На вчерашнем заседании по делу об убийстве Дмитрия Холодова допрашивали маму погибшего журналиста — Зою Александровну. “Я помню не так много, только то, что из памяти не может стереться”, — так начала она свой рассказ о сыне и том страшном дне, 17 октября 1994 г...
Она говорила почти два часа — слишком много вопросов ей задавали: и обвинение, и защита. Все это время Зоя Александровна стояла, как и положено на допросах, хотя судья дважды предлагал ей присесть — и в силу возраста, и из-за тяжести момента. Но она отказалась от этой привилегии. Прямо как ее Димка: тот тоже никогда не пытался облегчить себе жизнь...
— Мой сын поступил работать в “МК” в 1992 году, и работал он хорошо, никогда не прогуливал, — глубоко вздохнув, сказала Зоя Александровна. — И вот 17 октября случилось это несчастье...
Мама Димы в подробностях описала тот роковой день. Накануне сын попросил разбудить его пораньше, чтобы успеть на семичасовую электричку.
— Обычно он ездил на 8.49, — уточнила Холодова, — но он сказал перед сном, что у него на завтра назначена встреча, поэтому и попросил разбудить пораньше.
Дима уехал, а днем в их квартире раздался звонок из “МК”: срочно приезжайте в редакцию, ваш сын ранен.
В Москву родители Холодова добрались уже ближе к вечеру — из-за перерыва в расписании электричек.
— Я даже не заходила в тот кабинет, где произошел взрыв. Мы сразу прошли в кабинет главного редактора. Я помню, там было много людей, журналисты плакали, а у меня — ни слезинки. Просто какое-то шоковое состояние...
В судебном зале царила мертвая тишина: волнение мамы передалось всем. Подсудимые внимательно ловили каждое ее слово. Но они — со своей корыстью, они — по другую строну баррикад.
Мама Димы старалась вспомнить каждую мелочь, связанную с гибелью сына. За два дня до смерти он, например, за ужином обмолвился, что “знает, где готовят киллеров”.
— Он сказал это вскользь, но мне стало страшно за него. Я предупредила, чтобы он был осторожен.
Вообще-то Дима, по словам Зои Александровны, никогда не рассказывал родителям подробности своей опасной работы: щадил любимых людей, не хотел, чтобы они волновались. Тем более что у отца больное сердце. Но после одной маленькой заметки в “МК”, где было сказано, что Дима из-за своих публикаций был вынужден скрываться (несколько дней он провел в деревне. — Авт.), мама не на шутку заволновалась. Вот тогда-то сын и рассказал матери, что еще в июне 1994 года “свои люди” ему посоветовали на время скрыться.
На вчерашнем заседании Зоя Александровна постаралась по максимуму вспомнить все, что связано с гибелью ее сына, — чтобы помочь суду установить истину. Но, по-видимому, именно это и не понравилось подсудимым и их защитникам. К примеру, адвокат Константина Барковского Лариса Мове забросала Холодову вопросами, которые сводились к одному: а почему же вы сейчас говорите то, чего раньше не говорили? Кстати, ее подзащитный заметно нервничал — в отличие от остальных подсудимых, которые были довольно спокойны. Барковский даже периодически что-то выкрикивал в адрес потерпевших.
— Может быть, я сейчас говорю больше, чем раньше, но все, что я говорю, — правда, — так ответила адвокату Зоя Александровна.
На следующем заседании, которое состоится 2 сентября, будет допрошен отец Дмитрия Холодова, а также ряд свидетелей.
