В отличие от всякого, задумавшегося о преисподней, Алексеев тут же перешел к делу и устроил художественно-музыкально-театральный перформанс.
Стены салона на 3-й Фрунзенской стыли подо льдом, как голые на морозе. В центре расхаживали зрелые модели, едва прикрытые странными тканями, и такими же странными можно было назвать их прически и разрисованные лица. И то и другое скорее напоминало растительность — то буйную, то поэтически увядающую. Если добавить к визуальному ряду Алексеева звуки булькающего болота с лягушками и голосами лесных нимф, то погруженность в природную стихию была обеспечена.
— Все мы, как цветы. Нас сорвали и выбросили, — сформулировал основную идею перформанса Алексеев, который, к сожалению многих, остриг свои золотые кудри. — Поэтому все, что вы видите, это исчезающая красота, и вся концепция работает на нее. Так я протестую против старения.
Цветами — маками и тюльпанами — художник разрисовал так называемые пророщенные ткани, которые ему дал коллега Каплевич, присутствовавший здесь же. Ткани намотали на манекенщиц от Славы Зайцева, макияж — тоже в виде цветов. И даже возраст манекенщиц сознательно был выбран согласно определению “бальзаковский”. К главной панацее от старости — цветам — автор присовокуплял таблетки “Нестарин” и виски с молоком. Причем старый добрый алкоголь с молоком в пропорции 1:3 все предпочли таблеткам.
Особого внимания заслуживала музыка сочинения гражданина США Николаса Ишервуда. Певец и композитор цветастый перформанс разделил на две части — растительную (там, где болота с лягушками и нимфами) и политическую. Последняя представляла собой 6-вариантный стеб на тему незабвенного “Интернационала”, сопровождаемого отцифрованным детским смехом.
Сию художественно-политическую акцию посетили представители артистической и политической элиты — Александр Шохин, Геннадий Бурбулис, Вера Глаголева, спирит Алан Чумак и другие достойные люди. Но настоящим цветком в этом букете была муза, она же жена художника Алексеева — красавица Нинон.
