Вчера в Москве хоронили патриарха отечественного воровского мира — Сашу Шорина (в миру Александра Прокофьева). Именно он стал прототипом Кирпича в исполнении Станислава Садальского в фильме “Место встречи изменить нельзя”.
Умер Шорин в больничной палате от старости и рака, прогрессировавшего последние два года. Проводить его собрались все “короли” преступного мира. Не приехать — значило оскорбить не только память одного из своих, но и все воровское сообщество.
Отпевание Саши Шорина было назначено в церкви Воскресения Славущего в столь любимых покойным Сокольниках. Собственно, прощаться с ним маститые жулики начали еще накануне: шикарный гроб привезли в церковь около пяти вечера в среду. И поставили справа от входа, в окружении венков, по своей роскоши и убранству не уступающих президентским. На одном из венков красовалась “семейная” надпись: “От внуков”.
“Внуки” тоже присутствовали в изрядном количестве. В среду пришли те, кто остерегался “светиться” в установленное время из-за проблем с законом. А вчера — все основные “генералы” воровского мира России. Вокруг храма, со стороны Песочного переулка, прогуливались в ожидании паханов рядовые бойцы с ярко выраженной мускулатурой.
Братва смотрелась довольно странно с огромными букетами красных гвоздик. К полудню прибыли самые-самые: Чушка, Блондин и Степа — каждый в окружении собственной свиты.
Постоянные прихожане храма не очень понимали, что происходит. Один из них рассказал мне, что его поразили пачки денег, передаваемые служителям церкви, и толщина свеч, щедро поставленных “за упокой”. Прихожане решили сначала, что какой-то богач хоронит своего дедушку. Но, увидев собравшуюся разношерстую “родню” — а приехали как крутые “боссы” на навороченных иномарках, так и соблюдающие старые законы “босяки”, — вконец запутались.
Самого Шорина, высохшего от старости, просто не было видно в гробу. Да и вряд ли он одобрил бы всю эту вызывающую помпезность. Не привык он к ней при жизни, и воровские традиции ее не приветствуют. Впрочем, в последние годы все похороны старых воров проходят по одному сценарию — точно так же несколько лет назад провожали в последний путь другого патриарха карманников, Савоську.
Еще одним неизменным атрибутом подобных похорон стали сотрудники МВД. Вот и теперь оперативники ГУБОПа и оперативно-розыскного бюро ГУ МВД по Центральному федеральному округу вели скрытую съемку и высматривали старых знакомых, находящихся в розыске. И братва, и оперы делали вид, что не замечают друг друга. Взаимный антагонизм выдавали лишь мелкие пакости с обеих сторон. Братки старались закрыть обзор милицейским видеокамерам своими микроавтобусами. А оперы демонстративно фланировали по церкви и вокруг нее, щекоча нервы авторитетам. Возле входа стояли два пустых автобуса с милицейскими номерами и машина “скорой помощи”.
Хоронить Шорина-Прокофьева повезли на Хованское кладбище.
Прокофьев Александр Тарасович, русский, уроженец Москвы, родился 28 декабря 1929 г., жил на Новоясеневском проспекте. “Курировал” сокольническую, измайловскую, гольяновскую группировки, “мазутку”. Любил отдыхать в ресторане “Фиалка” в парке “Сокольники”, в кафе “Стромынка”, где обсуждал вовсе не только уголовные проблемы, но и бокс, футбол — любимый “Спартак”.
Свою “трудовую деятельность” он начал еще до войны, в 10-летнем возрасте, вместе с двумя другими будущими “генералами” воровского мира — марвихерами (карманниками экстра-класса) Савоськой и Пигалицей — в родных Сокольниках. Местный рынок прекрасно подходил для практических упражнений. Работала эта троица и в трамваях маршрута №10.
Десять раз Шорина отправляли в лагеря, где он в общей сложности провел более 20 лет. “Короновали” его еще во время второй “ходки”. Был он и “смотрящим” за прибыльной площадью трех вокзалов, создал свой воровской “общак”. А впервые его поймали совсем не во время войны и не Глеб Жеглов. Это случилось с маститым уже карманником только в 1952 году. Последний же раз Шорина схватил за руку — “на кармане” — руководитель отдела по борьбе с карманными кражами МУРа Владимир Мартиросов. Это произошло 9 лет назад.
Вроде бы все у Шорина было, братва даже квартиру ему подарила. Но “профессию” оставить он не мог и до старости продолжал “работать” для удовольствия.
Садальский рассказывал: после того как фильм впервые показали по телевидению, кто-то прислал ему ящик французского коньяка с благодарностью за хорошее исполнение роли. По письму актер понял, что это подарок от настоящего Кирпича. Правда, в жизни Саша Шорин не шепелявил: “Кофелек, кофелек... Какой кофелек?”
В первые годы перестроечного хаоса Шорин вместе с Росписью и Дедом Хасаном как представители старой формации часто вступали в конфликты с ворами новой волны — “махновцами”, как он их называл. Старики не могли привыкнуть к тому, что новые воры фактически легализовались и даже основывали фирмы. Но приходящие в “общак” огромные суммы непременно оказывались самым убедительным аргументом. Конфликт традиций и экономической целесообразности сошел на нет к середине 90-х. В последние годы Шорин больше выступал как третейский судья в спорах, но в “большую политику” не лез.
К концу жизни Саша Шорин считался “смотрящим” только сокольнической группировки. Его лучшими друзьями в воровском мире считались Андрей Исаев (Роспись) и Павел Захаров (Паша Цируль). Роспись контролировал таганскую ОПГ, Паша Цируль был хранителем воровского “общака”. Обоих не стало в 1997 году...
P.S. Любопытная деталь. Другой авторитетный вор — питерский — Костя Могила (Константин Яковлев), расстрелянный в Москве еще 25 мая, до сих пор не похоронен. Труп по-прежнему лежит в московском морге, хотя судмедэксперты уже закончили свою работу.
Проблема — в юбилейных торжествах Санкт-Петербурга. “Коллеги” давно рвутся забрать дорогое им тело и отправить Могилу в родной город, но городским властям ни к чему сейчас вся эта морока с шикарными ритуалами и съездом в Питер криминальных авторитетов со всей России. Поэтому Костю элементарно не отдают. Дескать, подождет еще.
