— Быть придурком, добрым сэром Эндрю — это тебе не Космоса играть, — говорю я и смотрю в зеркало, где Космос, он же артист Дима Дюжев, грустно смотрит на меня и молчит.
— Это все парижский вирус виноват, — шутит Вдовиченков и уходит. Нервозная обстановка. Третий звонок. Так начались в Париже гастроли знаменитого московского спектакля “Двенадцатая ночь” (режиссер — англичанин Деклан Доннеллан), который во французскую столицу на три недели привез Чеховский фестиваль.
Московская команда прилетела в рождественскую ночь. И начались чудеса. Первое чудо, что в Париже плюс десять. Второе — театр, где выступают артисты из Москвы, называется “Les Gemeaux”, то есть “Близнецы”. А в центре шекспировской “Двенадцатой ночи”, как известно, тоже близнецы — Себастьян и Виола, из-за которых возникает весь сыр-бор. Третье — премьерный спектакль русских был объявлен на 7 января, именно на ту самую Королевскую ночь, в которую, согласно легенде, волхвы приходили с дарами в ясли. Четвертое — артисту Дюжеву, известному как “бригадир” Космос, вызвали врача. Впрочем, все по порядку, если в рождественские дни вообще можно говорить о каком-то порядке.
— Уверяю тебя, это все совпадения — с Королевской ночью и вашим первым спектаклем, — смеется директор театра “Les Gemeaux” Франсуаза Летелье. — У вас успех — вот это чудо!
Летом эта энергичная дама на Чеховском фестивале впервые увидела “Двенадцатую ночь” и влюбилась в этот необычный спектакль — поклялась привезти его в Париж, в свой знаменитый театр. А знаменит он тем, что приглашает на постановки лучших мировых режиссеров, не боится рисковать, сочетает жесткость современности с современным подходом к классике. На этой национальной сцене уже выступал театр Фоменко с “Египетскими ночами”, играли “Бориса Годунова” — тоже проект Чеховского фестиваля. Кстати, из “Бориса” в “Двенадцатой ночи” работает только царь — Александр Феклистов, все остальные — молодые артисты, но многих уже знают: Щербина, Дюжев, Вдовиченков, Кузичев, Цыганов, Ильин и другие.
Перед первым спектаклем за кулисами был страшный нервак.
Вот тут-то я и говорю Дмитрию Дюжеву в зеркало: “Да, быть добрым сэром Эндрю — это тебе не Космоса играть”. Дюжевское изображение молчит и только показывает на горло.
— Главное, чтобы вообще мог говорить, — произносит Шут — Женя Писарев, бледность которого не скрывает даже грим.
Для него это первый спектакль: Писарев впервые сыграет Шута вместо Игоря Ясуловича, который в данный момент в Нью-Йорке играет премьеру Московского ТЮЗа “Скрипка Ротшильда”.
— Меня Игорь Николаевич вводил, — объясняет Шут, — я до сих пор чувствую, что он следит за мной, шаг в сторону боюсь сделать.
Спокойными кажутся только граф Орсино (Вдовиченков) — это он пошутил насчет парижского вируса, и сэр Тоби (Феклистов), запомнившийся французам как царь Борис из спектакля “Борис Годунов”. И правильно, не царское это дело — психовать перед спектаклем.
В зале на пятьсот мест — в основном французы, и это стало ясно с первого момента, когда артисты не услышали никакой реакции в тех мизансценах, где в Москве обычно стоит гогот. Но здесь публика сосредоточенно читала субтитры с классическим французским переводом, хотя сюжет комедии известен, как старая сказка: кораблекрушение разлучило близнецов для того, чтобы соединить их в счастливые брачные союзы с Оливией и Орсино, правда, они свели с ума весь мир своей зеркальной схожестью.
Но чем дальше, тем, похоже, меньше публику интересовали перипетии текста. Мужская сборная из России собралась и выдала высокий класс, используя как главные приемы игры лаконизм и неожиданность. Три женские роли (Оливия, камеристка Мария и Виола) сыграны легко и изящно, без псевдодамских кривляний и плывущих голосов театра Виктюка. У каждого свой рисунок: Кузичев — порывистая Виола, Дадонов — бизнесвумен Оливия и Ильин — сдержанная, но не без кокетства камеристка.
— Илья, ты так красиво носишь платье, что, похоже, тебе это нравится.
— В Молодежном театре я однажды заменял артиста в роли трансвестита — и не могу сказать тебе, что мне это доставило удовольствие. Я даже сказал, что больше играть не буду, а здесь... Дело не в платье или каблуках — дело в глазах, когда смотришь в глаза партнера и рождается другая история. Так нам говорил Доннеллан, и мы стараемся это делать.
Ильин вместе с Феклистовым были самой отвязной парой представления. Космос, то есть Дюжев, хоть и потерял частично голос, но замечательно сыграл сэра Эндрю с точной проработкой в жестах и реакциях. Единственный, кто заставил публику рыдать не от смеха, а от сострадания — это Дмитрий Щербина, представивший совершенно неожиданного Мальволио. И в финале... зал встал, не усидел, когда Антонио (Михаил Жигалов) отрывался в ламбаде с Шутом—Писаревым, который уже ничего не боялся, потому что хорошо сыграл. Когда к Дюжеву после спектакля вызвали фониатра, выяснилось, что у врача бабушка с дедушкой тоже были русскими. Не чудо ли это?..
В Королевскую ночь в католических странах принято подавать пирог, в который запекают какую-нибудь маленькую штучку. Тот, кому она достанется, объявляется королем или королевой, им на головы надевают корону, и те выбирают себе пару. На “Двенадцатой ночи” дирекция театра подала пирог. И королевой оказались костюмер Наталья Веденеева и... обозреватель “МК”. Королем я выбрала Александра Феклистова. А кого же еще, как не самого лучшего русского царя Бориса?
