В конце 50-х его знала и любила вся страна. За два года переиграв главные роли во всех самых громких фильмах того периода — “Повесть о первой любви”, “Дом, в котором я живу” и “Солдатское сердце”, — этот черноволосый парень с большими, выразительными и немного грустными глазами стал кумиром целого поколения. Выходя на сцену театра “Современник”, он не успевал произнести даже первую реплику, как зал уже взрывался овациями. Режиссер “Современника” Олег Ефремов от ярости аж зубами скрипел: “В моем театре — никаких привилегий и никаких званий!” В итоге без звания остался только он — Владимир Земляникин.
Имя этого актера теперь не на слуху. А для большинства и вовсе — не более чем пустой звук. Хотя, как это ни странно, Владимир Михайлович по-прежнему в строю. И сегодня,
27 октября, в родном “Современнике” некогда его премьер, а ныне — рядовой актер театра отметит 70-летие.
— Мое детство прошло на Солянке около Хитрова рынка, — театральная гримерка Владимира Михайловича застилается дымом его едкой “беломорины”. — Хуже района не придумаешь: сплошь бандиты. Все мои ровесники, с кем еще в детсве в футбол гонял, потом сели. А кто-то сидит до сих пор. Как получилось, что не покатился по той же дорожке, — ума не приложу. А все отец: это он меня привел к себе на ЗИЛ, в Дом культуры. Само собой как-то вышло, что отошел от дворовой компании. И заболел театром.
С утра до вечера Володя пропадал на ЗИЛе, в самодеятельности переиграл все, что только было возможно. И когда закончил школу, разумеется, подал документы в театральный. Ну и в МИСИ — для страховки. Когда после двух успешных экзаменов в строительном Земляникин пришел туда за документами, в приемной комиссии на него посмотрели как на ненормального: “Ты что, с ума сошел?! Тебе же остались только черчение и рисование!” Но Володя как будто ничего не слышал: его ждала учеба в знаменитой “Щуке”.
— Мы с Левкой Борисовым, которого сейчас все знают как Антибиотика из “Бандитского Петербурга”, — улыбается Земляникин, — не были уверены, что нас возьмут. Приходим — а там в очереди на экзамен одни мужики здоровые. Воевавшие, кто-то даже в шинелях... Но мы молодые были, наглые. После того как “отстрелялись”, приперли к стенке педагога, выходившего из уборной, и спрашиваем: “Как наши дела?” — “Да возьмут вас, дурачков”, — посмеивается.
На дипломный спектакль Володиного курса пришел сам Андрей Гончаров. Будущий главреж Маяковки набирал молодых талантливых ребят для Театра киноактера. И положил глаз на некоторых выпускников “Щуки”: Александра Ширвиндта, Льва Борисова, Инну Ульянову, Нину Дорошину, Владимира Земляникина. Однако после нескольких спектаклей театр прикрыли. И ребятам ничего не оставалось, как податься на заработки в кино — на любые роли, порой даже бессловесные.
— В фильме 1954 года “Испытание верности” я даже какие-то слова говорил, — вспоминает юбиляр. — А что ты смеешься? Да, приходилось подрабатывать в массовке. Иногда в ночную смену: где трешку заплатят, где пять рублей... Иной раз понравишься кому-то из режиссеров. Как Пырьеву, который в том же “Испытании верности” дал мне задание протанцевать с какой-то девушкой. А у Пырьева улыбка была жуткая: все тридцать два зуба видны. Он подходит ко мне с этим зверским оскалом — и вдруг как заорет: “Улыбнись, мальчик!” “Как? — подражаю ему. — Вот так?..” На той картине мне заплатили аж семь рублей. А в “Аттестате зрелости” — всего трешку. Это потом уже моя зарплата за съемочный день выросла до 135 рублей. Затем — 160, 200... За картину “Дом, в котором я живу” мне заплатили 900 рублей. А самые большие деньги получил за съемки в “Солдатском сердце” — чуть ли не три тысячи.
* * *
Известность пришла к Земляникину в 57-м. Режиссер Василий Левин заприметил молодого паренька в одной из тех эпизодических работ и вызвал в Одессу, где утвердил на главную роль в фильме “Повесть о первой любви”. Картина, появившаяся тогда на волне хрущевской “оттепели”, рассказывала о чистой, невинной любви мальчика и девочки, которой активно мешают ничего не понимающие взрослые. В том числе и глава комсомольской организации, которого сыграл Петр Щербаков. Лента сразу попала в число “подозрительных”. На съемки “нежелательного для советского зрителя” фильма неоднократно приезжал 1-й секретарь компартии УССР и лично отсматривал все материалы. Первый коммунист республики придирался к любой мелочи: “Где вы видели такой асфальт? Что у нас, за сорок лет не сделали приличного асфальта?!” Но фильм вышел. И стал жутко популярным.
— В метро было проехать невозможно, — вспоминает актер. — Всего 4 остановки от дома до работы, а для меня этот путь становился мучением. Народ вокруг шепчется, переглядывается, а я это чувствую. Вот так уставятся — и куда деваться? Это сейчас я обнаглел — не краснею. А тогда краснел.
В конце 50-х “парень из нашего двора”, как называли Земляникина, кочевал из одной заметной постановки в другую, раз за разом влюбляя в себя все больше. “Солдатское сердце”, “Улица молодости”, “Шумный день”, “Черноморочка” — когда шли картины с участием Земляникина, народ брал кинотеатры штурмом.
Вершина его популярности — роль Сережи Давыдова в фильме Кулиджанова “Дом, в котором я живу”. После выхода этой картины почти каждое утро почтальон приносил Владимиру по мешку писем со всего Союза. Но послания эти, с надписью “товарищу Земляникину, Киностудия им. Горького”, адресовались скорее не самому актеру, а его герою.
— Судьба Сережи Давыдова, — говорит актер, — схожа с судьбами миллионов людей того времени: у каждого была любимая, многие уходили на фронт... Помню, на каком-то приеме ко мне подошел один из тогдашних высших чинов, бывший фронтовик, и, хлопнув по плечу, позвал хлопнуть по рюмке. А когда выпили, злобно так посмотрел на меня и говорит: “Знаешь, Володь, я тебя ненавижу”. Я удивился: “За что?” — “Тебя любимая дождалась, а меня нет — ушла”.
* * *
Первый раз Земляникин женился в 24 года. В самый пик своей славы. Со своей Любовью — а именно так звали избранницу популярного актера — Володя познакомился на съемках фильма “Улица молодости”. Поклонников у красавицы Любы, которая училась в Школе-студии МХАТ, было уйма. Но в итоге повезло Земляникину. Хотя теперь “счастливый муж” считает, что ему-то как раз и не повезло. Несмотря на то что вскоре после брака у молодых родилась дочь, через пять лет союз распался. Почему?..
— Объяснения у меня есть. Но для себя, а не для публики. Было все: и скандалы, и измены... В общем, для развода основания имелись. Единственное — жалею, что не расстались раньше: не надо было с этим затягивать. После развода она хотела оставить мою фамилию, но я был против. Будет еще Любовь Земляникина — появятся ненужные вопросы. А потом она вышла за Олега Стриженова и взяла его фамилию. У них родился Сашка, который сейчас со своей женой на телевидении “Доброе утро” ведет. Но и с Олегом у Любы не сложилось...
А вот у самого Земляникина сложилось. Со своей второй женой — журналисткой Людмилой — он встретился в 67-м и с тех пор не расстается. Жалеет только, что общих детей у них нет: “Мог быть ребенок, и не один. Но наделали глупостей... Теперь уж не вернешь”.
* * *
В 59-м Владимир перешел в “Современник” — и не затерялся среди молодых талантов легендарного театра под руководством Олега Ефремова. Аплодисменты, которые Земляникин срывал лишь одним своим появлением на сцене, поначалу немного задевали еще не избалованных кинославой Козакова, Табакова, Евстигнеева, да и самого Ефремова. Но, когда все они тоже начали сниматься, раздражение быстро сошло на нет. Признанный любимец всей страны Владимир Земляникин стал своим и в “Современнике”. А также завсегдатаем актерских посиделок в ресторане ВТО.
— Олег Ефремов тогда говорил нам: “Что вы все после спектакля в ВТО бежите? Давайте такой же ресторан у себя организуем”. И сделали. В старом здании театра на Маяковке у нас был свой подвальчик, где после спектакля собирались актеры. Но даже не в выпивке дело. Там были Окуджава, Евтушенко, Роберт Рождественский, драматурги известные, художники — с улицы никого не пускали. Все брали по рюмочке и разговаривали, разговаривали... А когда наш ресторанчик закрыли, стали собираться в новом здании на Чистых прудах. Но уже тайком. Помню, как-то после спектакля сидим мы в гримерке, соображаем на троих: я, Петька Щербаков и Витя Сергачев. Вдруг стук в дверь — Олег Ефремов. Откуда он взялся — непонятно. Мы сидим как мыши, не открываем. Знали же, что Олег тогда был в завязке. И тут он ка-а-ак рванет — аж замок сорвал. “Пьете, — говорит, — суки?!” И как хлопнет дверью! И уже в коридоре: “Зна-а-ачит, жив “Современник”!”
* * *
Он стал заложником своей внешности. На молодого симпатичного парня, в котором каждый узнавал своего соседа или однокурсника, среди режиссеров спрос был бешеный. Когда же Земляникину перевалило за 30 и он понемногу утратил свой прежний лоск, былой герой киноэкрана вмиг стал никому не нужен. С 65-го по 74-й год Земляникин не снялся ни в одном кинофильме. Даже самом завалящем, даже в крохотном эпизоде.
— Ну не придешь же на “Мосфильм”, не скажешь: возьмите меня, я такой талантливый... — затягивается очередной папиросой 70-летний актер. — Не мог я себе этого позволить. Конечно, переживал. Но что я мог сделать? Мы же — “бочкотара”: нам предлагают — мы играем. А ходить, просить, напрашиваться — я не умею. Хорошо еще у меня был “Современник”. А многие киноактеры в таком же положении, не имея театра, спились к чертовой матери.
Полоса неудач прерывается в середине 70-х. Советский кинематограф на какое-то время вспоминает своего былого идола, и Земляникина снова начинают снимать. Пусть и не в главных ролях. Но кумир в отставке радовался любой возможности поработать в кино. Правда, ни один из тех фильмов, где после вынужденного перерыва снялся Владимир Михайлович, не стал шедевром. Исключение — знаменитая телеэпопея “Вечный зов”. Но там героя Земляникина, едва появившегося на экране, очень скоро убивают...
В 85-м актера пригласили на пробы в одну из серий популярного телесериала “Следствие ведут знатоки”. Режиссер покачал головой: “Вы же сугубо положительный персонаж. А мне нужен в кадре алкоголик. Как вы его сыграете?” — “Нет проблем, — не растерялся актер, — через неделю я “принесу” то лицо, которое вам нужно. Как? Это мое дело”. Поговорили — забыли. А ровно через неделю на съемочную площадку вваливается какой-то алкаш. Каким только матом помощники режиссера не поливали непрошеного гостя! Едва ворочая языком, тот твердил лишь одно: “Я буду у вас сниматься”.
— Никто меня не узнал, — хохочет Владимир Михайлович. — Когда догадались — конечно же, решили, что напился до чертиков. А я за всю неделю не принял ни грамма. Просто перестал бриться. А еще набрел на каких-то строителей, ремонтирующих дачу, и попросил что-нибудь из ненужного тряпья. Оделся — вылитый алкаш. Уже на съемках ко мне подошли местные алкоголики, подсели как к своему. Говорят: “Кореш, сейчас в 11 открывается “стекляшка”. Третьим будешь?..” Я отвечаю: “Сейчас, мужики, я только с одной бабой переговорю”. А у меня по сцене диалог с Мариной Нееловой. Они посидели, подождали. А потом подъехал киношный автобус, и меня забрали. Так мои алкаши бросились к автобусу: “Он ничего не сделал! Мы даже и выпить не успели!” Подумали, что милиция повязала.
* * *
Сейчас от десятка спектаклей, в которых был занят Земляникин, осталось, как он сам выражается, “всего три названия”. Недавно из репертуара “Современника” сняли постановки “Кот домашний средней пушистости”, “Ревизор”... Год за годом уходят в небытие спектакли, а вместе с ними уходят и его роли. Оставляя Владимиру Михайловичу только три выхода в месяц.
— В “Крутом маршруте”, — разводит руками Земляникин, — я выхожу, объявляю приговор, и все. А в “Балалайкин и компания” — там ролишка смешная есть. Ее когда-то Мягков играл, теперь я. А еще — бандита-убийцу в “Аномалии”. И все! Я бы с удовольствием сейчас снимался. Силы, здоровье, желание — все пока есть. Нет предложений. И что же, я должен, извини за выражение, кому-то задницу лизать? Так для этого тоже особый талант нужен. В этом плане мне понравились слова Александра Цекало. В одной из передач он рассказывал, как решил уйти из Одесской филармонии. Женщина, зав. филармонии, принимая его заявление, тогда на него накричала: “Ты еще мне будешь ноги целовать, когда захочешь вернуться!” Так Цекало говорит: “Она меня этим и спасла. Я только представил, что буду ее ноги целовать! Только представил ее потные, жирные ноги — и все”.
Зарплата в театре у актера небольшая — всего три тысячи. Плюс пенсия. На Канары, говорит, не хватает. Зато есть свои Канары — дача в Подмосковье. Все лето семья Земляникиных проводит вдали от городского шума: выращивает картошку, огурцы, помидоры... Да и в Москве актер ведет достаточно затворнический образ жизни. Светские мероприятия избегает, от приглашений на телевидение категорически отказывается.
— На телевидении думают, что прийти к ним для меня радость большая, — возмущается Владимир Михайлович, — и ни хрена не платят. Помню, пришел я в передачу “Моя семья”. Ну, думаю: долларов сто заплатят — и то хлеб. Просидел там шесть часов! Белиберду эту слушаю: кто кому изменяет, кто кого выгоняет, и еще потом в маске кто-то выходит... Ужас! В конце передачи всем гостям выносят по пакету. Смотрю: у них там в студии везде реклама развешана: чай, кофе... Соображаю: может, какие наборы подарят? Дома открываю пакет — во-о-от такого размера майка, голубая, и на ней написано: “Моя семья”. Сейчас, когда зовут на какую-нибудь передачу, первым делом спрашиваю: “А договор?” — “У нас сейчас нет денег”. — “Ах, нет денег?! До свидания”. Почему я должен тратить свое время? Эфир? Ну, так я в кадрах уж насиделся...
