Кто не мечтает отправить ребенка учиться за границу?
Пушкинский герой, помнится, привез из Германии учености плоды, вольнолюбивые мечты, всегда восторженную речь и кудри черные до плеч.
Я, простите, не поэт. Поэтому сухим языком прозы мне придется объяснить, как попасть на учебу в престижные западные университеты, что такое Болонский процесс и почему в наши вузы едут учиться иностранцы.
В одной только Москве открыто 800 представительств немецких фирм. Им нужен персонал — люди, не просто разбирающиеся в определенной отрасли, но и знающие русский язык.
— В прошлом году у нас началась образовательная компания “Go East”, — говорит доктор Ульрих Валь, руководитель международного отдела министерства образования и науки Германии. — Самое главное, чтобы наши студенты знали, что у вас есть хорошие вузы, и ехали туда учиться.
В годы холодной войны в Германию приезжали студенты из Польши и Чехословакии, хотя с этими государствами у ФРГ еще не было дипломатических отношений. Это было заслугой Германской службы академических обменов (DAAD). И сегодня DAAD помогает молодым людям из разных стран получить образование в Германии, а немцам — попасть в лучшие вузы мира.
В рамках программы “Go East” представительная российская делегация, состоявшая из ректоров и проректоров, посетила несколько немецких университетов. Целью их поездки было презентовать свой вуз. Ректоры таскали огромные баулы со стендами и буклетами, но лучшей рекламой стали... их бывшие студенты, продолжающие обучение в Германии. Наши ребята везде на хорошем счету, блещут знаниями и в рейтингах успеваемости не уступают крепкозадым азиатам.
Но, пока программа “Go East” набирает обороты, продолжается тенденция “гоу вест”. Сегодня в России учится несколько сотен немецких студентов, в то время как в Германии грызут гранит науки 8 тысяч наших.
Выпускник Оренбургского университета Алексей Истратов решил углубить свои познания в экономике. По материнской линии Алеша — немец. Однажды в Оренбург приехал господин Хилькер. Талантливый педагог вставал на стул, пел песни, читал стихи и разве лишь не пускался в пляс, чтобы лучше донести до студентов особенности немецких артиклей. Алеша и раньше подумывал уехать на историческую родину, а после визита господина Хилькера вопрос был решен окончательно. Теперь в Мюнхенском университете из 450 русских студентов пятеро — оренбуржцы.
Чтобы стать студентом в Германии, надо прежде всего заручиться финансовой поддержкой. Это может быть личный банковский счет (из расчета не меньше 7 тысяч евро в год), либо, как у Алеши, гарантийное письмо спонсоров (родственников, знакомых). Почти все немецкие вузы практически полностью финансируются за счет государства, и с учащихся не взимается плата за обучение, в том числе и за аспирантуру. Но уровень жизни в Германии очень высок — считается, что суммой, меньшей 540 евро в месяц, учащемуся не обойтись. Немецкие вузы не предоставляют стипендий и грантов. К тому же студенту-россиянину, не гражданину государства — члена ЕС, без специального разрешения можно работать не более 90 дней в году. Так что рассчитывать на подработку не приходится.
В большинстве немецких вузов нет студенческих городков-кампусов. Места в общежитии могут предложить только небольшому числу нуждающихся — и студентам приходится самим заниматься поиском жилья. Очень популярны так называемые “коммуны” — когда одну квартиру снимают в складчину несколько человек. За пользование услугами вузовской инфраструктуры студенты платят “социальные взносы”. Плюс проездной билет... Плюс медицинская страховка... Вот почему российским кандидатам в немецкие студенты следует очень серьезно отнестись к доказательству наличия финансовых средств.
Есть и еще кое-какие трудности.
Современная немецкая система высшего образования весьма отличается от российской. Каждый студент предоставлен самому себе, что дает известную свободу выбора и действий, но требует ответственности и самодисциплины. Студент немецкого вуза не посещает занятия вместе со всеми своими “сокурсниками” (такого понятия в Германии вообще нет). Он должен сам, выбрав определенную специальность и соответствующую учебную программу, организовать свой учебный план и свое время в соответствии с общими требованиями по данной специальности. Сразу скажу: большинство студентов не укладывается в “стандартный период обучения” и учится довольно долго.
Алексей Истратов подумывает даже, не перевестись ли ему в Fachhochschule — “высшую специальную школу”. Там более сжатый и ориентированный на практику курс обучения. А диплом равнозначен университетскому.
Кстати, о дипломах.
Уже 4 года европейское образовательное сообщество живет под знаком так называемого Болонского процесса. 19 июня 1999 года в итальянском городе Болонье министры образования 29 европейских стран подписали Декларацию о европейском регионе высшего образования.
Если в Европе введена в обращение единая валюта, почему бы студентам не переходить свободно из одного вуза в другой, откладывая в свой багаж знаний самое лучшее из каждого университета? Семестр в Сорбонне, курс в Варшавском университете, цикл лекций в Цюрихе... А на выходе — суперобразованный интеллектуал с дипломом, имеющим ценность по всей Европе, как и евро. Суть Болонского процесса состоит в формировании общеевропейской системы высшего образования.
Многие российские вузы пытаются реализовать отдельные положения Болонской декларации. Например, переходят на двухуровневую систему высшего образования: бакалавриат и магистратура. Ведется разработка кредитной системы зачетных единиц: чтобы решить проблему сравнимости образовательных программ и содействовать увеличению так называемой академической мобильности.
Сегодня число европейских стран, подписавших Болонскую декларацию, достигло 33. Осенью в Берлине ожидается подписание еще четырьмя.
На днях Государственная дума РФ направила председателю Правительства России Касьянову обращение — о необходимости проведения мероприятий по подписанию Российской Федерацией Болонской декларации. В обращении, в частности, говорится: “Неучастие России в Болонском процессе начинает тормозить дальнейшее развитие отношений в области высшего образования между РФ и странами-участницами Болонского процесса и может привести к самоизоляции российской системы высшего образования”.
Ректор Оренбургского госуниверситета Виктор Бондаренко рассказывал на презентации в Мюнхене:
— Еще несколько лет назад немецкие коллеги просили: “Покажите на глобусе, где вы находитесь... Ой, да что ж я там буду делать?!” Приезжали — и были потрясены тем, что наши студенты читают Гете в подлиннике. Потом даже в отпуск к нам стали приезжать... Мы кичимся тем, что у нас хорошее образование. Да, мы хорошо учим. Но успокоенность обезоруживает. Огромная благодарность нашему Министерству образования, что мы сюда приехали, — это затратная вещь, но когда-нибудь это вернется. Пусть будет хоть крохотное зернышко понимания, что Россия — это не медвежий угол, это не только Москва и Санкт-Петербург. Немецкие коллеги признаются: нам надоела эрзац-культура американского пошиба. Системность, глубина и возвышенность нашего образования привлекают. Немцы очень прагматичны, но вдохновить на открытие может только любовь к предмету.
12 мая этого года российский министр образования совершил первый прорыв в Болонский процесс, подписав соглашение с французским коллегой: теперь наши кандидаты и доктора наук имеют право гордо носить во Франции приставку Ph.D.
Параллельно с выставкой-презентацией российских вузов в Германии заместитель министра образования РФ Никита БАНЦЕКИН вел переговоры, результаты которых трудно переоценить.
— В ближайшее время соберется рабочая группа по выработке соглашения между Германией и Россией по признанию дипломов и ученых степеней. Наш майский прорыв с Францией заставил немцев сделать шаг навстречу. Есть и вторая причина — решение суда земли Берлин, который 30 января признал иностранные ученые степени. Кстати, истцом выступил Калининградский университет — честь ему и хвала. Теперь надо расширять прорыв. Надо, чтобы признавали наши дипломы.
— Что сегодня мешает России вступить в Болонский процесс?
— Здесь две “линии обороны”. Это директива Евросоюза о минимальном сроке среднего образования в 12 лет. Они всегда выдвигают это на первый план. Даже когда начинаешь прорабатывать, например, проблему по кандидатским степеням, они говорят: а вот у вас школа 11 лет! И все разговоры, что у нас дают больше, что их школьники 13 лет обучения естественнонаучным дисциплинам завершают на уровне нашего 9-го класса (причем при подходе, более близком к нашему природоведению, чем к серьезным дисциплинам), слабо действуют.
К тому же немцы не были бы немцами, если бы не стали ранжировать все по порядку. Они хотят не просто соглашение подписать, а определить ограниченный круг наших вузов. К примеру, из 4 тысяч американских университетов немцы признают 200. Причем основываются на внутреннем подходе США — это документ о 200 ведущих вузах. Тот же принцип применят к нам: вряд ли всем нашим 3 тысячам вузов и филиалов дадут такое право... Если нас ограничат 20 вузами, мы тоже введем ограничение.
— Кого немецкая сторона предлагает включить в рабочую группу по выработке соглашения?
— Министров образования 16 земель, представителей МИДа, DAAD и конференции ректоров — а они на наших ректоров очень похожи по всем параметрам, включая и утверждение, что германская система образования — самая лучшая в мире, и любой отход от нее является предательством национальных интересов. Они считают: мир должен принять германскую систему образования, а отнюдь не они — “всякие безобразия”. Классика! Слушаю — и слышу наших ректоров. Как сговорились...
— Каковы, на ваш взгляд, перспективы программы “Go East”?
— Первой идеей DAAD было посылать своих студентов в Москву и Питер. Теперь их позиция поменялась. Они увидели, как много у нас сильных вузов. Программа “Go East” очень важна для немецкой стороны, и наши интересы здесь совпадают. Ставится очень амбициозная задача: выход на рубежи, которые были достигнуты во времена Советского Союза, когда у нас училось несколько тысяч студентов из ГДР. Главное — чтобы средства, которые оплачивает немецкая сторона, компенсировали российскому вузу те затраты, которые будут произведены на обучение немецкого студента, чтобы они не шли за счет российского налогоплательщика.
— Пока больше наших ребят едет учиться в Германию, чем наоборот. И не самые худшие из них, к сожалению, назад не возвращаются...
— Многие страны вводят в соглашение условие по упорядочению возврата студентов. Принцип: откуда взял — туда и верни. Что он дальше будет делать — уже его дело. Он свободный человек и может в соответствии с конституцией принимать любое решение.
Алеша Истратов признался, что вряд ли вернется в Россию. На прощание он повел меня в музей “Белой розы”, находящийся в здании Мюнхенского университета.
История “Белой розы” потрясает. В годы Второй мировой войны в городах Германии стали появляться листовки, призывающие к сопротивлению фашизму. Их писали и распространяли студенты. Один из них, Александр Шморель, был уроженцем... Оренбурга. Его мама была русской. В феврале 1943 года студентов схватили. На суде мужественный Александр Шморель искренне признался, что любит свою первую родину и что страстно желает мира между русскими и немцами. Александра и его товарищей по “Белой розе” казнили на гильотине...
Алексей Истратов, закончив учебу, возможно, навсегда останется в Германии. Но я точно знаю: сердце его принадлежит России.
Автор благодарит Германскую службу академических обменов (DAAD) за помощь в подготовке материала.
