“Сказочной страной” назвал Москву норвежский классик Гамсун, побывавший у нас, когда не существовало станций метро и высотных зданий, повторяющих силуэт Сухаревой башни. Ему вторил Верхарн, другой классик, бельгийский. Город показался поэту “огромным музеем на вольном воздухе”. Это мнение не поколебали даже “полуодетые женщины с голыми ногами в сапогах с распущенными волосами, похожими на лохмотья”. Их он увидел в притонах Хитрова рынка. Властители дум Европы высказались так в начале ХХ века.
За полвека до них Роберту и Кларе Шуман Москва напомнила “сказку из “Тысячи и одной ночи”. В дни их гастролей в столице не было тогда европейской канализации и водопровода, но при всем при том великие музыканты, повидавшие мир, утверждали: “Москва единственный в своем роде город, во всей Европе нет ничего подобного”. Их поразило обилие церквей и часовен, звон колоколов, когда Первопрестольная дрожала от звуков. Они очаровались городом, где все кругом пестрело зелеными, красными, золотыми куполами и шпицами. “Пред этой массой золота бледнеет все”. У артистов подступали к глазам слезы, когда они смотрели на Москву с кремлевского холма.
Вряд ли бы у них сегодня подступали к глазам слезы при виде Москвы с того холма. За рекой высятся не колокольни, а трубы электростанций. Они не услышали бы звона колоколов, не увидели куполов и шпицев. Роберт и Клара жили на Тверской улице, выступали в Благородном собрании на Дмитровке. На главной улице видели Страстной монастырь, где сейчас памятник Пушкину, помянувшему на его куполах “стаи галок на крестах”. Пятиглавый собор XVII века, где хранилась икона Богоматери с орудиями “страстей”, сломали. Напротив монастыря замыкала угол улицы и бульвара церковь Дмитрия с колокольней, “одной из очень редких по форме”. Та церковь в Москве играла роль церкви Мадлен в Париже, куда во время службы съезжаются самые знатные и богатые. Певцы церковного хора приводили прихожан в восторг, сопровождавшийся взрывами аплодисментов, отчего служба напоминала концерт.
У зала, где проходили концерты, Роберта и Клару встречали пятиглавые церкви — Георгия и Казанской Богоматери. Напоминает об одной из них название Георгиевского переулка. На углу с Козицким переулком стояла церковь Сергия Чудотворца, а на углу с Глинищевским — Алексия, митрополита Московского. Все — сломаны. На другой стороне улицы — на углу с Богословским переулком — был пятый храм Григория Богослова. Там пустырь, дыра, зияющая с тридцатых годов.
Пройдите по Покровке. У Потаповского переулка — нелепый разлом там, где господствовала церковь Успения с высоченной колокольней, тянувшая к небу восемнадцать глав. Баженов ставил ее в один ряд с собором Василия Блаженного. По преданию, Наполеон при виде этой церкви воскликнул “О, русский Нотр-Дам!” и спас ее от огня в 1812 году. Точно известно, будучи в Москве, Достоевский непременно ехал взглянуть на церковь, чтобы полюбоваться чудной архитектурой. Оказавшись перед Успением, решил стать архитектором молодой Щусев, решавший вопрос, кем быть. Испытал подобное потрясение академик Лихачев. Увидев творение мастера Средневековья, он решил посвятить себя изучению древней русской культуры. А теперь на месте Успения еще одна дыра, провал, который не могут замаскировать кусты и деревья.
Другой шедевр XVII века потрясал в конце Никольской. Там возвышался Никола Большой Крест. На его месте растет трава забвения, и тут градостроительная яма.
Сколько таких ям и дыр на улицах Москвы появилось поле крушения куполов, башен и ворот? Много, они на самых видных местах, где либо зияет провал, либо стоит типовая школа тридцатых годов. Их строили из принципа “образование взамен мракобесия” на месте монастырей и церквей. Без единой церкви остались не только Тверская и Большая Дмитровка. Подобная картина на Арбате, некогда “улице святого Николая”, где не сохранилось ни одного Николы. В середине улицы возвышалась шатровая колокольня Николы Явленного, помянутого в романе Льва Толстого “Война и мир”. У этого места Пьер Безухов хотел убить Наполеона, ехавшего к Кремлю. Церковь особо почитала императрица Елизавета Петровна. Подвизавшийся у храма юродивый напророчил дочери Петра, что быть ей императрицей, о чем она не помышляла, предаваясь земным утехам во время правления двоюродной сестры Анны Иоанновны. Шатровая колокольня Николы Явленного вызывала восторг искусствоведов.
Ни одной церкви больше нет на Знаменке и Воздвиженке, Остоженке и Пречистенке, Мясницкой и Солянке. Может быть, их тут и не стояло? Нет такой древней улицы в Москве, где бы прихожане слобод, будь то стрельцы или сугубо мирные люди — кузнецы, повара, мясники, звонари, толмачи, — не сооружали всем миром храмов. Угол Волхонки и Знаменки держал Никола Стрелецкий. Назывался так потому, что этого Николу, особо чтимого воинством, построили стрельцы. Они воздвигли пятиглавый храм в стиле барокко. На его месте — пустырь. Николу Стрелецкого сломали после взрыва соседнего храма Христа. Разрушили и другую его соседку — Похвалу Богородицы. Ее построил прихожанин Башмаков при Петре взамен более древней церкви. Возле нее жили опричники Ивана Грозного. Когда ломали храм — нашли надгробную плиту самого беспощадного из них — Малюты Скуратова, убитого в Ливонскую войну и похороненного в этом приходе.
На Знаменке, 17, образовался пустырь напротив Министерства обороны. Где сейчас стоянка — была церковь Знамения, помянутая в 1600 году на одном из колоколов, отлитом “подаяниями приходских людей”. Она же помянута в протоколе допроса чуть позже: “Сказывал де им с пытки князь Дмитрий Мосальский Горбатый, а он был на Костроме от вора воевода: который де вор называется царем Дмитрием и тот вор с Москвы от Знамения… из-за конюшен попов сын Митка”. Допрос учинили в связи с появлением самозванца, объявленного “вором-расстригой”, который жил на Знаменке.
На маленькой Воздвиженке пустырь давным-давно мозолит глаза на месте монастыря в честь Воздвижения Креста, давшего название улице. Собор в стиле барокко и колокольню снесли, затоптав могилы канцлера Воронцова и других великих предков. Пустырь на Остоженке, 15, остался взамен Воскресения XVIII века. Другой храм Успения — сотни лет украшал Остоженку, 39. Оба они упоминались с 1629 года, а снесли их триста лет спустя, когда прокладывали первую линию метро.
На Пречистенке, 7, где в глубине двора сереет школа, жена царя Федора в память о муже построила Спас. Самая высокая в городе шатровая колокольня у церкви Троицы стояла на Пречистенке, 31. В ее столпе прорезали 32 слуховых окна, чтобы лучше все слышали бой колоколов. Онемела Пречистенка, как почти вся Москва. Поварскую улицу выкосили так, что Марина Цветаева не увидела бы на ней всех храмов, которые встречались ей на ее пути в дом в Борисоглебском переулке. Бориса и Глеба тоже нет.
Фотографы любили снимать Лубянскую площадь с фонтаном. Ее украшали Владимирские ворота и церковь Владимирской Божией матери. Над ними парил купол самой крупной часовни России в честь целителя Пантелеимона. Там всегда было полно людей, вымаливавших здоровье. К стене Китай-города лепилась Троица в Полях, где некогда проходили бои истцов и ответчиков, выяснявших истину. Недавно археологи откопали фундамент Троицы. А пустырь, где высилась великолепная часовня, заполнил торговый центр “Наутилус”.
И на Мясницкой смели все, что красовалось под крестами. Начиналась улица церковью Гребневской Божией Матери. Ее преподнес храму Иван Грозный, с ней ходили в походы Дмитрий Донской и Иван III, строитель Кремля. У стен храма лежали в земле учитель Петра Зотов, автор первой “Арифметики” Магницкий и поэт Тредиаковский, реформатор российского стиха. Пустырь храма заполнил Вычислительный центр госбезопасности. Другой пустырь не могут застроить до сих пор на изгибе улицы. Первая победа русских над татарами на реке Воже произошла 11 августа, в день святого Евпла. Поэтому и памятник той победы получил его имя. Евплом Великим называли церковь за размеры, на ее высоком крыльце “стоял с народом” десятилетний Саша Пушкин с дядькой, чтобы увидеть проезжавшего по улице Александра I. Еще один чуть ли не самый застойный пустырь с шахтой метрополитена уродует Москву у Мясницких ворот, где находился храм Флора и Лавра. Его особо чтили ямщики. Со всего города они съезжались сюда раз в год на праздник в честь святых, чтобы окропить святой водой кормильцев — лошадей. Четвертую Никольскую церковь на Мясницкой хорошо было видно и с бульваров, и с Садового кольца. Пятый сломанный храм был в честь Трех святителей. В нем хранилась метрическая книга, документально подтверждавшая, что в ночь со 2 на 3 октября 1814 года в России родился великий поэт — Михаил Лермонтов. В церкви отпевали 39-летнего “белого генерала”, любимца солдат и народа, Михаила Скобелева, чьи полки дошли до стен Константинополя. Храм замыкал улицу там, где сейчас на его месте сквер перед станцией метро “Красные ворота”.
Ни одного храма больше нет на площадях Садового кольца. Вы можете проехать 15 километров по самой длинной улице без начала и конца и не встретить на всем пути ни купола под крестом, ни колокольни. Со времен Петра на этой линии радовали народ два гениальных создания — Сухарева башня и Красные ворота. Москвичи оплакали их гибель, когда большевики, утвердившись во власти, беспощадно крушили святыни прошлого на пути к светлому будущему. Триумфальную арку воздвигли в память взятия Азова, где русский флот заявил о себе миру. Дочь Петра Елизавета поручила князю Ухтомскому взамен деревянных ворот установить каменные ворота. Искусствоведы считали их “единственными в своем роде не только во всесоюзном, но и в мировом масштабе”. Не помог масштаб уникальному творению. Его в 1927 году сломали под предлогом “упорядочения уличного движения”.
Под этим предлогом разрушили легендарную Сухареву башню, которую называли “невестой Ивана Великого”. Самые влиятельные архитекторы СССР, в их числе Щусев и Жолтовский, убеждали в письме “глубокоуважаемого Иосифа Виссарионовича” не ломать “неувядаемый образец великого строительного искусства, известный всему миру и всюду высоко ценимый”. То был памятник истории “России молодой”. В просторной башне помещалась астрономическая обсерватория и “школа математических и навигацких, то есть мореходных хитростью искусств учения”. Сюда приезжал Петр, чтобы взглянуть на небо в телескоп, отвести душу беседой с профессорами и учениками, среди которых появился позднее Ломоносов, явившийся в Москву через ворота этой башни.
В письме на имя Сталина архитекторы разрушение башни сочли “равносильным уничтожению картины Рафаэля”. Они предлагали раскрыть заложенные пять пролетов башни в дополнение к существовавшему пути для машин и трамвая. Эти доводы не помогли. В отправленной из Сочи в Москву телеграмме Сталин вынес приговор, не подлежавший обжалованию:
“Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее надо обязательно снести. Предлагаем снести Сухареву башню и расширить движение. Архитекторы, возражающие против сноса, — слепы и бесперспективны”.
Приговор привели в исполнение. Свидетель той казни Владимир Гиляровский подробно описал, как сняли башенные часы, ходившие сотни лет, обломали крыльцо, свалили шпиль, разобрали по кирпичам этажи. И закончил скорбную прозу криком души в стихах:
Жуткое что-то! Багровая, красная,
Солнца закатным лучом освещенная,
В груду развалин живых превращенная,
Все еще вижу ее я вчерашнею —
Гордой красавицей, розовой башнею…
Другой свидетель вандализма, знаменитый московский реставратор Давид высказался о том горе тремя словами: “Горечь полынная на душе”.
Для чего ворошу раны, пишу о том, что хорошо известно правительству города. Для того чтобы оно вернуло давний долг Москве, который вряд ли захочет отдать команда новой власти, что неминуемо придет через четыре года на смену Юрию Лужкову. Его правительство многое сделало всего за десять лет. Красную площадь больше не уродует пустырь с туалетом времен Сталина. По воле мэра и премьера правительства Москвы возрожден храм Христа, что кажется мне невероятным. Без вливаний из бюджета, под вой “правых сил” и окрики борцов с “новоделами” — воссоздан громадный собор, заигравший небесную музыку в унисон с золотыми куполами Кремля. Что сделано еще? На Арбатской и Калужской площадях, Петровке — встали часовни взамен разрушенных церквей. На пустырях воссоздано часовен и церквей десять. А сломаны сотни! По подсчетам автора “Сорока сороков” П.Паламарчука, в границах 1960 года разрушено 433 храма, включая домовые церкви. Вот то количество, которое создавало качество, “сказочную страну”, город из “Сказки тысячи и одной ночи”, восхищавший самых изысканных ценителей, таких, как Роберт и Клара Шуман, Гамсун и Верхарн.
Конечно, все утраченное воссоздать невозможно, как не вернуть нам картин Рафаэля и титанов Возрождения, проданных за границу, когда рушили храмы и башни. Из сотен сломанных памятников в народном сознании выделялось несколько уникумов. Это Красное крыльцо, Иверская часовня, храм Христа, Успение на Покровке, Триумфальные и Красные ворота, Сухарева башня...
Триумфальные ворота восстановили давно, при советской власти. Красное крыльцо, храм Христа, Иверская часовня — возрождены на прежнем месте недавно. Что мешает завершить начатое так блистательно славное дело? Сколько еще лет будут кровоточить раны на теле города, зиять в центре жуткие дыры? Их все залатать проще, чем одну громадную дыру на месте храма Христа. Было бы и дальше желание, программа действий. Но существуют ли они, если на месте Пантелеимона вырастает “Наутилус”, а взамен Великого Евпла громоздят офис? Есть ли закон, запрещающий застраивать таким способом землю сломанных церквей? Нет такого закона. Есть ли орган, отвечающий за программу возрождения памятников? Знаю, есть Управление по реконструкции и развитию уникальных объектов. Но оно строит главным образом муниципальные и коммерческие дома. Кто захочет, приехав в Москву, на них взглянуть?
Каждый день читаю и слышу о строительстве гостиниц для туристов. Их ждут, зовут, искушают неким виртуальным “золотым кольцом”. По его маршруту я вижу пустыри, руины, несчастный Пашков дом, задрапированный тряпкой, дома с мрачными окнами и глухими дверями, неизвестно кем занятые. Вижу у Кремля забегаловку “Елочка” в бесхитростном павильоне на месте разрушенного дома, куда попала бомба в дни войны. Кто захочет любоваться этим хаосом? Кого обольстит город, где на всех привокзальных площадях кишат, как прежде на одном Хитровом рынке, вонючие бомжи с расквашенными рожами и валяются на земле падшие женщины в лохмотьях, поразившие некогда Верхарна сапогами на голых ногах.
Если мы хотим, чтобы к нам ехали миллионы иностранцев, — они должны видеть без бомжей не только Кремль и Красную площадь, но и Красные ворота, Сухареву башню, Успение на Покровке с 18 главами, Николу Большой Крест, все другие помянутые утраченные шедевры, воскресшие вслед за храмом Христа.
