”. Даже хотел сосватать за него незамужнюю сестру Марию Ильиничну. И неожиданно для себя узнал, что Сталин женился на девушке, которая работала у него в секретариате.
Как решился квартирный вопрос? Свою квартиру уступил Леонид Серебряков, работавший секретарем ЦК партии, воевавший на Южном фронте, где убедился в стальном характере члена Реввоенсовета. На вопрос Троцкого, способен ли он один справиться без Сталина, признался: “Нет, так нажимать, как Сталин, я не умею”.
Дом, куда переехала семья Сталина, резко отличался от всех других строений Дворцовой улицы, появившихся в XIX веке. На его месте находилась усадьба бояр Милославских, павших в борьбе с Нарышкиными. В боярском доме, соединенном с царским дворцом, устраивались “потехи”, спектакли придворного театра. Отсюда произошло название — Потешный дворец. Царь Алексей Михайлович часами взирал на сцену, где “Алаферна-царица царю голову отсекла”, в коей выступала его дочь Софья, мечтая играть главную роль не только в “комедийной хоромине”, но и в Кремле. После Петра здесь жили во время коронаций императрицы Анна и Елизавета; при Александре I пятиэтажный каменный дворец приспособили для коменданта Кремля.
Очевидно, Сталин и его жена не знали, где им предстояло жить. Не знали, что здесь не видать им счастья. А оно было “так близко, так возможно”, когда после женитьбы оказались в положении царя и царицы. Все мемуаристы единодушны во мнении, что связь Надежды и Сталина началась в силу взаимной любви. По одной версии, поженились они в Петрограде, когда девушка училась в гимназии. Тогда якобы влюбленные тайно встречались на чужой богатой квартире. По другой версии, сближение возникло в штабном вагоне. Там на крик девушки якобы прибежали брат и отец, заставшие Надежду в объятиях насильника. После чего, мол, Сталин бросился в ноги разгневанному отцу, пообещав жениться на дочери. Все это, особенно последнее, — выдумки старшей сестры Надежды. Бесспорно одно: спустя два года после регистрации брака в Москве родился первенец. Но брак эта радость не сцементировала.
“Семейные конфликты начались рано...”
“Жестокость характера Надежды проявлялась с раннего детства…”
“Мама была очень скрытной и самолюбивой…”
“Ее называли “строгой”, “серьезной” не по годам, она выглядела старше своих лет…”
“Они ревновали друг друга, она открыто, он тайно”.
Так пишут о Надежде Сергеевне ее племянник, дочь и внучка Сталина, основываясь на семейных преданиях. Молва о разладе в семье из стен Потешного дворца дошла даже до секретариата Ленина.
— Когда родился Вася, Сталин перестал с Надей разговаривать. А у них повелось так: он называл ее на “ты”, а она говорила ему “вы”. Не разговаривал целый месяц, — вспоминала на закате жизни личный секретарь вождя Лидия Фотиева.
Да, у Надежды Сергеевны характер наличествовал. При регистрации брака она сохранила девичью фамилию. При чистке в партии скрыла, кто ее муж. А для коммунистов того времени, пред судом которых она предстала, не имели значение ни ее молодость, ни материнство, вынудившее уйти со службы, да и сама служба в секретариате Ленина. Такой тогда была партийная демократия, до которой не успели дотянуться руки Сталина. В результате чистки в декабре 1921 года Замоскворецкий райком принял решение:
“Слушали: “Об Аллилуевой Н.С. Постановили — исключить как балласт, совершенно не интересующийся партийной жизнью. Как советский работник может исполнять всякую работу”.
Пришлось обратиться в поисках правды к Ленину. Он счел своим долгом довести до сведения судей, что “лично наблюдал ее работу как секретарши в Управлении делами ЦК, то есть мне очень близко”. Подробно расписал, как скрывался в подполье на квартире Аллилуевых, напомнил о заслугах отца перед революцией. Но про мужа не помянул как о факте, не имеющем отношения к сути дела. Письмо Ильича помогло. Делу дали задний ход, перевели Надежду из членов в кандидаты партии. И поплыла она в коммунизм дальше.
А на большом корабле, бороздящем волны в океане мировой политики, за штурвал в роли первого помощника капитана стал ее муж. Сталина в апреле 1922 года избрали Генеральным секретарем ЦК партии. С тех пор из Потешного дворца на службу он шел пешком, с одним охранником, никем не узнаваемый. Шел с Дворцовой улицы на близкую к Кремлю улицу Воздвиженку. Секретариат ЦК занимал поначалу 4-й Дом Советов, гостиницу “Петергоф” напротив Кутафьей башни. Там верховодил Свердлов. После его смерти возникла потребность поставить во главе аппарата партии такую же властную фигуру. Перепробовали несколько кандидатур. Одно время “ответственным секретарем” ЦК числился Молотов, заслуживший у Ленина за усидчивость эпитет “каменная жопа”. Молотова сменил Сталин в придуманном для него ранге Генерального секретаря.
Мало сохранилось описаний ЦК в 4-м Доме Советов. Ясно одно: тогда штаб партии был мал настолько, что ему хватало помещений гостиницы, которую он делил с аппаратом ВЦИК. Его правопреемник поныне занимает здание бывшей гостиницы. Все знают приемную, где подают прошения о помиловании, обращенные прежде во ВЦИК, затем в Верховный Совет, теперь — в Федеральное собрание. Из этого дома секретариат ЦК переехал в большой особняк на Воздвиженку, 5. Это здание XVIII века, с непременным портиком, без которого не мыслился ни один приличный дом эпохи классицизма. В его зале задавали балы, там гремела музыка. В этих стенах побывал Пушкин. Позднее особняк надстроили третьим этажом, главный дом соединили в одно целое с флигелями и приспособили под нужды Казенной палаты, ведавшей финансами города.
По свидетельству Бориса Бажанова, “помощника секретаря ЦК т. Сталина”, назначенного на эту должность летом 1923 года, именно тогда произошла очередная передислокация ЦК. Особняк больше не вмещал всех сотрудников штаба Российской коммунистической партии (большевиков). Куда в Москве двинулись отделы ЦК и секретариат? На этот вопрос отвечает помянутый бывший “помощник секретаря т. Сталина”, сбежавший от него за кордон в 1928 году:
— ЦК партии, находившийся в 1922 году и первую половину 1923 года на Воздвиженке, переезжает теперь в огромный дом на Старой площади. 5-й этаж дома отведен для секретарей ЦК и наших секретных служб. Поднявшись на 5-й этаж, можно пойти по коридору направо — здесь Сталин, его помощники и секретариат Политбюро…
Дом этот всем хорошо известен. На этот раз ЦК занял первоклассную гостиницу “Боярский двор”, построенную в начале ХХ века по проекту Льва Кекушева для номеров и офисов. Туда и зачастил Генеральный секретарь партии, освобожденный от должностей в правительстве.
Несколько лет с начала болезни Ленина рулил Россией триумвират: Сталин—Каменев—Зиновьев. С двумя из них, правившими Москвой и Петроградом, Ленина связывали давняя дружба и жизнь в эмиграции. С Зиновьевым Ильич спал в шалаше так близко, что друг слышал биение его сердца. Друзьям Ильича, однако, не хватало в характере твердости, большевизма. Поэтому, несмотря на личную привязанность, не в них, а в Сталине видел Ленин преемника, которому доверял тогда абсолютно. Иначе бы не обратился к нему с интимной просьбой. Вскоре после избрания Генеральным секретарем, летом 1922 года, в Горках Ильич попросил Сталина прислать ему яд. “Если дело пойдет так, что я потеряю речь, то прибегну к яду. Хочу иметь его при себе”. Сталин согласился, коротко сказал: “Хорошо”. В конце того же года Ленин продиктовал секретарю: “Не забыть принять все меры — достать и доставить в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий как меру гуманности и как подражание Лафаргу”. (Зять Маркса и его дочь, заболев, покончили с собой.)
В мае 1922 года больной вызвал в Горки Сталина, и снова “Владимир Ильич просил привезти ему яду. Сталин обещал, поцеловался с Владимиром Ильичом и вышел из его комнаты”.
— После нового удара он в декабре под строгим секретом опять послал меня к Сталину за ядом. Я позвонила по телефону, пришла к нему домой.
— Почему В.И. обратился с этой просьбой к Сталину? — задавала вопрос сестра Ильича, чьи воспоминания процитированы выше. — Потому, что знал его за человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.
Сохранилось много свидетельств, что, когда болезнь подкосила Ленина, ближайшим его соратником стал “чудесный грузин”. Чаще всех он посещал в Горках Ильича. Сталину пришлось заниматься проблемой яда и в 1923 году. В записке членам триумвирата 21 марта “строго секретно” он сообщал: “Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в “ужасном” состоянии, с ним припадки, “не хочет, не может жить и требует цианистого калия, обязательно”. Сообщила, что пробовала дать калий. Но “не хватило выдержки”, ввиду чего требует “поддержки Сталина”. Об этом же Сталина просила 17 марта, о чем тот подробно поведал членам Политбюро.
Но той весной былой близости не стало. С апреля по декабрь, за какие-то полгода, стальным характером Сталин довел жену Ленина до истерики, заслужил у вождя эпитет “держиморды”, а самое важное — вынудил написать секретное письмо к съезду, предлагая делегатам избрать нового Генерального секретаря.
Обращаю внимание на даты — 17 и 21 марта 1923 года, когда написаны записки о яде. В декабре 1922 года, за три месяца до этих дней, Сталин сделал выговор Крупской за то, что она нарушала режим, предписанный врачами Ленину. После чего “она была совершенно не похожа на себя, рыдала, каталась по полу и пр.”. И, конечно, все рассказала Ильичу, который решил лишить Сталина “необъятной власти”. 23 и 24 декабря он продиктовал секретное письмо со словами: “Сталин слишком груб”, и предлагал “товарищам обдумать способ перемещения Сталина”. Для Генерального секретаря это был секрет Полишинеля. Так как после диктовки стенографистка по совету личного секретаря Ильича пошла с копией в Потешный дворец. Там застала хозяина с женой и друзьями — Бухариным и Орджоникидзе. Прочитав письмо, Сталин сказал стенографистке: “Сожгите его” — что та и сделала. Но на другой день отпечатала новую копию.
Долго Ленин обдумывал, как поступить дальше. И на холодную голову 5 марта, угрожая порвать со Сталиным всякие отношения, письменно потребовал “взять сказанное назад” и извиниться. Что тот и сделал, выразив недоумение, в чем его вина и чего, собственно, от него хотят.
И вот после такого разлада Крупская обращается все к тому же “слишком грубому Сталину” с просьбой о яде, хорошо зная, что Ленин завещал “назначить на его место другого человека”. Как ни странно, Ильич не спешил исполнить приговор. Очередной XII съезд состоялся месяц спустя, в апреле 1923 года, но о письме делегаты ничего не узнали. Сталина они дружно переизбрали Генеральным секретарем, чему Ленин не воспротивился. Почему? Не потому, что тяжело болел. Он мог, даже утратив дар речи, найти способ добиться цели. В октябре 1923 года , как известно, несколько поправившись, Ленин побывал в Кремле, совершил там прогулку, а потом поехал на выставку.
Все как один члены Политбюро и ЦК отличались в разной степени стальным характером. И мужчины, и женщины. И те, кто служил на Лубянке, и те, кто ведал народным просвещением. Все поучаствовали в терроре. Самый либеральный и молодой член Политбюро, “любимец партии”, Бухарин пел гимн террору. Большевикам требовался во главе пирамиды власти самый стальной характер. Который мог и яд дать, и расстрелять не колеблясь. Вот почему квартира в Потешном дворце осталась за Сталиным. Там при его участии произошла (спустя десять лет после драмы с Надеждой Крупской) трагедия — с Надеждой Аллилуевой.
Преданность, если не сказать, предательство, сотрудниц Ленина Генеральный секретарь оценил. Фотиева дожила до старости, я у нее брал интервью в Музее Ленина. Володичева, принимая в квартире, рассказала мне, что Сталин дал ей характеристику в партию. Беленького, пытавшегося поселить в Большом Кремлевском дворце, и Серебрякова, уступившего квартиру в Потешном дворце, казнил. О судьбе других помянутых лиц речь пойдет дальше.
