Романистка

ИЗ ДОСЬЕ “МК”.

Актриса театра и кино. Родилась под Ленинградом. Окончила училище Римского-Корсакова и ЛГИИТМИК. Дебютировала в фильме “Сентиментальный роман”. Снялась более чем в двадцати картинах, в том числе “Тоталитарный роман”, “Джек Восьмеркин — американец”, “Звездочка моя ненаглядная”, “Молох”, “Марш славянки”, “Красное небо. Черная земля”, сериалах “Менты”, “Тайны следствия”, “Линия судьбы”. Лауреат премий “Кумир”, “Золотой овен”, “Ника”, различных кинофестивалей.

ОНА чувственна, порывиста и мало управляема. Как солдат к атаке, всегда готова к двум вещам: к новой роли и новой любви. Причем все новое ничуть не вычеркивает старое, а загадочным образом уживается в ее трепетной и мощной славянской душе. Она может играть Еву Браун и краснодарскую бабеху, леди-босс и леди-бомж... Она может прослезиться, говоря о родине — Петербурге, и тут же объясниться в любви Москве, рассказать о новом романе и намекнуть на роман будущий; она может оголить грудь, а затем страдать от этого... Простой для нее невозможен, немыслим. Она живет, разрываясь между съемками, театром и сыном, примеряя на себя новые судьбы и чувства, как бы гадая: неужто наконец попала в “яблочко”? Актриса до мозга костей, до кончиков наманикюренных пальчиков, она в отличие от коллег не делает секрета ни из своего творчества, ни из своей личной жизни. Кушайте как хотите, вот она, Галина Бокашевская, — девушка-праздник, карнавал, фестиваль, словом, феерия.

На только что закрывшемся в Выборге кинофестивале показали совсем свежую ее работу — как всегда, о любви, как всегда, не простой — в фильме Натальи Пьянковой “Марш славянки”. О главном в ее жизни — о любви и кино — Галина Бокашевская — в интервью “МК”.

— Галя, где все-таки ты сейчас живешь — в Москве или Питере? Я тебя встречаю и здесь, и там.

— В Питере я занимаюсь театром. Это главное. Без театра меня нет как киноактрисы. Недавно мы играли “Варшавскую мелодию” — спектакль поставил Анатолий Стрельников. Возможно, мы привезем его в Москву — во всяком случае, автор пьесы, Леонид Зорин, ждет его.

Питер — это мое вдохновение. Мой родной город, в котором... моя душа летает — я очень счастлива. Я родилась в Веселом поселке — так называется один наш район, там по указу царицы жили высланные немцы, и они, наверное, были очень веселые люди. И я ходила к потомкам тех немцев в гости в бараки, которые потом использовали в “Тоталитарном романе”... В Питере же я училась, влюбилась, закончила театральный институт.

— Правда, что твоему питерскому дому 160 лет, и у него интересная история?

— Да! С детства, с пяти лет, я очень любила Лермонтова. И вот — судьба: я получаю квартиру на Лермонтовском проспекте, в окно мне смотрит Лермонтов! То есть его памятник. Я общаюсь с ним — утром здороваюсь, вечером прощаюсь, назначаю встречи и свидания у него... А недавно со мной случилась беда: как-то ночью вдруг грохот — включаю свет: несущая стена падает вниз. Вызываю МЧС, которая в последний момент меня и спасла. Дом потом восстановили, но почему так произошло? 160 лет простоял как огурчик — и на тебе! Оказалось, одна фирма сделала тайно подкоп — сняли фундамент и на полтора метра углубили. В День города, 27 мая, мне вручили ордер на квартиру на набережной Фонтанки. Я хочу узнать, кто жил в этом доме, сделать перепланировку, чтобы появилась какая-то изюминка.

— Ты ощущаешь себя типичной петербуржанкой?

— Да! Где бы я ни была, меня очень легко угадывают. Но моя семья, как ни странно, — Москва. Потому что у меня здесь столько друзей! Я приезжаю — у меня с родственниками нет такого единства, как с москвичами: близким не скажешь, что говоришь вам. А еще — я снимаю квартиру в подъезде, где жил Тарковский. Я безумно люблю и поэта Тарковского, и режиссера Тарковского.

— Ты так вдохновенно, так влюбленно говоришь о Москве, несмотря на то что родилась в Питере...

— Потому что именно Москва у меня ассоциируется с любовью. Это потрясающе! Впервые я влюбилась в Питере, но первое признание в любви мой будущий муж сделал мне именно в Москве, когда мы ехали поступать в театральный институт. Я до сих пор помню тот мост у Киевского вокзала, на котором он признался мне в любви, — я была очень счастлива и почему-то смотрела в воду... Потом второй раз приехала в Москву — и опять мне сделали предложение. Я поняла: в Петербурге, видимо, робкие мужчины не могут признаться, но стоит им приехать в Москву — у них открывается второе дыхание, и они находят слова любви.

— Да, интересная технология. Ну, а сама-то ты что?

— Сама я жаждала признания любви... от Москвы. Я очень хотела учиться в Москве. У поговорки “Москва слезам не верит” есть, кстати, и окончание: “ей работу подавай”. Сколько я проплакала — ни один столичный вуз меня не принял. Правда, до ВГИКа я не дошла. Мне казалось, там живут абсолютные небожители, я недостойна даже подойти к ним. Сейчас, кстати, я дружу с ректором этого вуза.

А тогда я не поступила: Москва моим слезам не поверила. И только после того, как в 98-м на “Киношоке” мы с “Тоталитарным романом” взяли почти все призы — Гран-при и приз за лучшую женскую роль, — именно тогда Москва распахнула мне все ворота.

— А почему ты оказалась в эстрадном училище?

— Когда я не смогла поступить на театральный (у меня был дефект речи — я просто свистела и шепелявила, это уже потом поменяла зубы), то пошла на эстраду. Туда меня сразу взяли: им показалось смешно — девушка с русским лицом, которая к тому же и шепелявит. Поэтому у меня очень много друзей на эстраде. А потом был уже ЛГИИТМИК.

— Кажется, ты начала сниматься, как Лена Проклова, — еще в школе?

— Я была школьницей, шла по Кировскому проспекту. Я безумно любила пионерский галстук — просто помешана была на нем. Мне казалось, так красиво: белая шубка, белая шапочка, белые сапожки и — красный галстук. Я специально его вытаскивала вместо шарфика. Шел снег, и ветер его трепал... И вдруг меня останавливает женщина: “Девочка, хочешь сниматься в кино?” Я раскрыла рот от счастья, и снег падал мне на губы. Конечно, девочка мечтала! Так началось мое путешествие в кино — с картины “Сентиментальный роман”. Пройдут годы, и первая большая роль состоится в картине “Тоталитарный роман”...

— У тебя вся жизнь — роман?

— Да. Мы с мужем и сына назвали в честь нашей любовной истории Романом. У нас был потрясающий роман.

— Но в творчестве у тебя случались и новеллы — сериалы и клипы?

— На самом деле я комедийная актриса, но никто об этом не догадывается. Только молодежь — когда меня узнают по клипу “Что ж ты страшная такая?” — просто рвет на мне одежду от восторга. Кстати, там меня никто не узнал — даже мама. Потом уже снялась в клипе группы “Краски” и укрепила отношение молодежи к себе. И, кстати, сама стала работать над собственным музыкальным альбомом.

— Ты запела?

— Более того, сама стала сочинять и музыку, и стихи. Мне это очень нравится. Но я не считаю, что я певица, — я пою как драматическая актриса. И дала великому Исааку Шварцу клятву на его знаменитом рояле, что никогда не буду брать уроки по вокалу. Он мне сказал: “Вы поете сердцем. Так и продолжайте!”

— С чего началась твоя сериальная биография?

— С “Ментов”, где я играла жену Мухомора. Кстати, беспроигрышный вариант. Когда нет ни для кого билетов на самолет или поезд, мне, жене Мухомора, в кассе всегда найдется. Просто потрясающая любовь народа к этому сериалу и его героям!

— В “Тайнах следствия” у тебя сложная, даже страшная роль.

— Там я сыграла и жертву, и палача — суррогатную мать, у которой хотели отобрать ребенка. Вообще я не люблю играть преступников, но пошла, потому что очень хорошая тема: нельзя наступать на территорию другого человека — он начинает мстить.

— А что за работа в “Кавалерах ордена морской звезды”?

— Это очень хорошая, серьезная драматургия. Делает “НТВ- Профит”. Я играю невесту контр-адмирала флота — интересная роль: о том, что происходит с людьми, когда появляется большое наследство.

И еще меня утвердили на сериал с хорошей драматургией — “Мы сестры”. Я должна поменять цвет волос (буду брюнеткой) и научиться отлично водить машину. Я безумно хочу сыграть эту роль и уже пошла на курсы экстремального вождения. Если учесть, что я вообще без “прав” и скрыла, что плохо вожу машину... Опять у меня все одновременно — так всегда в моей жизни. Я уверена, что вот-вот и любовь придет.

— В новом фильме Натальи Пьянковой “Марш славянки” ты играешь славную русскую женщину с неординарными поступками, пригревшую на своей теплой груди молодого бойца, бежавшего из чеченского плена. А ты сама могла бы влюбиться в человека лет на двадцать младше?

— Я открою секрет. Хотя это даже не секрет, а специфика актерской профессии: если по роли предстоит любовь — хороший актер влюбляется, но держит себя в рамках. Он понимает, что у каждого собственная личная жизнь. И я, естественно, влюбилась в своего героя. Но я это так мощно скрывала даже от самой себя, потому что понимала: нельзя. Но это произошло. Мой партнер по фильму, Александр Богданов, — очаровательный человек. Он не актер и еще не испорчен профессией. И... у нас случилась драма. То есть роман. Я была потрясена чистотой его чувств ко мне, но не могла сказать: не влюбляйся, я же актриса... Хотя я с огромным уважением до сих пор отношусь к нему, но после съемок все перерезала своей собственной рукой.

— Какая ты жестокая!

— Очень жестокая. Но и у меня остался шрам на сердце на всю жизнь. Я, как и моя героиня, была влюблена в мальчика, который совершил настоящий подвиг. Я уверена, что Саша Богданов способен на него. Это провидение Наташи Пьянковой, что она пригласила именно его. Ему ничего не надо было играть — он такой в жизни и есть. Более того — на съемках он совершил почти подвиг. В двух словах: местные “авторитеты”, а мы снимали на Кавказе, хотели меня затащить в ресторан, поставили под дуло пистолета. И защитил меня своей грудью Саша Богданов.

— В “Тоталитарном романе” у девушки Нади тоже заискрило?

— Нет, там любви не произошло. Режиссер попросил меня не влюбляться. Сказал: “Галя, съемки длительные (правда, он не предполагал, что четыре года!), денег нет. Я боюсь, что ты ввязнешь”. И запретил нам встречаться вне съемочной площадки. К тому же у Сережи (актера Юшкевича. — Н.Б.) была безумная девушка, которая приезжала к нему на съемки из Москвы, и я понимала, что она меня растерзает на куски, если что. Мы, русские женщины, ничего не боимся — и кровожадных девушек тоже, но Вячеслав Сорокин был первый режиссер, который мне открыл кинематограф. Поэтому я слепо слушалась его советов.

— Не жалеешь?

— На мой взгляд, фильм потерял из-за того, что у нас не произошло романа. Градус должен чувствоваться, быть взаимным — у меня он был, а у него нет. Сережа остался холоден, и зрители это заметили. А если б случилось — картина заиграла бы.

Но все решает режиссер. Так, Наташа Пьянкова просила у меня прощения, что ей пришлось вырезать из “Марша славянки” нашу любовь. Глаза Саши были уже глазами влюбленного человека — а он по фильму не должен влюбляться в меня. При этом она говорила: “Галя, это так интересно исследовать — как почка возникала и раскрывалась, это было потрясающе!” Я это сейчас говорю, а у меня мурашки бегают.

— На других фильмах случалось что-то подобное?

— Нет, потому что не было такой истории пронзительной. А вообще, честно говоря... Подруга как-то мне сказала: “Галя, почему ты не замужем? Тебя, наверное, мужчины боятся?” Это печально слышать, и я, честно говоря, заплакала. “Ты неординарная, — говорит она. — Сегодня — белая, завтра — черная. Они боятся твоего непостоянства. Если тебе на съемках надо будет влюбиться в старика — ты в него влюбишься. Ты влюбишься и в пятилетнего ребенка. Это правда?” — “Да”.

— Муж был такого же мнения?

— Но он тоже актер, мы вместе закончили институт и договорились, что для нас профессия важнее семьи. Нас развело время. По распределению он уехал в Северодвинск. Три года в разлуке... Женщина, оказывается, может долго хранить верность. Мужчине, наверное, сложнее. Я никогда не думала, что смогу быть замужем за капитаном дальнего плавания. Но, к сожалению, я такая. Храню верность. Не знаю кому. Хотя точно знаю одного — это кинематограф. Моя профессия.

— А вообще ты влюбчива?

— Очень. Но с каждым разом — все сложнее: видимо, растет планка моего отношения к мужчинам. Может, она завышена, но мне кажется, я имею право на это.

— Каков наш идеал?

— Мужчина должен к 30 годам уже быть сформирован — если не крепко стоять на ногах, то по крайней мере находиться на той дороге, которая принесет ему успех. Он должен быть материально и духовно состоявшимся человеком. Это подразумевает и ум, и красоту: если есть внутреннее благородство, оно, естественно, отражается и на лице.

И еще важно деликатное отношение к женщине. К сожалению, с этим сложнее. Часто случается: и умный, и богатый, а, простите за выражение, — жлоб. Они думают, что все уже купили. А русскую женщину нельзя купить, у нее критерий только один — любовь.

— И что говорит тебе твое сердце?

— Ой! Недавно на одном фестивале мне пожелали найти свою любовь. И самое удивительное — так и случилось. Я не сразу поняла, что это Он. Он там был всего четыре дня, но я таких мужчин раньше не встречала. Москвич (опять!), из нашего мира... Сердце мое дрогнуло, хотя я не ищу встреч, во всем полагаюсь на судьбу...

— И как сын относится к твоему ожиданию принца?

— Он очень ждет. Говорит: “Мама, скорей”.

— Не ревнует?

— Нет, он видит, что мама ведет пуританский образ жизни, и очень хочет, чтобы мама скорей нашла свое счастье. Говорит: “Мама, я не смогу же всю жизнь жить с тобой. А я хочу быть за тебя спокоен”. Я очень люблю своего сына и горжусь им, я постаралась его воспитать так, чтобы его будущая жена уважала меня. То, что я хочу от мужчин, я постаралась воспитать в сыне.

— Рома не видел еще “Марша славянки”?

— Видел. Не сказал ничего плохого. Да и Саша Богданов приезжал ко мне на спектакль в Питер вместе с мамой, с друзьями. Я ведь Саше сказала: “Мои двери всегда открыты для тебя — человека, который грудью встал и защитил меня от смерти”. Я на всю жизнь сохраню доброе отношение к нему. Рома также его уважает, он знает эту историю.

— У тебя всегда изумительные платья.

— Даже редакторы журналов мод терзаются в догадках. У нас в Петербурге есть очень модный театральный художник Михаил Воробейчик, он шьет для меня. Помню, я играла водевиль “Беда от нежного сердца” — там были наряды в стиле дымковской игрушки. И он устроил целую истерику закройщице: почему сделала шесть сантиметров оборки, а не пять, как он просил! А кто ее видит, эту оборку? Такое вот отношение к профессии — а Миша тогда только заканчивал институт...

— Это он придумал обнажить твою грудь на звездной дорожке “Кинотавра”?

— Нет, он приготовил мне потрясающее платье из бело-голубой ткани. Но я решила его дополнить: взяла свою новую юбку из лайки, разрезала и сделала корсет на шнуровке. Надела черные замшевые сапоги на каблучищах — и вперед. И на середине дорожки мне дарят белые розы — поклонница меня обняла, и я стала выворачиваться, а корсет немного съехал. Я не заметила и счастливая — с голой грудью — шла на камеры. Все каналы показали этот исторический момент, кроме политкорректного ОРТ. Меня, кстати, спас от окончательного позора ваш фотограф Гена Авраменко, который закричал: “Галя, грудь!” И я опомнилась... Целые сутки потом рыдала в номере: мне казалось, все будут тыкать в меня пальцем. А друзья и знакомые потом говорили: “Зря расстраиваешься! Такая красивая грудь! Мы хоть порадовались, что у нас в России есть такая грудь! Да и вообще, поздравляем, ты — первая актриса, которая показала грудь не на сцене и не на экране, а так, как она есть!”