“Дагестан никогда добровольно в Россию не входил и никогда добровольно из нее не выйдет” — эта знаменитая фраза принадлежит дагестанскому поэту Расулу Гамзатову. Впрочем, дагестанским его можно назвать условно: Расул Гамзатов пишет на аварском языке. Дагестанского, равно как и национальности “дагестанец”, просто не существует. Республику не зря сравнивают с библейским Вавилоном: в ней живет несколько десятков народов и этносов. Все они считают Дагестан своей родиной, но будущее его видят по-разному. Возможно, именно по этой причине республика так и не стала “второй Чечней”, хотя в конце 90-х имела к этому все предпосылки.
Руководство республики сейчас заверяет, что “южные ворота России” наглухо закрыты для ваххабитов и террористов. Но еще совсем недавно Дагестан был транзитной зоной, через которую боевики и оружие свободно курсировали из Чечни в Азербайджан, Грузию и обратно. А на территории нескольких сел фактически существовало исламское государство — ваххабитский джамаат.
Лакский хинкал не имеет ничего общего с хорошо известными у нас грузинскими хинкали. Это блюдо больше похоже на чеченский жижиг-галнаш. Маленькие кусочки вареного теста плавают в прозрачном бульоне, в который добавляют измельченный чеснок. Высокая стройная горянка в плотно повязанном вокруг красивого лица платке вносит большое блюдо с вареным мясом. Мясо берут руками и едят вместе с галушками. “Это — лучшее из блюд”, — говорит хозяин дома Надиршах Хачилаев. На Кавказе считают, что чем проще кухня народа, тем он воинственнее. Лакцы всегда были хорошими воинами. А Хачилаев — личность известная не только в Дагестане. Когда-то он был депутатом Госдумы. А в качестве лидера Союза мусульман России участвовал в российско-чеченских переговорах и сыграл большую роль при заключении мирных соглашений в Назрани в июне 1996 года. Потом сидел в “Лефортово”. Был амнистирован. Сейчас руководит некой “Федерацией мира и согласия” и пишет планы мирного урегулирования в Чечне.
В августе 1999 года, когда в Дагестан вторглись отряды Басаева и Хаттаба, Хачилаев непонятно как оказался в эпицентре ваххабитского мятежа — дагестанском селении Карамахи. Сейчас он утверждает, что всегда был против ваххабитов, а в Карамахи даже спас жизнь двум омоновцам, попавшим в плен. Видимо, ему удалось убедить в этом и прокуратуру, иначе он не был бы на свободе.
Когда Надиршах выполнял свою таинственную миссию в Карамахи, его старшего брата — лидера лакского национального движения Магомеда Хачилаева, видели среди ополченцев, встретивших Басаева с оружием в руках. Позднее он погиб. По официальной версии, от рук собственного охранника. Но у младшего Хачилаева другая версия: брата “заказали” те, кто не желает расставаться с властью в Дагестане.
Дом младшего Хачилаева в центре Махачкалы, оборудованный системой наружного наблюдения, похож на крепость. Стены увешаны кинжалами и старинными ружьями. Чтобы найти его, не нужно даже знать адреса, достаточно сказать таксисту, чтобы вез к Хачилаеву. Есть в Махачкале еще один дом, адрес которого знать не нужно. Это дом Расула Гамзатова. Узнав, что я из “МК”, классик обрадовался: “Читаю вашу газету, как краткий курс”.
— Человечество глупеет, — говорит поэт, выпив за наше здоровье стопку минеральной воды (коньяк, увы, врачи запретили). Вот говорят: независимость. Но зачем мне быть независимым от вас? А вам от меня? Дудаев приходил ко мне, “Мерседес” подарил. Я и ему сказал: не понимаю, зачем нужна независимость? Я женился 50 лет назад и потерял свою независимость. Что ж теперь, не жениться?
Гамзатов выражает распространенные здесь настроения. То, что “ичкеризация” Дагестана маловероятна, к лету 1999 года понимали все, кто хоть немного был знаком с ситуацией. Хотя бы потому, что здесь, в отличие от Чечни, не один титульный народ, а целых 14, и все они хотят разного. Например, аварцы выступают за единство Дагестана, против его возможной федерализации, а кумыки хотели бы создания своей национальной автономии. Лезгинское движение “Садвал” вообще считает своей целью воссоединение исторической территории лезгинского этноса, разделенного между Дагестаном и Азербайджаном. Политическая элита Дагестана понимает, что в случае выхода республики из состава России она мгновенно будет разодрана на части межэтническими противоречиями.
В общем, надо было совсем не иметь мозгов, чтобы всерьез рассчитывать поднять Дагестан на некую “национально-освободительную” борьбу. Но головы без мозгов нашлись, и каша заварилась. В том жарком августе некоторые высокопоставленные московские чиновники публично предсказывали, что мы, видимо, потеряем и Дагестан. Не потеряли. Но имена тех чиновников здесь хорошо запомнили.
Села Кадарской зоны Карамахи и Чабанмахи, буквально стертые с лица земли федеральной артиллерией и авиацией, ныне восстали из пепла. Три года назад здесь не было ни одного целого дома, теперь они заново отстроены. Только здание администрации и центральную мечеть не стали восстанавливать: решили оставить как память и предостережение. Ибадулла Мукаев стал главой администрации села в 1999 году, во время “событий”. До него здесь был другой староста, но его в 1996-м убили ваххабиты. Убийцей стал будущий тесть Хаттаба, отец одной из его жен.
Убивали ваххабиты и других людей. А начиналось все безобидно: как-то в Карамахи пришел один иорданец обучать людей исламу. Привез религиозную литературу, учил детей арабскому языку. Никто не видел в этом ничего плохого. Потом иорданец исчез, и появился Хаттаб. Людей обучали уже идеям джихада и умению владеть оружием. Ваххабиты во главе с эмиром Мухтаром и генералом Джаруллой объявили, что в Кадарской зоне не действуют федеральные законы, а только шариат, установили на трассе вооруженный блокпост и не пропускали представителей власти. А в Карамахи рядом со зданием администрации поставили зенитную установку. По словам старосты, ваххабитов здесь было не более 250 человек. Никто из тех, кто держал в руках оружие, после войны сюда не вернулся. Где они сейчас — неизвестно. Здесь их все знают в лицо, и появиться в селе они не могут: их считают виновными в том, что случилось. Осталось всего 19 семей “сочувствующих”, которые попросили у народа прощения. На мои настойчивые просьбы встретиться с кем-то из них все отвечали: “Что вы, они с вами и разговаривать не станут! Менталитет такой”. Но потом Мукаев все же повел нас к дому за глухим зеленым забором. На крыльцо вышел босой человек в тюбетейке. В дом нас не пригласили.
— На последней пятничной молитве перед войной я сказал: государство — огромный камень, и вы пустой головой бьетесь об этот камень. Но вы разобьете только свою пустую голову, а камень останется на месте, — сказал Магомед Ипаков, который был здесь имамом три предвоенных года. Теперь он уверяет, что никогда не был ваххабитом, просто его уговорили стать имамом в то сложное время, когда село разделилось на последователей и противников этого течения. Если бы он этого не сделал, то пост имама мог бы занять самозваный ваххабитский генерал Джарулла, и это могло бы привести к вооруженным столкновениям между односельчанами. Тем не менее после завершения операции федеральных сил в Кадарской зоне Магомеда обвинили в призывах к свержению власти и посадили. Потом амнистировали. Сейчас он живет тихо.
До сих пор непонятно: как стало возможным создание ваххабитского джамаата посреди субъекта РФ? Ведь и республиканские власти, и московские не могли не видеть, что творится. Ваххабиты, по многим свидетельствам, хорошо финансировались. Чтобы купить все то оружие, что было завезено в Кадарскую зону, не хватило бы бюджета республики. Дошло до того, что, когда сюда приехал Сергей Степашин, эмир Мухтар отказался с ним встречаться, и российский премьер не придумал ничего лучше, как отправиться к этому самому эмиру домой. Эмир, говорят, не соизволил даже выйти во двор навстречу высокому гостю. Хотя здесь принято встречать гостей у ворот.
— Да знали мы, что они вооружаются, — говорит Магомед-Расул Алхваев, глава администрации Буйнакского района. — Но что мы могли поделать? Была демократия, а закона о борьбе с ваххабизмом не было.
Теперь такой закон в Дагестане есть. Правда, так и не понятно, кого следует считать ваххабитом. У меня сложилось впечатление, что этим словом здесь обозначают некое абстрактное вселенское зло.
В переводе с персидского Дербент — “железные ворота”. Этот древний город на берегу Каспия — самый южный город России. За ним дагестано-азербайджанская граница, путь на юг, в Турцию и Иран. По словам министра по национальной политике, информации и внешним связям Дагестана Магомедсалиха Гусаева, в начале 90-х российское руководство считало, что обустраивать эту границу вообще не нужно, что она временная. Дагестан имеет еще около 600 км границы с Чечней, которая была абсолютно прозрачной всю первую и в начале второй войны. Боевики спокойно перемещались через Дагестан на отдых и лечение в Азербайджан, а оттуда в Турцию, в арабские страны. Тем же путем могли проникать в Россию наемники и ваххабитские эмиссары. Руководство Дагестана несколько лет добивалось строительства на границе оборудованного пропускного пункта. И наконец свершилось.
Уже издали при приближении к открытому на азербайджанской границе всего пару недель назад КПП “Яраг-Казмаляр” заметна длинная вереница “КамАЗов”. Пристраиваемся в хвост очереди. Через несколько минут подъезжает милицейская машина, и сотрудник местного РОВД вежливо, но настойчиво интересуется, не нужна ли нам помощь. Видимо, его привлекли правительственные номера черной “Волги”, любезно предоставленной нам министром Гусаевым. В том, что без посторонней помощи пересечь границу с Азербайджаном довольно трудно, мы тут же убедились. У пункта пропуска — столпотворение. Легковушки, надрывно сигналя, пытались протиснуться поближе к заветному КПП, в ожидании своего часа в микроавтобусах сидели женщины с огромными сумками, испуганно отворачиваясь при виде фотокамеры. А рядом — толпа рассерженных мужчин, которые чуть ли не хором принялись объяснять, какие здесь творятся безобразия.
Вновь открытый терминал не предусматривает пеший переход границы, он предназначен только для автомобилей. Человек, не имеющий своей машины, чтобы пересечь зону, отделяющую дагестанский КПП от азербайджанского, должен сесть в микроавтобус. Водители этих микроавтобусов зарабатывают на том, что перевозят людей с дагестанской стороны на азербайджанскую и обратно. Туда — 300 метров, обратно — 300 метров. Поездка в один конец обходится в 20 рублей с человека. Туда и обратно — 40 рублей. К тому же водитель маршрутки не тронется с места, пока не соберет полный салон. От момента посадки в маршрутку до пересечения границы проходит минимум три часа. Но настоящий кошмар начинается ближе к вечеру, когда с “аэропорта” (так называют здесь бакинский рынок) с полными сумками возвращаются домой женщины. По словам местных источников, пронос одного пакета в зависимости от его размеров стоит от 100 до 300 рублей. Проезд “пустой” легковой машины — 500.
— Нам обещали, что граница будет прозрачной. Но это настоящая Берлинская стена, — говорит лезгин Ибрагим, житель соседнего селения Габцах. Дагестанский участок российско-азербайджанской границы проходит по землям, с давних времен населенным лезгинами. Пока лезгины жили в одной стране, не было проблем. Но теперь для них это настоящие “железные ворота”.
У Ибрагима, как и у всех, кто здесь живет, много родственников и друзей “на той стороне”. Он бывает там два-три раза в неделю. Вот и теперь ходил к другу, переход в Азербайджан занял 4 часа. Вчера в 11 вечера сел в “Газель” на азербайджанской стороне, на дагестанской оказался в 7.30 утра. “Потому что денег не дал, — убежден Ибрагим. — Кому время дорого, дают деньги. Кому дают? Да всем, кто там стоит. Милиция, пограничники, таможенники, транспортная инспекция... А где я возьму? Для меня и 20 рублей — большие деньги”.
Многие мои собеседники утверждали, что здесь действует изощренная система вымогательства, причем она так построена, что схватить кого-то за руку трудно. Но я своими глазами видела, как то одна, то другая машина вдруг по каким-то неясным постороннему причинам покидала свое место и проезжала без очереди. Впрочем, достаточно посмотреть на дома таможенников в окрестных селах. Это настоящие дворцы. “Кто живет вон в том особняке из красного кирпича?” — спросила я у продавщиц небольшого магазинчика. “Мурат, сын Гаджиб-баба, — охотно ответили девушки. — Он на таможне работает”.
“Нельзя, чтобы лиса охраняла курятник”, — говорят лезгины. Но у руководства Дагестана свои аргументы: строгий контроль необходим, чтобы не повторились события трехлетней давности, когда власть в республике чуть было не захватили экстремисты.
— С того момента, как Чечня объявила независимость, мы тут сидели, как ощетинившийся еж, и боялись одного: как бы нас не втянули в авантюру, — говорит министр Гусаев. — А ведь все наши наземные коммуникации проходили через Чечню. И началось: грабежи, разбои, похищения, пустые поезда. Вынуждены были даже построить железнодорожную ветку в обход Чечни.
Однако очевидно, что для людей с деньгами граница никакие не железные ворота, а напротив — гостеприимно распахнутые. А чеченские и арабские экстремисты, как известно, люди не бедные.
Разобравшись с ваххабитами, руководство Дагестана взялось за конституционную реформу. Сейчас в республике существует Народное собрание и Госсовет, который состоит из 14 представителей “титульных” народов. Госсовет избирает главу республики. Но вскоре все должно измениться. Уже готов проект нового закона о формировании парламента. Он предполагает полный отказ от принципа национального представительства. А главу республики станут избирать всеобщим голосованием. И тогда Дагестан может оказаться на пороге новой опасности. Та самая многонациональность, которая помешала ему три года назад стать второй Чечней, сейчас может сыграть злую шутку.
Ну а пока реформа готовится, споры в республике решаются по законам гор. Недавно имела место грандиозная спецоперация сил правопорядка в аварском селе Чиркей Буйнакского района. Результат — горы изъятого оружия и около 1000 задержанных. Большинство, впрочем, сразу отпущено. Противостояние в Чиркее не стихает с конца марта, когда место главы администрации села не сумели поделить два влиятельных аварских тухума (рода). Из-за массовых нарушений выборы были признаны недействительными, назначен исполняющий обязанности главы, но выяснение отношений продолжается. В основном с помощью кулаков, но уже есть один убитый и пятеро раненых в перестрелке. В селе откуда-то сразу появилось оружие. И то сказать: какой уважающий себя мужчина в Дагестане его не имеет?
