Таланты и поклонники. Вторые всегда на втором плане: “Подай — принеси — разбери архив — разбуди на репетицию”. Вторым не позавидуешь.
Приживалки, фанаты, сыры.
Звезды привыкли, что кто-то обязательно следует за ними тенью.
Но иногда тень начинает свою игру.
Чуть больше двадцати пяти лет? Или уже за сорок? Через пять минут знакомства с Жанной в разговоре с ней невольно соскальзываешь на “ты”. Жанна — профессиональный музыкант, закончила Московскую консерваторию. Но занятия музыкой — далеко не самое главное в ее жизни.
На ее памяти знакомства с Фаиной Раневской, Марией Мироновой, Андреем Вознесенским, Ириной Печерниковой, Тихоном Хренниковым, Евгением Матвеевым и прочими знаменитостями.
Впрочем, большинство ее “подопечных” вряд ли вспомнили бы имя и лицо этой девушки. Зато она следит за каждым их шагом. Выучила стенографию, чтобы фиксировать каждое мимолетное слово: “У меня особая ручка, тонко пишет и не цепляет бумагу”.
В ее коллекции — экспонаты для будущего музея. Личные фотографии, афиши, письма, записки тех, кого она опекала: “Талантливые люди непрактичны. Дружила я с одной актрисой, так она увидит, что уголок снимка помялся, раз — и ножницами его, а там— Гайдай. Я тихонько из ведра помойного выну и спрячу”.
Когда-нибудь после ее смерти архив унаследует государство. Жанна искренне на это надеется. А еще верит в то, что избрана в этой жизни для высоких целей — как ее тезка, Орлеанская дева, Жанна д’Арк.
Но путь к славе долог и тернист. И обязательно лежит через прижизненные страдания.
Ее телефон я узнала “по справке”. Я готовилась поступать в консерваторию, и вдруг — внезапная болезнь рук. Переиграла. Это могло поставить крест на моей карьере — мне нужна была помощь сильного человека.
У меня была высокая температура, когда я впервые позвонила ей. “Деточка, ну чем же я могу вам помочь? — удивилась Миронова. Но трубку не бросила. — Я только кажусь сильной. А на самом деле совсем одна...” И мы договорились, что я стану звонить по вторникам и четвергам в десять утра.
Каждый наш телефонный разговор продолжался около получаса. Я сразу поняла, что рассказы Марии Владимировны пропадут, если я не буду их записывать. И я, превозмогая боль, взяла в руки любимую ручку, потом подключила к телефону диктофон.
Мария Владимировна много рассказывала о фамильном рояле, о скрипке, которую Утесов подарил ее сыну...
Однажды Мария Владимировна забронировала мне место в театре — на таких обычно сидят родственники. А ведь я не имела никакого права на него и пересела. Хотя, мне показалось, она искала меня взглядом во время спектакля.
Увы, наша телефонная дружба с Мироновой, которая длилась несколько лет, внезапно сошла на нет. “Вы та самая девушка, что будит Марию Владимировну на репетицию по вторникам и четвергам?” — насмешливо поинтересовался как-то чужой женский голос. Я не спросила, кто это, — сделала вид, что мне неинтересно.
Черные круги под глазами и смертельная бледность, температура под сорок: “Она опять меня прогнала”, — Жанна едва держится на ногах.
Последняя ее привязанность — дочь известных родителей, 60-летняя актриса, относится к Жанне как мачеха к Золушке. Шпыняет за любую промашку, срывает злость за неудавшуюся личную жизнь. А то вдруг — приласкает. Ради этих редких минут Жанна готова вытерпеть все что угодно: “Чувствую запах Ее духов или звук Ее шагов, и у меня внутри все замирает. Поэтому я покупаю ей все, что мне самой нравится. Конечно, за свои деньги. Мы созваниваемся каждые десять минут. Она идет в ванную и предупреждает: я голову пошла мыть, телефон не слышу. Как вы не понимаете — я не могу ее бросить. Она — недолюбленный ребенок. Анастасию (имя актрисы. — Авт.) как приложение к маме и папе баловали поклонники, но ведь это — не настоящая любовь, истинную даю ей я”.
В этом доме Жанне не предложат ни тапочек, ни чаю. При виде нее сын актрисы — студент театрального училища — кривит губы. И с той же презрительной усмешкой “стреляет” у нее на сигареты и на пиво. Жанна отдаст последнее — лишь бы не прогнали.
Этим летом Анастасия отправилась в Америку на гастроли. Жанна умоляла привезти ей маленького слоника. Однако перед самой поездкой актриса в очередной раз выставила компаньонку за дверь. Вернулась, конечно, без подарка. Услышав по телефону грустный Жаннин голос, раскаялась: “Я думала, ты больше не позвонишь. Ладно, будет тебе слоник!” — и с пафосом преподнесла купленную в ближайшем подземном переходе мягкую игрушку.
Подготовка вечеров памяти родителей Анастасии. Запись актрисы к врачам и к парикмахерам. Проводы в аэропорт: “Ах, Жанна, зачем ты за мной потащилась — попрощались бы дома, как все люди!”
Однажды Анастасия даже оттаскала Жанну за волосы...
Ночами Жанна не спит — пишет стихи. “Я — богом проклятая тварь. Я — пылинкою кружусь возле вас”, — один из основных ее поэтических образов. Стихи посвящены любимой актрисе: “На самом деле я ищу свою духовную мать, рядом с которой я могла бы обрести саму себя. Сейчас я нашла ее в Анастасии”.
Очень рано я поняла, что мир делится на зрительный зал и на то, что за кулисами.
Настоящая жизнь — там. Я хочу туда.
Мне было 9 лет, когда тетя с бабушкой взяли меня на концерт известного органиста Гарри Гродберга. Они посадили меня между собой, чтобы не сбежала. Но как только объявили антракт, я удрала за кулисы.
Я увидела Гарри и потребовала, чтобы он научил меня играть на органе. Он совсем не удивился, как будто было в порядке вещей, что ребенок просит его об этом. Я влюбилась в орган, в его силу и мощь, я бредила и мечтала.
С тех пор я умоляла родственников сводить меня на концерты или на спектакли. Все уже знали, что мой путь лежит за кулисы. И не перечили мне — я деспотична и жестка, если захочу.
В 12 лет за кулисами я познакомилась с самой Фаиной Раневской. Это был один из последних ее выходов. Она играла старуху Люси Купер, которую родные дети отправляли в дом престарелых. Помню ощущение, что все аплодировали ей стоя, а я пробиралась сквозь толпу и цветы, чтобы она увидела и обняла меня.
И она увидела, обняла.
Ах, как жаль, что я была еще так мала — своей бескорыстной дружбой я, возможно, смогла бы продлить жизнь этой великой женщине.
Жанна сменила семь школ. Дети третировали ее за непохожесть. Родители показали ее психиатру, но тот не нашел никаких отклонений. Замотанным учительницам, среди которых она тщетно искала “духовную мать”, тоже не было дела до девочки с восторженным взглядом.
— Как и моим родителям, — вздыхает компаньонка знаменитостей. — Я могла бы стать знаменитой. Но у мамы вечные мигрени и ни минуты свободного времени. И папа не ходил по московским редакциям с моими рукописями стихов, которых накопилось 11 тысяч, а мог бы...
— В 14 лет я подошла на концерте к Андрею Вознесенскому, — продолжает Жанна. — Подарила свой ответ на его поэму “Ров”. В шесть утра Вознесенский отзвонился мне и произнес потрясающую фразу: “Вы еще создадите своего Орфея”.
В то время на телеэкранах и страницах газет царила юная поэтесса из Ялты Ника Турбина. Девочка-надлом с родинкой на щеке, с тяжелой челкой “под итальянцев” и странными стихами.
“Поэзия Ники полна полета, а моя — боли и страданий за других людей”, — уверяет Жанна. Она не признается, но видно, что всегда хотела быть на нее похожей. Даже ее обожаемая средневековая героиня Жанна д’Арк напоминает ей Нику Турбину.
Жанна написала Нике несколько писем. И, как утверждает, та ей ответила. В стихах.
— Ника была на пике славы, толпы народа рвали в клочья ее одежду. Ее мама — очень властная особа, как я слышала, была против, чтобы Ника занималась посторонними вещами, например, отвечала на мои письма.
Но Жанна продолжала следить за чужой захватывающей судьбой. В 16 лет взбалмошная красавица Ника вышла замуж за старика-миллионера. Но вскоре сбежала от него, притворившись сумасшедшей. В двадцать семь, напившись, разбилась насмерть, выпав из окна.
“Я узнала о ее гибели из теленовостей. С тех пор я чувствую, что тоже умру молодой... Как жаль, что мы не встретились. После ее гибели я тут же организовала вечер ее памяти”.
Стихи Ники на этом вечере читала знаменитая тогда актриса Ирина Печерникова.
— Ирина открыла мне дверь — такая маленькая. Я ее обняла и прижала к себе. Захотелось немедленно ее защитить. Поразительно, что они так похожи с Никой...
“Помолчи. Откинься в кресле. Мне нужно покормить моих рыбок”, — Печерникова кивнула в сторону большого аквариума.
Афиши с рекламой вечера памяти — 17 декабря, в день рождения Ники, — Жанна расклеивала сама. Шел мокрый снег, и желающих мерзнуть за компанию не нашлось.
На прощание Печерникова подарила Жанне огромную ракушку. Слушать тишину моря. Пригласила заходить в гости. Но сколько Жанна потом ни пыталась с ней связаться — актриса так ей и не ответила.
У нас была разница в 56 лет — как у Гете и его Ульрики. Гениальный композитор, близкий друг Георгия Свиридова, основатель Казанской и Петрозаводской консерваторий. К моменту нашего знакомства он заведовал кафедрой в Московской консерватории.
Я была невинной девочкой с косичками, музыкантом-теоретиком, его любимой ученицей. “Я от тебя погибну”, — говорил мне Леман. Он кормил меня с рук зефиром в шоколаде. Жену он потерял десять лет назад. Его дочь жила в Петербурге.
Это были годы напряженной работы: мы буквально жарили друг друга. Я влюбилась в него, и до сих пор он остается единственным мужчиной в моей жизни.
Одновременно я выполняла обязанности личного секретаря Лемана: у Альберта Семеновича, как у всякого гения, царил бардак в бумагах.
Наша близкая дружба продолжалась три года. Однажды он забыл в метро папку с произведениями своей ученицы, совершенно бездарной особы. Та заявилась к нему домой вместе с матерью и устроила скандал. Я не прислушивалась к их разговору, и вдруг в комнату вбегает Леман и кричит: “Зачем ты всем рассказываешь, что я тебя насилую?”
Я растерялась. Хотела броситься вслед за этой дрянью, превратившей наши чувства в сплетню, но Леман не пустил меня, крепко держал за кофточку. Тогда я вспомнила, как поступила Ника Турбина, когда убегала от своего мужа-миллионера. Я тоже притворилась сумасшедшей. Выкатила глаза и монотонно повторяла одну и ту же фразу. Но я не рассчитала одного — Леману было восемьдесят с лишним лет, он медленно осел на пол.
После страшного гипертонического криза он еще пожил немного, около года, но меня к себе не допускал. Я простилась с ним в Москве, в морге Боткинской больницы. Потом тело моего любимого учителя увезли в Петербург.
Если бы его прах покоился в Москве, я бы и ночевала на могиле. Но до Питера слишком далеко, так ни разу у него и не была...
Сейчас я уже подготовила к публикации книгу своих воспоминаний о дорогом Альберте Семеновиче.
В комнате Жанны — идеальный порядок, каждая вещь на своем месте. Фотографии кумиров Жанна хранит в электронном виде, чтобы не потрепались. Расшифрованные интервью лежат отдельно. Каждый человек в ее архиве под своим шифром, как в библиотеке: “На Нику — 4 папки, на Лемана — 8, на Миронову — 3, на Орлову — 3, на Раневскую — 2, на Тарковского — 4”, — рассказывает Жанна.
Фотография седенького старичка в гробу, Альберта Лемана.Пожелтевшие афиши спектаклей Мироновой. Письма знаменитостей — а между строк Жаннины ремарки. Все эти артефакты ждут своего часа. На столе, на подоконнике, на полу, в шкафах. Когда-нибудь она кинет их в костер своей славы.
После смерти Лемана Жанна искала “его двойника”, мечтала вновь стать кому-то добрым ангелом. Даже позвонила режиссеру Евгению Матвееву, но место было уже занято — обязанности личного секретаря выполняла жена.
Многие родственники звезд не понимают: чего Жанна, собственно, добивается? Подозревают: нет ли тут материальной подоплеки?
Но Жанна бескорыстна: чтобы свести концы с концами, ей приходится подрабатывать на рынке. Сама она объясняет свое поведение так: “Все, что я организую — вечера, концерты, мои публикации в прессе о знаменитостях, — я делаю не для них и не для себя, а для памяти. Хотя многие не понимают, что лучше. И добро приходится делать насильно”.
Сейчас в ее планах знакомство с сестрой Андрея Тарковского, она мечтает сделать вечер о нем. Любимого человека у Жанны нет. Так же, как нет и близкой подруги. Вообще никого — только слоник.
Во время интервью с нами Жанна была очень расстроена. Духовная мать, ее последний экспонат, в очередной раз отказала от дома: “Я все равно ей позвоню. Мне надо к кому-то прилепиться...”
Ирина СЕДЕНКОВА появилась на пороге Марины Ладыниной 17-летней девочкой, провалившейся в театральный вуз, попросилась переночевать. И задержалась в доме на Котельнической набережной на 15 лет. По свидетельству друзей актрисы, в последние годы Ирина полностью взяла на себя связь кинозвезды с внешним миром, получала за нее пенсию, отвечала на телефонные звонки. Иногда даже сама звонила в разные организации якобы от имени Ладыниной с требованием пригласить актрису выступать.
Медсестра Лариса СВИРЕНКО представлялась всем племянницей народной артистки Нины Сазоновой. Она оформила опекунство над престарелой звездой и свезла ее в больницу. А теперь добивается права распоряжаться квартирой тети.
“Добрым гением” Галины Улановой называли журналистку Татьяну АГАФОНОВУ. Последняя поменяла творчество на роль личного секретаря балерины. Как утверждают близкие Улановой, после знакомства с ней танцовщица стала вести крайне замкнутый образ жизни. Таня умерла раньше своей музы. Но смерть добровольной компаньонки ничего не изменила: Уланова по-прежнему отказывалась от любой помощи и потеряла многих друзей.
Впрочем, иногда симбиоз “талантов и поклонников” складывается вполне удачно.
Все знают имя бессменной домработницы Аллы Пугачевой. Верная ЛЮСЯ служит у примадонны три десятка лет. За свой самоотверженный труд она, как говорят, получила в подарок московскую квартиру.
А ее тезка — сначала поклонница, а затем помощница Эдиты Пьехи — даже в косметологическую клинику ложилась вместе с хозяйкой. Эдиту Станиславовну делали молодой, а преданная ЛЮСЯ готовила ей там бульоны.
