Начало сезона для спортсменов — как первый бал для девушек на выданье. Все тебя осматривают, оценивают и словно пробуют на зуб — сгодишься ли в этом году, потянешь ли? Фигуристы сборной России свой бал провели еще в начале сентября. Самой титулованной нашей спортсменки — Ирины Слуцкой — на прокате в Одинцове не было. Ее не было дома, на катке стадиона Юных пионеров, все телефоны отвечали длинными гудками. Проходили осенние недели, и наконец просочилась информация: Ирина в срочном порядке госпитализирована в одну из московских клиник. Потом тренер Жанна Громова скажет: “В ее крови гуляла инфекция. Дел, конечно, натворила...”
... На катке, где тренируется Ира, как на катке. Страшно холодно и трудолюбиво. В шесть часов вечера Слуцкая поднимается в тренировочный зал, чтобы размяться перед уже третьей в этот день тренировкой. Немного осунулась, временами кашляет взахлеб. Но, как всегда, улыбается и страшно веселится, когда мама случайно устраивает электрическое замыкание, всего лишь нажав на выключатель. От интервью Ирина не отказывается, хотя чувствуется, что первую встречу с журналистом после долгого перерыва она бы с удовольствием посвятила менее болезненной теме.
— Ира, успокой хоть немного, хотя то, что ты уже появилась на льду родного СЮПа, обнадеживает...
— Мне осень в который раз уже подкидывает неприятности. Что в прошлом году, что в этом. Я потеряла полтора месяца нормальной жизни — обострился бронхит, бродили какие-то инфекции... В общем, и я врачей замучила, и они меня.
— Правда, что ты долгое время провела в клинике и пристальное внимание врачи уделяли работе сердца?
— Я действительно лежала в клинике, но сердце у меня, слава Богу, стучит нормально.
— Напугали сильно?
— Поначалу — конечно. Но самый стресс для меня заключался в том, что в конце августа, когда я и попала в руки врачей, я уже чувствовала, что обретаю ту форму, которая нужна была к началу осени. И вдруг меня ошарашили тем, что я должна на некоторое время продолжить свои “каникулы”. Вот так — с августа до середины октября и проводила их в разных клиниках.
— А ошарашили из-за того, что не снижалась температура или были какие-то боли?
— Температура и некоторые воспалительные процессы, все вместе. Мне столько диагнозов понаставили, что все и не упомнишь. Но основное — то, что была пневмония и еще обострилась бронхиальная астма.
— Ты допускала мысль о том, что это сигнал — действующее фигурное катание уйдет из твоей жизни?
— Да нет, я по натуре человек боевой, и все время пыталась убежать от плохого — температура 38, а я рвалась с койки. Мне говорили: “Ира, нельзя!”. Поначалу это “нельзя” как раз и было самым чудовищным для меня. Самое противное, когда ничего особенно не болит, ничего не чувствуешь, а тебе запрещают элементарные вещи. С одной стороны, температура не раз поднималась и... спадала. Я говорила: “Все, собираю вещи, убегаю отсюда!” С другой стороны, я понимала, что спорт рано или поздно закончится, а со здоровьем придется потом мучиться. Но это только умом, а характер рвался уже к активным действиям. Правда, еще более противно то, что происходит сейчас — начинаю кататься, руки-ноги опухают, все болит, ботинки не лезут, голова кружится...
После того как меня выписали, мне, конечно, сказали, что дома надо еще месяц посидеть. Вот, видите, сижу... На льду. Понятное дело, что я не совсем сумасшедшая и истязать себя до изнеможения на тренировках не буду, но готовлюсь к сезону.
— Ты ведь заявлена на московском этапе Гран-при, а он через двадцать дней, неужели будешь выступать?
— Я очень хочу выступить в Москве, но все, конечно, будет зависеть от того, как я буду готова. Маловато дней осталось, прямо скажем. Но даже если я не буду выступать на этапах — впереди чемпионат России, Европы, мира, все основные старты.
— Больница — то место, где радостных мыслей не бывает...
— Пока я там лежала, была уверена, что вот сейчас выйду и... Начала подпрыгивать, а меня кидает в разные стороны, ноги уходят просто под землю, — вот тогда мысли нехорошие появились. Но что мне еще остается? Буду бороться, дерзать, терзать себя. Что в этой жизни еще делать? Бог терпел и нам велел.
— А может быть, уже не надо терпеть? Вот Алексей Ягудин уходит из любительского спорта...
— Да Лешка, наверное, добился всего в спорте и, видимо, не чувствует уже в себе сил для новых побед. Ведь очень многое зависит от того, что ты чувствуешь. Исходит ли от тебя самого желание бороться. После победы очень сложно себя настроить на то, чтобы выигрывать еще. Это крайне сложно. Потому что расслабляешься и думаешь: ничего уже не надо, уже все есть. И тогда человек уже делает выбор: что ему делать дальше. Я об этом много думала, пока на койке лежала.
— Недавно приезжавший в Москву Костя Цзю сказал неожиданную вещь: травма стала для него мотивацией дальнейших побед. Он понял, что это как раз то, чего он еще не преодолевал...
— Я тоже очень долго искала для себя мотивацию дальнейших выступлений. Прошлый сезон еще не знала, что делать, потому что вроде и хотелось выступать, и подустала — такое двойственное состояние было. Этот сезон начинала: “все, катаюсь!”. Хотя в подсознании что-то было такое: ну сколько можно. А вот заболела, полтора месяца промыкалась, вышла на свободу и поняла, что буквально схожу с ума от простоя. Вот вышла на лед и замкнулась на себе и своей работе.
— Ты готовишь новую программу с Игорем Бобриным, довольна?
— Работать с ним — здорово. Это совершенно новое для меня направление, но настолько мне удобно и уютно в программе, что я даже сама была удивлена. Программа просто потрясающая.
— Бороться за тебя, наверное, и близким приходится, которые не могут не переживать...
— У мамы проскакивает иногда: “Ира, может, хватит?” Но мы обе понимаем, что все это — для меня. И я без этого не смогу. Вот и все.
