Калина красная-2

Сейчас в местах лишения свободы находятся 850 тысяч человек, из них 40 тыс. — женщины.

В колониях — 696000.

В СИЗО — 144000.

Каждый пятый отбывающий наказание осужден за убийство или умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, каждый четвертый — за разбой, грабеж или изнасилование. Половина судимы неоднократно.

ОНА — женщина на все времена. Росточком маленькая, грудь торчком, ножки крепкие, стройные. А поглядит — рублем одарит. Взгляд ласковый, улыбка открытая — сразу видно, душа добрая. Но только очень уж она пугливая и робкая. От нескромных мужских взглядов краснеет до слез. А стоит кому-нибудь резкое слово сказать или заспорить рядом, как Таня тут же сожмется, скукожится. Настоящая мимоза. Недотрога.

— Это все нервы, — вздыхает она.

“Несчастная любовь”, — добавляет Танин брат. Он, собственно, и уговорил ее рассказать о своем тюремном романе. Чтобы другим неповадно было...

— Дать объявление в журнал знакомств меня уговорила подруга, — рассказывает Таня. — Мы с Надей вдвоем отмечали мой день рождения, ни у нее, ни у меня знакомых парней нет, и вдруг она говорит: давай что-нибудь делать, еще год-другой — и останемся в старых девах. А под лежачий камень вода не течет...

Несмотря на саморекламу “я такая-растакая” и удачные снимки, откликов на Танино объявление пришло мало. Да и те звучали скорее сомнительно, чем романтично. Мужчины, не размениваясь на комплименты, предлагали только секс и ничего кроме секса.

— Так обидно было! Точно с меня при всех одежду сняли. Я себя не предлагала в любовницы, а они именно так поняли. И вдруг после всей этой грязи пришло письмо от Евгения. Первые человеческие слова, душевные. О том, что одному жить тяжело. И хочется тепла, ласки, чтобы дома жена и дети ждали... У меня сразу сердце упало: это он!

После признания в одиночестве Евгений честно написал: “Начиная с 18 лет не могу вырваться из лап гулаговского спрута, который исковеркал мою юношескую душу. Я теперь — что-то типа рефлектора, откликаюсь только на чувство голода”. И далее — опять про любовь, которая спасет мир. Заканчивалось письмо на щемящей ноте: “Верю, что Вы смогли бы стать для меня как женой, так и матерью, любящей и заботливой, поскольку у меня нет вообще никого”.

Есть в зэковском лексиконе слово “заочница”. Так называют арестанты незнакомых женщин, с которыми они ведут амурную переписку. По-разному эта переписка завязывается. Кто-то разживется адресом бывшей одноклассницы соседа по бараку; кто-то даст объявление в службу знакомств, а чаще сами ищут в специальных газетах и журналах женский призыв к неведомому любимому. Вот на таких женщин, как Таня, которым опостылела их одинокая жизнь, и клюют зэковские донжуаны. Из таких Тань получаются лучшие “заочницы”.

— Сначала я отвечала осторожно: боялась привязаться к нему и не верила, что нашла свое счастье. Но от письма к письму наши отношения крепли. Мы стали делиться не только своими новостями, но и чувствами. Однажды он написал, что ждет не дождется, когда я к нему приеду: “...я буду тебя ласкать всю-всю, от шейки до самых пальчиков на ногах...” Меня смущало то, что мне пишет такие интимные вещи в общем-то незнакомый мужчина, но в душе теплилась надежда: мой Женечка хороший, он меня любит, а когда выйдет на волю, мы поженимся. А то, что он в зону попал, — так это по роковому стечению обстоятельств. Да и кого теперь судимостью удивишь? У нас полстраны сидит, а вторая половина уже отсидела... — рассуждала Таня.

Далеко не все сидельцы владеют пером, как Евгений. А переписываться с женщинами хочется почти всем. И чаще всего любовь тут ни при чем. Вот что пишут авторы специфического веб-сайта “Зона”:

“Заочница” — это прежде всего посылки, бандероли, свидания. Не зря ведь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

А к сердцу женщины? Тут нужны какие-то особые слова, поэзия, нежность... Без таланта не обойтись. На зоне же свои таланты — сугубо узкой направленности: щипачи, домушники, медвежатники и брачные аферисты, между прочим.

Поэтому поэтический дар ценится за “колючкой” особо. Тем более если ему можно найти практическое применение. И появляются на свет “болванки” стихотворных обращений к таинственным незнакомкам. Не ломай голову, бери и переписывай! Остальное можешь изложить прозой.

Таня работает воспитателем в группе продленного дня в подмосковной школе. Коллектив на все 100 процентов женский. Вне работы никаких контактов с мужчинами тоже нет. “Единственный близкий мужчина — это мой брат. А после смерти мамы мы особенно сроднились. Никаких тайн друг от друга. Поэтому ему я сразу сказала, что у меня роман с зэком, и Женя просит меня приехать на свидание. Толик долго уговаривал не связываться с заключенным, мы даже поссорились на этой почве, но потом смирился, говорит: “Поступай как знаешь. Вдруг это твой единственный шанс, а я помешаю!”

— В декабре мне пришла бандероль. Когда я ее раскрыла, там лежала потрясающей красоты деревянная шкатулка и открытка в стихах, — вспоминает Таня. — А в самом низу — приписка: “Приезжай! Не могу больше жить без тебя...” Я, конечно, сразу стала собираться в дорогу: разрешение на свидание у Жени было.

Сигареты, продукты, теплые вещи — этот список знает любая современная декабристка, которой приходилось навещать мужа, сына или друга в местах не столь отдаленных. Узнала его и Таня, ее заранее просветил Евгений. Не забыл предупредить и о деньгах: с их помощью вопрос о свидании решился особенно легко.

— Первое наше свидание — это как первая брачная ночь. Я вся трепетала, ночь не спала, все думала, каким Женя окажется в реальной жизни, будет ли ласков со мной. Боялась всего: а вдруг меня там обманут, все отберут, а свидания не дадут? И его тоже боялась: может, он зверь какой. Набросится, изнасилует... Зона меня, конечно, поразила. Там все не так, как представлялось заранее. Ни про какие ужасы, о которых пишут в газетах — побои, изнасилования... — мне слышать от Жени не довелось. Получалось, что охранники и заключенные — скорее товарищи по несчастью, чем враги. Жизнь там убогая и у тех и у других. Зато комната для свиданий оказалась вполне приличной — с диваном, столиком журнальным, — а я думала, что мы будем общаться через решетку. Но больше всего меня удивили люди. Смотришь, идет парнишечка — лысый, хилый, глаза грустные, так бы и прижала его к груди от жалости, а потом узнаешь, что он — матерый рецидивист. А какие там замечательные женщины — мы вместе свидания ждали! Одна ради своего сидельца последнее с себя продала, лишь бы мужику теплые вещи к зиме привезти. Конечно, так могут любить только русские жены, настоящие декабристки... — вспоминает Таня.

Счастливый период в Татьяниной жизни длился целых два года. За это время были у них с Женей еще свидания, но больше общались в письмах. В одном из них он попросил: “Скоро выходит мой земляк, будет проезжать через Москву, пожалуйста, приюти. Для меня это важно”.

— Я очень испугалась: как пускать зэка в дом? Решили с братом поселить его в одной с ним комнате, чтобы тот за ним и днем и ночью бдил. Но боялась я зря: парень оказался тихий, вежливый, все нам в доме починил. И постоянно про свою невесту рассказывал, хвалил, какая она красавица и умница. Как его жизнь дальше сложилась, я не знаю: через пять дней он уехал, и больше я его не видела. А Женя мне потом написал, что никакой невесты у него не было. Он вообще ни одной женщины, кроме проституток, не знал. Вот и верь после этого мужчинам!

Вскоре Таня уже ничему не удивлялась. И жизнь зоны, с ее законами и ритуалами, казалась ей такой же естественной, как режим дня в продленной группе ее родной школы.

Вот, например, как мужчины утоляют сексуальный голод за “колючкой”? Есть, конечно, извращенцы, но большинство снимает напряжение старым дедовским способом — онанизмом, рассматривая красавиц на страницах порножурналов. Хотя если есть деньги, то можно посмотреть и на живую голую “модель”.

— В один из своих приездов в колонию я познакомилась с 15-летней девчонкой, которая за деньги показывала стриптиз зэкам. Она местная. Спрашиваю: “Ты зачем себя позоришь? Тебе же потом здесь житья не дадут”. Она говорит: “Хочу к осени на сапоги заработать. Мать спилась, дома жрать нечего, не то что одеть”. Это скорее всего правда: там, в Мордовии, нищета жуткая. Интересуюсь: как же ты получаешь с зэков деньги? Говорит, сначала нужно их хорошенько завести, потанцевать, медленно снимая верх, а уж когда перекинут деньги, то можно и низ показать. Охрана смотрит на эти невинные шалости сквозь пальцы. Во-первых, тоже имеет свой процент с местных “стриптизерш”, во-вторых, они понимают: лучше пусть мужики так забавляются, чем у них от воздержания крыша едет. Сексуально голодный мужик способен на все, вплоть до бунта. Иногда земляки складываются и покупают имениннику проститутку. Но таких счастливцев, кто за решеткой попробует секс “вживую”, — единицы. Для большинства это лишь эротическая фантазия. Недаром некоторые ради ее воплощения готовы идти под венец.

Однажды Таня присутствовала на самой настоящей зэковской свадьбе. Невеста без фаты и белого платья, жених без фрака и бабочки... Но напутственные слова им говорили те же, что и всем новобрачным. О любви. Верности. Святости брака.

“За колючей проволокой самые банальные истины звучат по-особенному. Будто слышишь их в первый раз. Этим словам хочется верить, ведь без веры там и дня не прожить”, — признается Таня и надолго замолкает. Мысленно она опять там.

В этом году даже в московских тюрьмах отметился небывалый брачный бум. Выйти замуж за зэка уже не считается ни стыдным, ни зазорным. Правда, люди, близко знакомые с миром преступления и наказания, скептически относятся к подобным бракам. Они утверждают, что браки за решеткой вершатся скорее по расчету, чем по любви. Кому-то нужно выглядеть в глазах тюремного начальства пай-мальчиком, вставшим на путь исправления, кому-то дадут после свадьбы законное свидание на трое (!) суток. Но сохранить любовь, когда муж на зоне, а жена — на воле, очень сложно. Даже если их связывают годы совместной жизни до рокового срока. А на серьезные отношения зэка с “заочницей” тюремное начальство вообще смотрит с усмешкой: чем бы дитя ни тешилось... Но если видят, что девушка хорошая и всерьез собирается замуж, то всегда стараются отговорить.

Психологи, работающие с зэками, в целом доброжелательно относятся к романам по переписке. Мужчина, у которого есть хотя бы эпистолярная любовница, намного легче переживает тяготы неволи. Ее письма для него — как талисман, помогающий выжить, не оскотиниться вконец, сохранить в душе человечность и веру в будущее.

Однако долгосрочные романы за колючей проволокой — явление довольно редкое. А вот разрывы и разводы случаются сплошь и рядом. Нередко жены, устав от пьянства и побоев мужа, спешат освободиться от супружеских цепей, пока муж сам на цепи.

Преступник — это человек с изломанной психикой, неуравновешенный, часто агрессивный. Чувство ответственности за семью, стабильный заработок, размеренный образ жизни ему неведомы. Даже тот, кто по-настоящему любит, не может удержаться от внезапной вспышки гнева в ответ на мелочную обиду: на зоне мужчины привыкли решать свои проблемы с позиции силы. А в собственной семье им и подавно хочется чувствовать себя хозяином положения.

Обо всем этом психологи предупреждают молоденьких, наивных девушек, которые, как глупые мотыльки, летят на огонь тюремной романтики. Специалисты в голос предупреждают: не надо идеализировать заключенных и слишком серьезно относиться к их клятвам в вечной любви. Некоторые пишут свои признания под копирку и рассылают их сразу нескольким одиноким женщинам, а выйдя на свободу, и думать забывают про своих “заочных” невест. Кстати, это не худший вариант. Ведь, узаконив свои отношения с бывшим зэком, женщина получает в качестве свадебного подарка целый букет проблем: от венерических болезней до реальной угрозы своей жизни.

— В сентябре прошлого года из зоны, где сидел Женя, пришло письмо. Мне написал его друг, — вздыхая, приступает к горестной части своего рассказа Таня. — Он рассказал, что Женя сильно тоскует, нервничает, у него уже были мелкие конфликты с начальством и товарищами по отряду. Хотя раньше за ним такого никогда не водилось. Женькин друг просил меня срочно приехать, опасаясь, как бы тот не натворил бед. Это письмо было как гром среди ясного неба. Ведь Женя шел на досрочное. За спиной осталось почти 4 года, впереди, если повезет, всего несколько месяцев — и свобода!..

Сорваться с места в тот же день Татьяна не могла: сначала в школе не давали отпуск, потом не было денег. В колонии она оказалась, когда с момента тревожного письма прошло больше месяца, за все это время от Евгения не было ни слуху ни духу.

— После приезда я сразу же пошла к начальнику ИТК за разрешением на свидание. А он меня огорошил: ваш жених в медсанчасти. У него — запущенная стадия туберкулеза. Первоначально у меня еще были надежды на его выздоровление. Думала, при нынешнем уровне медицины чахотку можно вылечить. Но, оказалось, туберкулез для заключенного — это почти всегда смертный приговор. Увидев Женю, я сразу поняла: он не жилец...

И тем не менее Таня попробовала не показывать вида, как сильно ее шокировали болезненная худоба и пожелтевшее лицо парня. Кроме того, у Евгения развились за время болезни маниакальная подозрительность и жестокость. Им разрешили трехдневное свидание, почти как законным супругам, но каждая минута вместе теперь была пыткой.

— У Жени появилась садистская черта по любому поводу доводить меня до слез, — сокрушается Татьяна. — Он обожал рисовать мне мрачные картины будущего: он умрет, а я его позабуду, ему доставляло какое-то извращенное удовольствие описывать, как я начну предаваться разврату с другими мужчинами... Разубедить его в обратном я не могла. Он твердил как помешанный, что все женщины — шлюхи, только прикидываются невинными овечками. Казалось, что он специально провоцирует меня на разрыв. Только в последний день он стал прежним ласковым, нежным Женей, которого я знала до сих пор. Прощаясь, он попросил: “Обещай, что, пока буду жив, ты меня не бросишь...”

Больше они не виделись. Через три месяца Таня получила письмо из колонии, в котором сообщалось: заключенный такой-то скончался от обширного отека легких, вызванного острой формой туберкулеза. Похоронила она его там же, в Мордовии. Денег перевезти тело у нее не было: все сбережения съел двухгодичный тюремный роман. И все, что осталось ей на память о нем, — пачка пожелтевшей бумаги, письма о любви, которая в очередной раз ускользнула из ее рук...