Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
А.С.Пушкин, “Скупой рыцарь”
В русской истории массовыми убийствами отличились Иван Грозный и Петр Первый. Обильное кровопускание советские историки не ставили им в упрек: доказывали неизбежность жутких расправ, находили оправдания вакханалий палачей на Красной площади. Суриков написал “Утро стрелецкой казни”, не омраченное горой трупов, и не показал, как приводил в исполнение приговоры сидящий на коне молодой самодержец.
Начало славных дел Петра
Мрачили мятежи и казни.
Начало правления Сталина ничто не омрачало. Гражданская война закончилась победой красных, Российская империя превратилась на одной шестой земного шара в Союз Советских Социалистических Республик — СССР. Граждане могли получить в ближайшем отделении милиции заграничный паспорт. Во МХАТе шли с аншлагом “Дни Турбиных” Булгакова. Русская литература поразила мир “Тихим Доном”. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) ходил по Москве в сопровождении одного охранника в штатском. Никто из прохожих не узнавал в лицо вождя партии, ни одеждой, ни сапогами, ничем не отличавшегося от телохранителя.
На том мирном фоне разворачивалась борьба в самой партии, которая привела, по словам одних историков, к “Большому террору”, по словам других — к “Великой чистке”. Одни называют миллионы невинных жертв, проклиная тирана Сталина, другие сходятся на тысячах, находя в поступках вождя здравый смысл и историческое оправдание.
“Красное колесо” набирало обороты медленно. После Ленина его другу Каменеву удалось прокричать делегатам партийного съезда: “Вы меня не заставите замолчать… Сталин не может выполнять роли объединителя большевистского штаба. Мы против теории единоначалия, против того, чтобы создавать вождя”.
За эти слова его лишили кресел председателя Совета труда и обороны и главы Москвы. И отправили послом в Италию. Поехали в разные страны полпредами другие протестанты. Других несогласных после очередного съезда выдворили в Сибирь, хорошо знакомую революционерам по царским приговорам. Вождя Красной Армии Троцкого выслали в Казахстан, а затем — за пределы СССР, откуда он морем сам отправлял “философские пароходы” с изгнанниками.
Больше никого не высылали. За аварии, оплошности, ошибки судили как “вредителей”, сваливая на них неудачи в политике. Первый показательный процесс произошел в Москве в 1928 году, и после приговора пятеро из 53 инженеров-горняков Донбасса пошли на казнь. Максим Горький тогда услужил партии формулой, которая с тех пор пошла в ход: “Если враг не сдается — его уничтожают”.
Стали обирать и карать крестьян, которых призывали в годы новой экономической политики: “Обогащайтесь!” Почему? Индустриализация забуксовала. Платить за технику, заказанную на Западе, стало нечем. Помните сибиряка, который на призыв вождя откликнулся: “А ты, кацо, спляши нам лезгинку, может, мы тебе хлебца-то и дадим”. Вместо лезгинки “чудесный грузин” исполнил танец с саблями, устроил хлебопашцам кровавую баню. Как вспоминал в старости Молотов, который “выкачивал хлеб у всех, у кого он был”, Сталин “довольно крепко нажал. И выкачал хлеб”.
Накануне его 50-летия вышла статья именинника “Год великого перелома” с директивой “ликвидации кулака как класса”. Самых крепких крестьян, “кулаков”, с семьями, как скот, отправляли в товарных вагонах за Уральский хребет, а у оставшихся селян отняли дарованную землю и загнали в колхозы. Как вспоминал Молотов: “Коллективизацию мы неплохо провели. Я сам лично разметил районы выселения кулаков. Выслали тысяч четыреста”. Сколько расстреляли непокорных, сколько погибло в пути переселенцев, сколько умерло от голода, когда “выкачали” хлеб?..
Пришлось Сталину написать другую статью — “Головокружение от успехов”, одернуть озверевших партийцев, наводивших новый порядок в деревне. А в Москве арестовать членов мифической “Промышленной партии”, пытавшейся якобы взять власть в СССР. По сценарию драматургов Лубянки, вдохновляемых Сталиным, прошел похожий на спектакль первый показательный процесс, где все обвиняемые дружно признавались во вредительстве, заговоре и готовящейся ими “интервенции”.
Иначе как было объяснить народу, почему в городах хлеб продается по карточкам? С прилавков исчезли мясо, рыба, консервы, овощи. Без вины виноватых находили на оставшихся без сырья мясокомбинатах, рыбных и консервных заводах. “Надо бы все показания вредителей по рыбе, мясу, консервам и овощам опубликовать немедля, — наказывал Сталин. — И через неделю дать сообщение, что все эти мерзавцы расстреляны. Надо всех их расстрелять”. Что и было исполнено. Бактериологов расстреляли за падеж скота. Пищевики пошли на казнь за голод.
“Как во всей стране не найдется человек, который мог бы его убрать?” — вслух рассуждал один из старых большевиков в праздничную ночь 7 ноября 1932 года. А на следующую ночь раздался выстрел в квартире Генерального секретаря ЦК ВКП(б). Покончила с собой Надежда Аллилуева, член партии с 1918 года, жена Сталина. Ей приписывают такие слова: “Мучитель ты, вот ты кто! Ты мучаешь собственного сына, мучаешь жену, весь народ замучил!” Сталин правильно воспринял это самоубийство как выстрел в свою спину. И не простил родственников Надежды, ни в чем не виноватых, как не пощадил ставших козлами отпущения “вредителей”: пищевиков, бактериологов, горняков...
Тех, кто слышал слова старого большевика и не донес на него, всех, кто пытался организовать “Союз истинных марксистов-ленинцев”, — арестовали. Бывших соратников вождя по недолгому триумвирату — Каменева и Зиновьева — отправили в ссылку, а членов несостоявшегося “Союза” — посадили в тюрьму. В боевой партии не нашлось никого, кто бы смог противостоять диктатору и тирану с оружием в руках. Почему? По-моему, потому, что и “левые”, и “правые” в партии большевиков стояли и за пресловутую “ликвидацию кулака как класса”, и за индустриализацию, и за мировую революцию, и за диктатуру пролетариата. Но расходились в путях, темпах, средствах достижения конечной цели. А она у всех партийцев была одна. На первой стадии — построить социализм, на заключительной — учредить коммунизм на всем земном шаре. Потому в гербе СССР парил над колосьями земной шар.
В результате “головокружения от успехов” разразился в хлебородных областях России и Украины страшный голод, названный украинцами “голодомором”. О нем Михаил Шолохов в письме к друзьям с Дона сообщал в Москву:
“Я бы хотел видеть такого человека, который бы сохранил оптимизм и внимательность к себе и близким при условии, когда вокруг него сотнями мрут от голода люди, а тысячи и десятки тысяч ползают опухшие и потерявшие облик человеческий...
Я мотаюсь и гляжу с превеликой жадностью. Гляжу на все. А поглядеть есть на что. Один из хуторов, в нем 65 хозяйств. С 1 февраля (1933 года. — Л.К.) умерло около 150 человек. По сути, хутор вымер. Мертвых не заховывают, а сваливают в погреба. В интересное время мы живем. До чего богатейшая эпоха”.
Такой была сталинская эпоха на первой стадии. В том году расстреляли две тысячи “врагов народа” за “покушение на общественную собственность”. За кражу с колхозного поля, на которое покушались голодные, попадали на десять лет в тюрьму и шли на казнь.
Но голод отступил: осенью отправленные в колхозы партийцы сделали свое дело — хлеб пошел на элеваторы. Сталин доложил приехавшим в Москву делегатам: “Из аграрной страны мы стали индустриальной страной”. Новые заводы произвели самолеты, трактора, танки, станки. По Беломорско-Балтийскому каналу имени Сталина, построенному “бывшими врагами пролетариата”, перевоспитанными в “сознательных строителей социализма”, поплыли корабли. Мысль построить канал силами заключенных принадлежала Сталину. Вернувшийся из долгой эмиграции, обласканный Максим Горький пропел тогда вождю и его опричникам славу.
Все большевики, кто осуждал коллективизацию, быстро забыли погибших от голода и расстрелянных. Все бывшие оппозиционеры каялись и публично называли Генерального секретаря “великим и гениальным”, “зодчим социалистического общества”. А казалось бы, непримиримый организатор “Союза истинных марксистов-ленинцев”, сидя в тюрьме, окрестил своего прокуратора “гениальнейшим и любимым”. Возвращенный из ссылки Зиновьев, заведуя отделом журнала “Большевик”, придумал формулу из четырех равнозначных слагаемых: Маркс—Энгельс—Ленин—Сталин. Он считался “левым”. А “правому” Бухарину забывший, как тогда казалось, прежние обиды вождь поручил написать текст новой Конституции СССР.
В 1934 году в Большом дворце Кремля сломали два зала — Андреевский и Александровский. На их месте протянули ряды кресел, чтобы вместить всех делегатов XVII съезда разросшейся партии. Сталин назвал его “съездом победителей” и в отчетном докладе объявил, что социализм в одной стране — построен. Тем не менее в рядах “победителей” родилась мысль выдвинуть на пост Генерального секретаря ЦК “Мироныча”, который пресек разговоры на корню. Старые большевики задумали реализовать давнее завещание Ленина и переместить Сталина на другую должность, избрав вместо него Кирова. О чем тот немедленно сообщил другу, услышав в ответ: “Спасибо, я тебе это никогда не забуду!”
На том съезде Сталину бурно аплодировали, устраивали овации, ликовали — но при тайном голосовании на выборах ЦК он неожиданно для себя получил больше всех голосов “против”. По одним данным, 270, по другим — 292. Меньше всех голосов “против” получил Киров. Съезд победителей стал съездом покойников. Первым погиб Киров, не пожелавший перебегать дорогу другу.
Многие поныне называют заказчиком убийства Сталина, а исполнителями — агентов НКВД. Легче всего таким образом объяснить не столь простую ситуацию, сложившуюся после выстрела в Смольном, какой она кажется. Чуть что — историки и литературоведы ищут преступника на Лубянке, 2. И пишут об этом на все терпящей бумаге. Есенин якобы не повесился в номере гостиницы — убит чекистами. Маяковский не застрелился в “комнатенке-лодочке” — застрелен все теми же чекистами. Максим Горький не умер от болезни — его отравили чекисты. К писателю в дом любили наведываться и Генеральный секретарь ЦК Сталин, и генеральный комиссар госбезопасности Ягода. Вот и Кирова якобы не убил из мести ревнивый муж, а прикончили агенты наркома внутренних дел Генриха Ягоды.
Так думал без малого полвека назад Хрущев, доложивший первым о злодействе покойного вождя. Так сегодня считает автор нашумевшей книги “Сталин”, герой которой якобы решил: “Враги делают Кирова своим знаменем? Что ж, придется ему отдать верного друга. Они заставляют его с ним расстаться — как Авраам отдал в жертву сына Исаака”. Одна ошибка тянет за собой другую. Не был Сергей Миронович “сыном” Иосифа Виссарионовича, не отдавал он его чекистам на уничтожение.
И без Кирова за ними — бесчисленное множество казней, убийств, отравлений. Вал репрессий накатывался на страну после выстрела в Смольном все выше и страшнее. На первой стадии, при наркоме Ягоде, после суда отправляли в тюрьму. На второй стадии, при наркоме Ежове, снова судили и убивали. “Врагами народа” были объявлены самые известные большевики, которых все видели на трибуне Мавзолея Ленина рядом со Сталиным. Исчезли полководцы Гражданской войны, носившие на груди по четыре ордена Боевого Красного Знамени, что было равнозначно званию четырежды Героя Советского Союза. Уводили на расстрел тех, кто носил звание маршала Советского Союза, флагмана флота первого ранга и командарма первого ранга. То есть адмиралов флота и генералов армии. Вал репрессий поднимался все выше и чернее, покрывая с головой сотни тысяч людей по всей стране, оказавшейся вдруг в паутине шпионов и диверсантов. Все арестованные признавались следователям Лубянки в чудовищных преступлениях. И никто из тех, кто тогда верил всему и требовал вслед за Генеральным прокурором СССР: “взбесившихся собак надо расстрелять”, — не знал, что признания добыты под пытками. За подписью Сталина по адресу всех обкомов партии пошла со Старой площади телеграмма: “ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практику НКВД допущено с 1937 года с разрешения ЦК. Известно, что буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей пролетариата. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть гуманнее в отношении заклятых врагов рабочего класса?”
1937 год стал самым кровавым в истории страны. Историки пытаются, как я уже говорил, установить число погибших в эпоху Сталина. Точно известно: 12 ноября 1938 года нарком внутренних дел Ежов на клочке бумаги, подвернувшемся под руку, пишет докладную записку: “Товарищ Сталин. Посылаю списки арестованных, подлежащих суду по первой категории”. На ней резолюция: “За расстрел всех 3167 человек. Сталин. Молотов”.
Во дни, когда по ночной Москве колесили “черные вороны”, увозя в тюрьмы арестованных “по первой категории”, Пастернак, не понимая, что творится вокруг, говорил: “Если бы кто-нибудь рассказал про все это Сталину…” И Шолохов устами своего героя иного объяснения “Большому террору” дать не смог: “Для меня совершенно ясно одно: его дезинформировали, его страшнейшим образом вводили в заблуждение, попросту мистифицировали те, кому была доверена госбезопасность, начиная с Ежова…”
Бывший питерский рабочий Николай Иванович Ежов держал страну в “ежовых рукавицах” с 1 ноября 1936-го по 9 декабря 1938 года. Пик репрессий падает на этот период. До него карал два года Генрих Ягода, ближе к нам палачествовал дольше всех Лаврентий Берия. Все так. Но не такой был товарищ Сталин человек, чтобы кто-нибудь мог его ввести в заблуждение. Он сам мистифицировал кого хотел — и Ягоду, не решавшегося казнить соратников Ленина, и Ежова, который на посту наркома косил всех, на кого указывал Хозяин. Мистифицировал и убивал он и шефов Лубянки, разделявших участь своих недавних жертв. И народ гипнотизировал словами и поступками “ростом в шар земной”, как выразился Пастернак. Все поверили Сталину, что “жить стало лучше, жить стало веселей”, все запели: “Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек”. Вождь снаряжал экспедиции на Северный полюс, “сталинские соколы” летали дальше всех, выше всех и быстрее всех без посадки из Москвы в Америку и на Дальний Восток.
Нет загадки в том, кто пролил море крови до 5 марта 1953 года. Умер Сталин — и члены его правительства открывают двери лагерей. Тот же Молотов, что был “за расстрел всех 3167 человек”, встречает вернувшуюся из лагеря жену. Она разделила участь жены Калинина и других родственников соратников вождя. Не пощадил он и тех, кого считал родными. Мог ли здоровый человек, не подверженный мании убийства, с завидным постоянством вплоть до смерти отправлять на казнь самых преданных ему людей, которые гибли с его именем на устах?!
И этот злодей всех времен и народов находит адвокатов в Москве. Они во всем винят “чекистское руководство”, где не видят “ни одного славянина”. И пишут: “Да к тому же Берия еврей!” Но разве русский Ежов лучше грузина Берии или еврея Ягоды? Все они марионетки Сталина. “Большой террор” эти адвокаты объявляют “Великой чисткой”, благодаря которой “немецкая разведка не имела никакой достоверной информации из советского тыла, старая и новая агентура была к тому времени уничтожена”. Так пишут в 2002 году. Неужели расстрелянные маршалы Советского Союза, командармы и комбриги могли поставлять Германии шпионскую информацию, когда она напала на Советский Союз? Они — и миллионы расстрелянных и загнанных в лагеря мужчин во цвете лет — могли бы постоять за родину, не дали бы Гитлеру дойти до Москвы и Волги...
