В длинном списке соискателей литературной премии Букер за лучший русский роман — новая книга Дмитрия Липскерова. Она о людях, чьи мироощущения и поступки идут и от Бога, и от дьявола.
Кто чаще всего выступает фигурантом современных бестселлеров? Можно ответить без ошибки — красавицы и неотразимые пожиратели женских сердец. Не сужу о боевиках, где привольно разгуливают монстры.
Дмитрий Липскеров, виртуозный мастер сложных сюжетных построений, свободно, как пчела, собирает медоносную пыльцу с любого цветка, красив он или убог. А дальше свершается необъяснимое действо одушевления персонажей, и читателю становится доступна человеческая трагикомедия, где жизнь и смерть ломаного гроша не стоят.
Своему новому роману писатель дал странное название “Русское стаккато — британской матери”. Что бы это значило? На мгновение ты пребываешь не в своей тарелке, лишь улавливая крутой авторский жест — эдакий музыкально-нахальный отсыл “к матери”. На самом деле в названии нет никакой шокирующей загвоздки. Автор просто ведет читателей по дорогам неосвоенным. Психологический синдром вокруг стаккато — легато исполнен беллетристом виртуозно, в чем читатель сам убедится.
Обратимся к странной британской матери, к драматичной истории Лизбет, на чью невинность покушался ее отец, но шторм потопил семейную яхту со всеми домочадцами, не дал свершиться насилию. Липскеров осмелился создать характер очень некрасивой особы. Ему самому страшно интересно понять и принять ее невысказанные муки, загоняющие молодую наследницу немалых богатств в тоскливое одиночество огромного нелепого дома. И читатель невольно примеривает на себя уродливую внешность Лизбет и понимает, что радость в ее жизни столь же редка, как радуга зимой.
В новом романе Липскерова начисто отсутствует любовная интрига как двигатель сюжета. Зато явлен вдруг вспыхнувший бунт девственной плоти, и безнадежно некрасивую Лизбет не шокирует наглая откровенность моряка с греческого корабля, утверждающего, что “некоторые части тела красивы своим предназначением”. Эту точность оценила девушка, потому что в ней жило предчувствие: “Я — родильная машина”.
Писатель никогда не стремится к безупречной атмосфере правдоподобия — ему доставляет удовольствие сделать прыжок в неожиданное, сейчас — это отважное путешествие к неявным тайнам некрасивых людей.
Герои нового романа — а это британцы, русские, немцы, финны... — ярче выявляют свою натуру в интимных обстоятельствах. Одни предпочитают жить природными инстинктами и страстями. И даже некрасивые вдруг становятся прекрасными. Какое это раздолье для писательского воображения и читательского удовольствия!
Автор сознательно оставляет за пределами повествования социальные проблемы. Людские судьбы определяет чаще не богатство или бедность. Эти противоположные — кормовые — факторы ощутимы в биографиях героев романа. Однако Липскеров силен другим: он вглядывается в облик и внутренний “замес” явившихся ему по наитию персонажей и сквозь эту уродливую или изуродованную драматическими обстоятельствами внешность угадывает неординарный характер и пишет его крупно и сочно, позволяя героям явить свою натуру в слове, в реплике и экстремальном поступке.
Так, богатая и физически могучая Лизбет могла бы жить беспечно; но эта особа доказывает себе и другим, что не хуже любого мужика может работать грузчиком на принадлежащем ей доке, а насмешника она отделала наотмашь, как опытный борец. Пышная плоть притягивает похотливых. Безнадежное одиночество заставило Лизбет поступать не по правилам: не раздумывая, она отдает свою девственность моряку, он озорно и открыто оценил ее сексуальные возможности. Сцена единственного прегрешения Лизбет написана Липскеровым с темпераментом великих иронистов: “Греку словно мозги отшибло. Он было попытался взять предмет страсти на руки, но вес был практически неподъемен, а оттого ему удалось поднять только левую ногу Лизбет”. Древняя, несдерживаемая ничем страсть первобытно овладевает этой странной некрасивой парой.
Роджер, плод случайного соития, имел характер столь же неожиданный, просто из ряда вон. Лизбет пыталась заставить сына жить и чувствовать по традициям погибшей семьи. Но не тут-то было! Греческие гены иронии, природное неприятие дисгармонии да еще материнская резкая прямота загоняют молодого господина в почти полную изоляцию. Зачатый в приступе сексуального безумия, сам Роджер бисексуален. Он музыкант, играет в лучших оркестрах на металлическом треугольнике. Только этот поющий металл он и любил. Мать оскопляла желания мальчика, и он ответил на эту удушающую любовь ненавистью к ней. Патологическое любопытство к смерти оборачивается для Роджера внутренним опустошением и отвратительной жестокостью.
Русским характерам Липскерова совсем не свойственна унылая роковая подавленность, которую обычно соединяют с понятием славянской души. Автору интереснее наблюдать нечто общечеловеческое в поведении персонажей, в частности, британец Роджер и русский Колька Писарев, в юности музыкальный вундеркинд, не имели понятия о гомосексуализме. Встретив насилие, оба испытывают шок. Только форма проявления разная. Роджер, увидев танцующих в обнимку мужчин, блюет прямо на софиты, а коллеге, пригласившему его сюда, выговаривает в рамках светской стилистики: “Не общайтесь больше со мною! Вы пахнете “Шанелью номер пять!”
Наш Колька, по глупости загремевший на девять лет, в пересыльном вагоне оказался в руках гомосексуалистов. Нутряное неприятие насилия над собой вызвало в нем немыслимый отпор: в состоянии шока он вырвал с корнем “восставшую плоть, стремящуюся попасть в его зад”, и получил заточку под сердце. Личность Кольки Писарева — самая крупная удача Липскерова. Этот человек с рождения — избранник небес: “Как пришел в пальцы Кольки гений, никто не знал. Врачи говорили — феномен, а музыканты — вундеркинд”. Бог одарил его и нежностью чувств, и осознанием своей вины перед людьми и Богом.
Автор бережно, избегая даже намека на сентиментальность, передает пьянящую красоту глухонемой девочки-казашки из глинобитной больнички. Она спасла Кольку от смерти, заполнила его душу собой — смешливая, молчаливая, желанная, и он “первый раз в жизни не почувствовал пустоты”.
Встречи с Колькой, теперь уже монахом Филагрием, открыли Роджеру иные начала, о которых он не имел понятия. Он умел только наслаждаться уродством и никогда не любил. И вдруг этот монах-схимник разрушил все основы его самодостаточности: “Бог создал человека для жизни и любви... Соитие — это венец любви человеческой, самый богатый подарок Господа”.
Блистательно, концертно звучит в романе история трофейного аккордеона и русского старика, уехавшего в Берлин с покаянием. И Колька — весь в своего странного деда: такой же бессребреник и грешник, и в монастыре монах-схимник “ощущал в душе что-то странное... И не благостно было в ней вовсе... и казалось, что утеряно нечто безвозвратно”.
Блудным сыном проходит он по дорогам своих былых прегрешений, чтобы вновь на малом острове, в монастыре, мучительным раскаянием оживить свою “обмороженную душу”. На мой взгляд, “Русское стаккато — британской матери” (издательство “ЭКСМО”) — лучший роман Липскерова, самый личный не по фактам биографии, а по мотивам душевного прозрения.
