Россияне хоть и вынужденно, но привыкли к отсутствию приличных отхожих мест — в стране их не строили десятилетиями.
Сейчас все меняется в лучшую сторону. На улицах появились яркие передвижные кабинки. Так что сегодня вместе со всем миром мы можем гордо отметить... Международный день туалета.
Около синих кабинок на Манежной площади топчется обслуживающий персонал — еще не старая женщина в фуфайке поверх телогрейки, двух пуховых платках на голове и валенках на ногах
— Цвай, ту, гейт рубэл, — кричит она переминающимся на морозе мужчинам. Двое молодых людей, затянутых в новенькие шапки-ушанки со звездами, понимающе улыбаются... Отсчитав мелочь, они скрываются в кабинках.
— Как определили, что это иностранцы?
— А разве не видно? — удивляется завтуалетом, расчищая веником площадку от снега. — Я за два года работы слова “семь рублей” на девяти языках говорить научилась.
Выясняю, что Галина Ивановна до работы туалетным кассиром 25 лет простояла около плиты поваром. После двух тяжелых операций врачи запретили ей поднимать все тяжелое, а какие котлы на кухне — известно... Эту работу пришлось оставить.
— В 11 утра заступаю на дежурство, в 10 вечера — отбой. День работаю — трое суток дома.
— А укрыться от снега негде?
— В моем распоряжении только этот закуток, — показывает она на одну из кабинок. Протиснуться между ведрами, канистрами, вениками мне кажется проблематичным. Своего угла — попить чайку — у кассира считай что и нет.
За труды на дожде, ветре и морозе Галина Ивановна получает две тысячи рублей. Плюс фирма на обед каждый день выделяет 30 рублей.
— Дочь говорит: уходи, мама, с этой работы на зиму, отморозишь себе все напрочь.
— Пусти, мать, еле держу в себе... — канючит около кабинок плохо одетый мужчина.
— Не могу, милый, — доброжелательно отзывается кассир. — Вот через дорогу — бесплатный туалет. — И уже мне объясняет: — На бачках счетчики стоят. Мне потом отчитываться.
За день Галине Ивановне разрешается пропустить 25 “бесплатников”. Это милиционеры, дежурящие на Манежной площади, и работники службы ДСП.
— Что-то из пятой кабины не выходят долго, — беспокоится контролер. — Пойду постучу...
Через минуту распахивается дверь, наружу выскакивает молодой человек, глаза его лихорадочно блестят...
— Опять “торчок” пожаловал, — сплевывает кассир, надевая перчатки. — У нас всего насмотришься. В кабинках и наркотики колют, и онанизмом занимаются.
Через каждые 15 минут моя собеседница идет обрабатывать поверхность унитаза специальной дезинфицирующей жидкостью, протирает заодно и пол.
— Уровень туалета оценивают в основном по интенсивности запаха, — говорит неунывающая кассир. — А уж потом обращают внимание на интерьер и наличие бумаги.
— А как часто откачивается содержимое бачков?
— Каждую ночь. Приезжает специальная машина, все вычищает, промывает горячей водой. У фирмы договор с “Мосводоканалом”.
А вот на вопрос, сколько за день проходит через одну кабинку народу, моя собеседница отвечать наотрез отказывается:
— Звоните на фирму. Это конфиденциальная информация.
Менеджер по рекламе немецкой фирмы охотно поделился с нами наболевшим:
— Вы не представляете, насколько туалеты трудоемкий и хлопотный бизнес. Россия продолжает оставаться страной вандалов. Мы без конца меняем внутренние панели кабинок: их протыкают гвоздями, прожигают сигаретами. Мы вынуждены были убрать рукомойники: краны свинчивали каждый день. А стоит одна кабинка, между прочим, больше тысячи долларов.
— А как быстро окупается?
— Через 3—4 года.
В Европе уже давно пользуются одноразовыми бумажными сиденьями. Нам, похоже, до этого пока далеко.
