В московском офисе студии СТВ непыльно и в глаза пыль не пускают. У Сергея Сельянова все так. Его с Николаем Макаровым дипломный фильм “День ангела” не поражал воображение спецэффектами, просто сразу стал культовым для нашей интеллигенции и легендарным для ВГИКа. В начале 90-х, когда кино практически не было, “Духов день” с Шевчуком и “Время печали еще не пришло” с Мамоновым оказались тем самым кино, за которое не было стыдно. В середине 90-х, когда Сельянов простился с режиссурой и остался только продюсером, его компания практически создала видеорынок для отечественных фильмов. Рекорды “Брата” и “Брата-2” (более 150 тыс. кассет) не побиты до сих пор. В прошлом году спродюсированные им “Война”, “Кукушка” и “Олигарх” каждый произвели своего рода сенсацию.
Сегодня и до конца года Сельянов отказывается говорить про гибель группы Сергея Бодрова-младшего, тоже работавшей на его студии. Однако в счет помощи семьям погибших при его постоянном участии уже собрано около 170 тыс. долларов.
— Что сейчас у вас в производстве?
— В самом начале — фильм Балабанова под названием “Американец” и фильм Петра Точилина “Старик и Хоттабыч”. У Балабанова — история про американца, который приехал в Россию, потерял все деньги, нашел любовь. Она будет сниматься в Сибири осенью и зимой. Точилин — практически дебютант, талантливый, у него молодежная комедия по повести “Медный кувшин старика Хоттабыча”. Она очень популярна в узких кругах и сильно связана с компьютерной субкультурой. Есть еще два проекта, которые мы делаем в кооперации с другими компаниями: “Фифти-фифти” и “Великий Хромой”.
— Когда вы почувствовали себя уверенно в качестве бизнесмена — когда десять лет назад создали студию СТВ?
— Нет, студия возникла как компания одного фильма — “Время печали еще не пришло”. Тогда было трудно, я не думал, что поиск финансирования займет два с половиной года, но в процессе уже решил, что студия будет продюсерской, и примерно году в 95-м мы начали производить разное кино. Вот с первых же двух-трех проектов я ощущаю себя нормально. Это “Операция “С Новым годом!”, “Брат” и “Сергей Эйзенштейн. Автобиография”.
— Вы хоть часть заработанных денег положили в швейцарский банк?
— Нет, конечно. Мои личные потребности невелики. Деньги работать должны.
— Вы сформировались и стали киношником при советской власти. Если бы она так и сохранилась в прежнем виде, какой была бы ваша жизнь сейчас?
— Советская власть представлялась вечной, что было об этом думать? Но выглядело тогда все очень нехорошо. После какого-то азарта и жажды жизни в ранней молодости лет в тридцать стало ясно, что романтический период прошел. Сделать что-то хорошее стало практически невозможно, и поддерживало одно. Фильм “День ангела”, который мы подпольно сняли в 80-м году, при глухо застойной советской власти, был технически не готов. А все — в руках государства, и нас кто-то обманывал, кто-то что-то обещал, что-то вдруг пропадало, приходилось тяжело восстанавливать… “Вот сейчас начальник в отпуск уйдет, а тот из отпуска выйдет, и тогда все будет, только еще немножко денег надо”. Мы опять собирали деньги и опять куда-то несли. Все закончили только в 87-м, когда был уже полузастой-полунезастой. Если б не это, я бы, наверное, оказался в еще более мрачном состоянии к началу перестройки.
— Вы как-то сказали, что не хотите больше думать про русскую идею, не хотите даже участвовать в общественной жизни киношников, хотите только делать фильмы. Значит ли это, что вы считаете наше государство достаточно стабильным, чтобы человек мог позволить себе роскошь заниматься своим собственным делом?
— Человек может позволить себе роскошь заниматься собственным делом, если он этого сильно хочет. При чем здесь все остальное? Вопрос в тебе. Все внутри, и опора на собственные силы — тот лозунг, которым следует руководствоваться.
— У вас есть какой-то личный секрет успеха в одной отдельно взятой стране в эпоху перемен?
— Есть, но это же не секрет. Деньги у нас собственные, кредитные, и, конечно, Министерства культуры. Мы там не очень много получаем, другие получают больше. А на стороне мне нигде не давали ни разу. Ни разу.
— Какие рабочие проблемы вам пришлось решать в последние дни?
— Только что я обсуждал фрагмент режиссерского сценария по вышеупомянутому фильму “Старик и Хоттабыч”. Решали вопрос о получении задолженности от некоторых кинотеатров по фильму “Олигарх”. Активно занимался одним проектом, который не хочу называть. Там надо привлечь сценариста на диалоги, а таких специалистов пока нет. Пытался разобраться в продажах “Карлика Носа” за рубежом. Фильм на всех производит очень хорошее впечатление, но нужно его хорошо продать, а полнометражной анимации в России давно не делали, соответственно опыта продаж нет. Параллельно искал заграничных партнеров на следующий анимационный проект. Мощности ограничены, нужно найти компромисс между своим и чужим и сделать мультфильм очень точно.
— Сколько вы спите при такой занятости?
— Стараюсь не меньше восьми часов. Получается меньше, но нужно стремиться.
— С каких пор живете на два дома, в Москве и Питере?
— В каком-то смысле очень давно. Всегда в Москве много бывал, где бы ни жил. Последние пять-шесть лет снимаю квартиру.
— Как реагируют на это ваши жена и дети, живущие в Петербурге?
— Ну, так там я четыре дня в неделю, а здесь только три. Субботу-воскресенье я там всегда плюс понедельник-вторник.
— Летаете самолетом?
— Поездом, поездом. Сажусь в пятницу в “Красную стрелу”…
— Знаете уже всех проводниц?
— Не очень. Они меняются чаще, чем мой маршрут.
— А кто в Москве готовит вам еду, рубашки стирает?
— Я не люблю про частную жизнь, но в общем никто мне не готовит. Я там только сплю — даже чая не пью. Приезжаю, ложусь, встаю, еду, по дороге где-то завтракаю, потом сюда или еще куда-то.
— Как у вас со здоровьем в связи с этим?
— Последний раз лежал в больнице в ранней юности, а спорт, считаю, вообще вреден для организма. Когда-то любил стрелять и в бадминтон играл неплохо. Если бы в те времена существовал большой теннис, я бы, возможно, играл в него. Но сейчас мне жалко на это времени. Мне очень интересно то, чем я занимаюсь.
— Чем занимаются ваши дети?
— Сын закончил девятый класс, дочка учится на дизайнерском отделении филфака ЛГУ.
— Вы в курсе их увлечений, развлечений?
— В какой-то степени, конечно, в курсе, но это их жизнь. Она так устроена, что вот — дети рядом. Это наша семья, мы как-то живем. Я ничего не навязываю, никакой воспитательной работы не провожу. Просто мы иногда общаемся.
— Когда вы в последний раз были в отпуске?
— Я не бываю в отпуске, не люблю. Иногда на три дня улетишь за границу, отчасти по делу, а вроде и на какой-то фестиваль, и этого хватает. Дел у нас там, к сожалению, не очень много. Мы слабо интегрированы в европейское экономическое пространство. Две-три встречи в день, график ненапряженный, остальное время отдыхаешь. Хотя, конечно, есть мобильный телефон.
— Как отдыхаете? Гуляете?
— Да, в основном хожу по улицам или какие-то друзья там образуются, иногда вовсе не связанные с кино.
— Сколько раз в этом году вы были за границей?
— На Берлинском фестивале, на Каннском дня два, но последний действительно удобен для дела. Даже при нашей слабой интегрированности у меня там набралось достаточно много встреч.
— Каких?
— Пишите, если хотите, что со Спилбергом, с Кэмероном, с кем угодно. Но “беседа со Спилбергом” — чистый пиар. Кроме того, его там не было. Это все пустое. Голливуд в нас пока не нуждается.
— Ни в каком смысле?
— Даже если я представлю им проект, который вдруг почему-то понравится, они его просто купят спустя год-полтора, чтобы только меня не видеть. Мы им даже мешаем. Пусть у нас есть деньги — у них тоже есть деньги.
— Вы общаетесь с ними через переводчика?
— Когда просто так — нет, а когда вопросы серьезные — да. Кто-то что-то не так поймет, а потом год расхлебывать.
— Бессон запустил в Голливуде римейк “Такси” с Куин Латифой в главной роли и сам его продюсирует...
— От Европы туда путь ближе, у Бессона с ними своя история — “Леон”, “Пятый элемент”… Да мы туда особенно и не рвемся. В России интересно работать для России. Другое дело, правила игры предполагают, что ты должен хотя бы продавать свои фильмы, поскольку кино — международный вид спорта. Но Голливуд все равно стоит особняком, даже в самой Америке. В мире семь сеансов из десяти — голливудское кино. Остальное — французы, мы, китайцы, индийцы…
— “Кукушка” — первый ваш фильм, проданный в Америку?
— Нет, но “Брат” был продан средней компании, прокатавшей его в меру своих сил, а вот “Сони Пикчерз” — действительно серьезно. Они еще очень серьезно рассматривали фильм “Война”, хотели его купить. Балабанова на престижном американском фестивале в Теллурайде признали мэтром, “Юниверсал” попросила копию, пришла в восторг, прислала Балабанову письмо…
— Сам Балабанов не хочет там снимать?
— По логике многих он должен немедленно ехать в Голливуд, встречаться с этими парнями, двигать идеи и работать, работать, а он… Ему интересно то, что ему интересно. Хотя в принципе он не прочь, мысли есть, несколько сюжетов по американской литературе.
— Наши идеи конвертируемы?
— Ну да, все нуждаются в идеях, мы, кстати, тоже. Я сегодня Игоря Толстунова в газете прочитал, когда заехал в кафе позавтракать: “Деньги-то у нас есть, у нас идей нет”.
— Что вы смотрите по телевизору, когда успеваете?
— Сознательно — только одну программу, “Намедни” Леонида Парфенова. На мой взгляд, это номер один с большим отрывом. Мало того что сделано талантливо, но он еще нашел — что бывает очень трудно — то, в чем я, например, нуждаюсь. Я расстроился бы, если бы не посмотрел какие-то сюжеты. А еще “Евроньюс”. Тупые новости, которые мне очень нравятся. Они такие тупые, что вроде даже неангажированные. Сериалы я не смотрю — так, по полсерии, чтобы держать руку на пульсе, иметь представление о каких-то режиссерах. Делаю это без интереса, кинематографически они меня, как правило, оскорбляют все. Иногда смотрю фильмы, штуки три сразу — американские, что-нибудь группы В. Сижу и переключаю.
— Для группы В у вас есть какой-то нижний предел? Например, с Ламбертом еще можно, а вот с Чаком Норрисом или Доном Драконом Уилсоном — уже нет?
— Да, действительно, Чак Норрис — уж совсем скучно, только я их еще по фамилиям плохо знаю.
— Вам никогда не приходило в голову заняться таким прибыльным делом, как производство телесериалов?
— Относиться к этому как к бизнесу — да, логично, но деньги на кино лучше зарабатывать в каких-то более далеких областях. Лучше построить гостиницу или открыть ресторан. Но я не зарекаюсь. Мы сейчас, собственно, и заканчиваем три комико-эротических серии по Мопассану. Только это история, связанная со спецэффектами, там есть компьютерные технологии, которые мне интересны, а ни заказчика, ни покупателя у проекта нет. Обычные же сериалы в общем создают нам проблемы.
— Чем?
— Они оттягивают на себя кадры и переквалифицируют их. Человек, снявший два длинных сериала, в кино работать не может. Ни режиссер, ни оператор, ни костюмер, ни реквизитор. Там требования более низкого уровня. За три минуты одеть семнадцать человек по принципу “что тут у меня висело?”. Назвать это халтурой нельзя, все сериалы так делаются и, видно, всех устраивают, но человек забывает, как работают в настоящем кино. Ему, может, даже скучно уже по пять раз обсуждать с режиссером: “Вот, костюм хороший, может, актера поменять?”
— Как вы думаете, что будет дальше с работой, если требования к ней все ниже?
— Все будет очень просто. Люди поделятся на тех, кто работает в сериалах, и тех, кто в кино. Будут отдельные люди на то и это. Актер в сериалах даже дышать должен по-другому, говорить по-другому.
— Откуда возьмутся те, кто хоть что-то может, если сейчас их по пальцам посчитать: Балабанов, Рогожкин, ну, Бодров-младший еще был?..
— Откуда-нибудь возьмутся. Я к образованию в кино отношусь спокойно. Есть необходимость лишь в высшем образовании — в медицинском, техническом, гуманитарном. Оно развивает сознание, хотя ценность высшего образования человек понимает не сразу. А в кино только оператору нужно учиться специально.
— Кто из русских режиссеров кажется вам сегодня перспективным?
— Я копаться не буду, но вот, пожалуйста — Петя Буслов, который снял “Бумера”. Есть в фильме какое-то количество недостатков, но в целом он, с моей точки зрения, очень получился.
— Как вы думаете, чего сейчас хочет в кино наша публика и чего она категорически не хочет?
— Наша публика хочет в кино того же, что и вся остальная в мире, и я считаю, что человек, который смотрит хорошее наше кино, все-таки в выигрыше в сравнении с тем, кто его не смотрит. Другое дело, пока его мало. Мы не можем сейчас выйти на площадь и заявить: “Парни, все кончилось, вы можете раз в месяц ходить на наше кино и не жалеть об этом. Мы вам это уже обеспечили, отвечаем”. Еще предстоит добиться, чтобы так было, но здесь я оптимист. Думаю, через пару лет у нас будет 12 приличных фильмов в год.
— Если бы ваше дело вдруг рухнуло, вообще бы все рухнуло, куда бы вы подались?
— Думаю, я буду заниматься кино всегда, везде и при любых обстоятельствах. Нашел бы способ.
— Есть кто-то из ваших друзей, на кого вы можете положиться, как на самого себя?
— Какие-то у вас вопросы специфические… Есть кто-то, наверное, на кого я могу положиться больше, чем на самого себя. Балабанов. Сережа Астахов. Еще пара человек есть, не буду называть.