“Ксеня, я ушел молча и красиво. Я понимаю, что я стар для тебя и ты меня боишься... Да и маме твоей будет спокойней. Я — старый человек и тебя хорошо понимаю — МЫ НЕ ПАРА. Я не хочу тебе больше мешать. Уйду в другие города, может, кто-то и меня, ненормального, полюбит...”
Такие письма пишет из спецпсихбольницы с интенсивным наблюдением 42-летний убийца и насильник Юрий Сайгашкин своей возлюбленной — 14-летней девочке. Больше писать ему некуда. Всех своих друзей он убил.
— Какой крупный ребенок! — восхищались воспитатели детского дома, куда привезли Юру Сайгашкина после смерти его родителей.
Мальчишка и правда был немаленьким: в свои неполные 10 лет весил под 60 кило. Занимался спортом, но не любил его. Это была скорее необходимость. Надо было защищать больную мать от отца-алкоголика.
Но однажды Юркин спорт не помог. Кухонный нож, которым Юра каждый день резал колбасу на бутерброды, оказался весь в крови. Мать Сайгашкина умерла до приезда “скорой”. Отец отправился за решетку.
В интернате парня назначили сразу на две почетные должности. Он ухаживал за животными в зооуголке и вел кружок политпросвещения. Так он полюбил животных и Макаренко. Главный педагог Страны Советов настолько потряс молодой, неокрепший мозг Сайгашкина, что тот перечитал все произведения любимого автора минимум по два раза. Многое заучил наизусть.
Говорят, именно на почве “великого учителя” у Сайгашкина годам к двенадцати поехала крыша, а в тринадцать его поместили в психбольницу за попытку организации “общественного зоопарка” и привлечения к этому малолетних детдомовцев. Педагоги застали Сайгашкина за проведением такого курса воспитательной работы. Посадив несколько воспитанников в клетку, он объяснял малолеткам: “Запомните, дети: вы — звери. У вас нет ничего человеческого”.
По окончании курса лечения Сайгашкин от своей идеи не отступился: снова принялся организовывать общество по строгим социалистическим законам своего кумира Макаренко. На этот раз его детище называлось “Трудовая зоокоммуна” — эдакий союз людей и зверей. Себя он начал представлять как друга всех животных и людей Маугли.
Идея создания различных зверинцев пленила Сайгашкина полностью. Свои зверозаведения он организовывал шесть раз по всей стране, и всегда это неизменно заканчивалось для него психушкой... В 1986 году направление на принудительное лечение он получил от суда. Оказалось, что Сайгашкин любил не только животных. Несколько малолетних мальчиков, членов коммуны, сообщили в милицию о том, что Сайгашкин избивает их и насилует.
Седьмая и последняя коммуна, под Нижним Новгородом, просуществовала без малого два года. На этот раз никто не заподозрил Сайгашкина в безумии. И закончилось все трагически.
Все свои последние шаги он тщательно продумал. Подкупил областные власти идеей создания коммуны для бродяг, в которой они смогли бы жить и работать на благо общества. Власти были в восторге: наконец-то будет куда спихнуть осточертевших бомжей. На радостях даже выделили для коммуны заброшенную звероферму.
Под это дело Сайгашкин быстренько организовал очередной зоопарк. Деревенское руководство поначалу перепугалось, но потом, видя, что Сайгашкин денег не просит, а бомжей все-таки собирает, успокоилось.
Ферма вскоре была отремонтирована, туда провели электричество, заработало теплоснабжение. У коммунаров появились четыре машины (следствие до сих пор не может выяснить откуда), на которых Сайгашкин и К° отправился в столицу к великой и могучей Наталье Дуровой. По слухам, он, будучи неплохим строителем, согнал к ней в театр своих бродяг и помог что-то отремонтировать. За что получил от Дуровой разрешение на присвоение коммуне ее имени и обещание выделять общественному зоопарку Сайгашкина зверей “пенсионного возраста”. Так у Сайгашкина появились медведи, кабан, еноты и даже обезьяна-космонавт с порядковым номером 474.
Жители соседней с зоопарком деревни с редким названием Затон памяти Парижской коммуны малость обалдели от такого соседства. Но Сайгашкин, получив от властей “зеленый свет”, разошелся не на шутку. Красные флаги, коммунистические лозунги, ленинские заветы...
Бродяги-коммунары за еду-питье чинили клетки, занимались заготовкой дров и сена. А Сайгашкин активно гастролировал. Возил свой зверинец по близлежащим городам, устраивал на площадях представления. Сам и на гармони играл, и зверей дрессированных показывал. А потом затягивал обычное: “Подайте кто сколько сможет...”
Народ не скупился.
Силами своих работников Сайгашкин оборудовал себе очень неплохой офис. Поставил туда печатную машинку, купил кое-какую оргтехнику. И начал писать “главную книгу своей жизни” с пафосным названием: “Великая история великой зоокоммуны Сайгашкина”.
Через пару месяцев зоокоммунар сильно изменился.
— Жестокий стал очень, — рассказывают бывшие его работники, жители Жуковки. — Люди от него бегом побежали. Позже он немного изменил тактику и принимал только тех, у кого был какой-нибудь документ, который можно было отобрать и таким образом привязать человека. Ну или в крайнем случае хозяин просто забирал одежду.
Оперативники, проводившие обыск на ферме, нашли несколько десятков паспортов и трудовых книжек. Людей — не нашли...
“Я не вписываюсь в стандартные рамки заурядного человека, — так начиналось интервью Сайгашкина одной из центральных газет. — И вас наверняка предупреждали, что Сайгашкин ненормальный. А мне просто неинтересно быть как все, я — белая ворона”.
К этому времени, как позже выяснило следствие, на его счету были похищения людей и нанесение тяжких телесных повреждений.
“Мы на этой земле для того живем, чтобы научиться быть добрыми, — объяснял Сайгашкин журналистам. — Не убей, не укради, не возжелай... Разве этому где-нибудь можно научиться? Воспитатель должен быть неординарным. Как я”.
Псих, убийца и насильник стал в Нижегородской области героем. Трудно найти местную газету, которая не похвалила бы Сайгашкина с его трудовой коммуной. Ругали власть: мол, не дают человеку по-настоящему развернуться, воплотить в жизнь светлые идеи... Так и писали: “Чиновники пытаются поставить его благородный промысел под свой жесткий контроль. Почему неординарные люди, желающие добра другим, плохо вписываются в общий уклад нашего общества?”
Чиновники, правда, больше беспокоились о том, что Сайгашкин не платит им аренду за землю, на которой выступает со своими зверями. Но это детали.
Однажды налоговая инспекция, по наводке милиции, даже наложила штраф на Сайгашкина за незаконную предпринимательскую деятельность. Руководитель зоокоммуны явился незамедлительно. С собой он притащил четыре трехлитровые банки пятикопеечных монет — штраф оплачивать. Кассир пересчитала. Не сошлось. Пришлось пересчитывать заново. Опять не сошлось... В общем, после того случая Сайгашкина ни налоговая, ни милиция больше не трогали.
Сколько людей прошло через Сайгашкина за два года существования его коммуны, не знает никто. Известно только, что более 70 его воспитанников были детьми младше 13 лет, в основном мальчики. Сайгашкин особо ценил молодых коммунаров и даже назначал им зарплату.
Родители, начитавшись газет о “добром волшебнике”, сами приводили к Сайгашкину детей и писали благодарственные письма: спасибо вам, дорогой Юрий, что заботитесь о нашем ребенке и даете ему возможность заработать денег.
Правда, время от времени у Маугли возникали проблемы с сотрудниками милиции, которые не понимали, откуда у него такое количество несовершеннолетних. И вскоре он стал брать с родителей расписки: что ребенка своего они отдают добровольно, чтобы тот стал настоящим коммунаром.
О том, какими коммунарами становились дети, можно рассказать только сухим языком протоколов уголовного дела (фамилии изменены).
“Ночью Сайгашкин Ю.В. напал на Исаева А.Н., предотвращая сопротивление, рукой стал душить его, уткнув лицом в подушку. Затем, применяя физическое насилие, Сайгашкин Ю.В. снял с потерпевшего трусы и совершил с ним акт мужеложства. Аналогичные насильственные действия сексуального характера Сайгашкин совершал с Исаевым еще несколько раз. На шее Исаева остались множественные гематомы”.
Исаев рассказал все маме, но та сыну не поверила — посчитала это отговоркой, чтобы не ехать в коммуну и не зарабатывать деньги.
После этого мальчик пытался повеситься — его успели спасти.
В то время как очередной корреспондент рассматривал чудеса “Трудовой коммуны”, в погребе при минусовой температуре абсолютно голым сидел ее провинившийся работник Петров. Парафиновый огарок едва освещал замызганную бумагу со странным текстом, которую читал Петров. В заголовке значилось: “Характеристика на тот свет”.
Мужчина был еще жив, а из бумаги следовало, что умер. Покончил жизнь самоубийством сразу после того, как был выпущен из погреба... “Повесился, так и не научившись жить по трем основным заповедям: не убей, не живи для себя и не кончай жизнь самоубийством”.
Бумага была подписана Сайгашкиным. И число проставлено — завтрашнее. Что чувствовал работник, читавший собственный смертный приговор, можно только догадываться.
На следующий день вечером Сайгашкин пришел за пленником. Того бил озноб, он уже не сопротивлялся. В коммуне все хорошо знали, что решений своих Маугли не меняет.
— Пойдем поговорим, — подмигнул Сайгашкин, вывел работника из погреба и заставил писать предсмертную записку: “Я не достоин жить. Ухожу из жизни добровольно. В моей смерти прошу никого не винить”. Позже Сайгашкин аккуратно заламинирует этот клочок бумажки и будет демонстрировать его непокорным: знайте, и от вас может остаться такая вот записка.
Дальнейшую процедуру наказания он самолично запечатлел с помощью “мыльницы” — пленка потом стала самым ужасным вещдоком.
Вот мужчина пишет записку, молится. Затем просто стоит, глядя в объектив, надевает себе на шею удавку — и все, петля затянулась.
“Преступление”, за которое работник заплатил своей жизнью, по мнению Сайгашкина, было одним из самых страшных. “Эта мразь, — писал он в своих так и не изданных мемуарах, — целые сутки не кормила порученного ему енота. К тому же этот недочеловек слишком много жрет и очень мало работает. В другом случае я бы просто сломал ему пару костей и выкинул из коммуны, но только не в этот раз. Он должен сам себя наказать”.
Идея убивать Сайгашкину понравилась. Повесив на специальном стенде фотографии и предсмертную записку своей жертвы, глава коммуны тут же оказался “в авторитете”. Больше никто не смел ему перечить, отныне работники называли его “наш великий учитель”.
“А может, и правда я бог, — писал Сайгашкин, — может, я пришел на землю, чтобы излечить несчастных? Избавить их и общество от страданий”.
Чтобы окончательно убедиться в своем божественном предназначении, он решил наказать еще несколько “недочеловеков”. На этот раз в немилость попали двое друзей Сайгашкина — Ольга Сергеева и Виктор Пырьев. Они работали на звероферме уже давно и были на особом положении. Да вот беда: слишком много пили.
Как и в первый раз, Маугли составил им характеристику на тот свет — общую. Затем в бутылку из-под водки налил растворителя и серной кислоты и заставил друзей выпить это пойло.
55-летняя женщина умерла сразу, а вот ее знакомый оказался покрепче: умер только на следующий день.
“Это даже к лучшему, — писал Сайгашкин. — Вечером того же дня я посадил эту мразь в клетку, и все обитатели коммуны видели, как он сутки мучился. Слышали, как он выл от боли. Разве есть лучшее воспитание, чем наглядный пример? Жаль, что он промучился не очень долго”.
Характеристику на тот свет в связи с несколько измененным сценарием смерти “недочеловеков” пришлось переписать.
“И бог решил приостановить дальнейшее их пребывание на своей созданной планете, чтобы эти ненасытные нелюди не влачили свое жалкое существование на этой прекрасной зеленой планете Земля, — строчил Сайгашкин. — Пить можно всем. Необходимо только знать, где, с кем, когда, за что и сколько...”
Этот случай окончательно убедил Маугли в том, что он и есть бог. Он даже завел тетрадь и назвал ее просто — “Книга бога”. В этот своеобразный дневник Сайгашкин записывал все случаи, когда он “перевоспитывал” людей и “избавлял их от страшного Подземного суда”.
Любимым методом воспитания Сайгашкина было действо под названием “Цирк приехал”. Провинившихся работников или случайных людей, чем-то ему не угодивших, Маугли избивал до полусмерти и сажал в звериную клетку, часто раздевая догола. В таком виде Сайгашкин вывозил “питомцев” в ближайшую деревню, звал народ и заставлял провинившихся выделывать различные номера.
— Они не уважают животных, которые их кормят, — объяснял он перепуганной толпе. — Так пусть же они сами зарабатывают. Чем они хуже животных? Посмотрите, какие красавцы!
После чего несчастные должны были сами, голышом, добираться до дома.
Задержали Сайгашкина по заявлению одного из пострадавших, которого Маугли продержал в клетке три дня, а в качестве выкупа требовал у пленника три бутылки самогона.
Рассказывать о своих подвигах Сайгашкин начал сразу. Опера поначалу даже ему не поверили. Этого убил, этого задушил, тех двоих в колодце утопил... Но когда задержанный начал еще и фотографии предъявлять, и могилы указывать, в милиции поняли: скандала не избежать.
Под носом у всех два года действовал настоящий концлагерь во главе с натуральным сумасшедшим, которого неоднократно привлекали за различные правонарушения. И через этого “руководителя коммуны” прошли десятки детей, не говоря уж о взрослых работниках. Все пытки и убийства были детально расписаны в дневниках Сайгашкина и его “Книге бога”.
Следствие и суд, видимо стараясь замять скандал, ограничились буквально несколькими эпизодами. Их было вполне достаточно, чтобы упрятать Сайгашкина в психбольницу — теперь уже, как надеются в области, надолго. Только сам Маугли на протяжении всего процесса удивлялся, почему его обвиняют в такой малой доле того, что он сделал.
А с девочкой Ксеней, которой теперь Сайгашкин пишет письма, он намеревался зачать ребенка и с самого рождения посадить его в клетку к любимому медведю Коле, чтобы тот воспитал из его сына настоящего Маугли. Девочка согласилась. Только арест любимого учителя помешал осуществлению этого плана.
Благодарим прокуратуру Нижегородской области за помощь в подготовке материала.
