Еще в 1993 году Конституция отменила действие провозглашенного советской властью Декрета о земле. Кто-то воспринял эту весть равнодушно, а кто-то начал копаться в семейных архивах, надеясь вернуть назад фамильное имение или свечной заводик. Наивные.
Восстановить историческую справедливость оказалось непросто. Потомки дворян и крестьян, раскулаченных строителями коммунизма, теперь вынуждены вырывать свое добро из лап демократического государства. А оно отдавать “награбленное” не спешит. Новые власти тоже относятся к частным собственникам без пиетета.
И вот сразу несколько россиян — беспрецедентный случай — решили поискать справедливости в Европейском суде по правам человека в Страсбурге. Если кто-нибудь из них победит, что очень даже возможно, будет положено начало новому переделу собственности в России.
Москвич Юрий Жданов два года назад лишился фамильного деревянного дома у станции метро “Тульская”. Его не раз пытались отнять еще при советской власти, но удалось это лишь нынешним властям.
Строение мешало появлению Третьего транспортного кольца. И хотя у хозяина имелся акт демуниципализации, ни один московский суд его правды не признал. Пришли судебные приставы, покидали вещички Жданова на землю, а рабочие снесли дом бульдозерами.
Теперь Жданов живет на окраине, в обычной двушке. При советской власти за пятикомнатную квартиру в деревянном доме ему предлагали две шикарные квартиры. А сейчас у него даже ордера нет. Поэтому он не платит ни за отопление, ни за газ. Не ходит в поликлинику, не может воспользоваться льготами на 50-процентную оплату телефона, который ему поставили под честное слово. И жалеет, что не смог принять участие в выборах депутатов городской и Государственной дум, а также мэра Москвы. Впрочем, какие выборы? Он даже паспорт поменять не может. Суд не лишил Жданова прописки — он так и прописан в виртуальном доме на Тульской, 36.
— Квартплату мы не платим — вся наша площадь числится в излишках, так как никто на ней не прописан. Приходят к нам бумажки без имени, без фамилии. Даже в суд за неуплату на нас подать не могут: с нами не заключен договор социального найма, и вообще мы здесь как бы не живем, — говорит Жданов.
Еще два с половиной года назад решение суда обязало префектуру Южного округа предоставить Жданову документы на квартиру. Но толку — чуть.
— Что говорят вам в префектуре? — спрашиваю я.
— А я туда не ходил. Любая инициатива с моей стороны будет воспринята как согласие с таким переселением. А я с ним не сог-ла-сен! Был нарушен пункт Европейской конвенции по правам человека, где говорится, что каждый из нас имеет право выбирать для себя место жительства самостоятельно. Я эту квартиру не выбирал.
Вместо того чтобы выдать Жданову документы на квартиру, местные власти предложили ему оформить договор мены: вроде как он добровольно меняет дом. Но предложили ему это после суда, решением которого собственность... была изъята.
— Как же я мог ее поменять? — возмущается Жданов. — Да и в решении суда сказано: договор мены не может иметь места. За такой договор дают три года условно.
Других вариантов в префектуре не предложили, и на сем переговоры с московской властью закончились. Теперь переселенец поневоле ищет справедливости в Страсбурге. Срок рассмотрения его жалобы уже подходит.
Художник Евгений Филатов — единственный в Москве владелец фамильного дома, до сих пор живущий в своем имении. Причем в центре города. Как ему это удалось — загадка. Ведь дом по адресу Молочный переулок, 5, который купил еще его прадед, давно попал в сферу интересов коммерсантов. Кстати, еще один свой фамильный дом (Молочный, 3) художнику отстоять не удалось: его снесли, даже не дождавшись решения суда.
Прав Филатова на недвижимость и землю власти не признают, но и своих прав доказать не могут. У художника есть купчая от 1912 года, подтверждающая, что дом приобретен его прадедом. И с тех пор Филатовы жилище не покидали, так что все перешло художнику по наследству. Суд же потребовал у владельца справку о демуниципализации (дабы удостовериться, что большевики вернули дом дворянской семье после муниципализации). Такой справки у Филатова нет. А у суда нет другой справки — о том, что большевики этот дом муниципализировали.
— В международной практике для доказательства прав собственности и наследства на недвижимость нужны купчая и свидетельство родства с тем, кто ее купил. У Филатова все это есть, — говорит Виктор Кулаков, юрисконсульт Московского купеческого общества (есть у нас и такое).
Сколько судов прошел Филатов, он уже не помнит. Зато помнит, сколько вариантов переселения ему предлагали с 1965 года — 19. Ни один его не устроил. Сейчас его пытаются выселить в двушку на окраине. “Я ее даже смотреть не буду”, — говорит художник. И никуда не съезжает из двухэтажного деревянного дома 1824 года постройки. Кстати, он признан памятником архитектуры, и сносить его нельзя. А фирма, которая готовила проект реконструкции, как оказалось, с памятниками архитектуры работать права не имеет. Да и проект очень странный: получается, что подвал, где будут бассейны и гаражи, по площади больше дома. Значит, его все-таки будут сносить?
Меж тем Филатов готов отреставрировать дом на собственные средства. Но это никого не волнует. В августе Департамент муниципального жилья подал иск в Хамовнический суд о принудительном выселении и лишении права регистрации Филатова. Но художник не ропщет: два года назад он тоже подал иск. Не в московский суд, где справедливость найти отчаялся, а в Страсбургский. Согласно Европейской конвенции по правам человека, выселить насильственно из дома людей можно лишь в нескольких случаях, ни один из которых не подходит под его ситуацию. Проживание Филатова не нарушает государственной и экономической безопасности, моральной нравственности и проч.
Художник говорит, что один раз его даже поджигали и угрожали, что, если он не уедет подобру-поздорову, дом сожгут дотла.
— Я готов поставить пулеметы и танки и отбиваться от захватчиков, — говорит Филатов. — Это геноцид коренных москвичей, живущих в центре.
Пожилая москвичка Тамара Близинская, 1914 года рождения, живет не в центре, а на окраине. Но и она столкнулась с такой же проблемой, как Жданов и Филатов.
Ее давно пытаются лишить участка в 24 сотки в Косине. История здесь долгая. Еще в 1824 году поселок Косино купил купец Лухманов. По закону он не имел права содержать крепостных (все же не дворянин), поэтому дал крестьянам вольную. И выделил наделы — такие, чтобы крестьянская семья могла с них кормиться. И множество семей в Косине благодаря выделенным участкам пережили голод, войны и революцию.
— В 1913 году в семье моей матери не осталось мужчин, — рассказывает сын Близинской, Вадим Грот, — и крестьянский сход решил не оставлять участок у бабушки моей матери, моей прабабушки, и ее трех дочерей (одна из которых была моей бабушкой). Однако вот они, “проклятые царские чиновники”! Земское начальство своей властью закрепило участок за семьей. Сохранилось укрепительное постановление, закрепляющее это право на землю.
Земли у крестьян по Декрету о земле не конфисковывались. Но советская власть все-таки отрезала от участка половину. Были там и колхоз, и совхоз, однако участок Близинской никогда не принадлежал государству, не было и документов о его изъятии. Само собой, за участок все выплачивалось: разные налоги (любила их советская власть устанавливать — например, налог на яблони), в том числе земельная рента. Сменилось много поколений, но документов советская власть о праве владения не выдавала, а участок не отбирала.
А после перестройки в 1993 году Близинская решила оформить права на участок на основании федеральных законов и указов Ельцина, согласно которым участки, находившиеся у граждан в пользовании, передавались им безвозмездно. Но принятый позднее закон Москвы оказался почему-то юридически сильнее. Согласно ему оформить в собственность за пределами МКАД (но на территории Москвы) бесплатно можно было сначала лишь 6 соток, а затем 12. За остальное, если хозяева не захотят подарить его государству, надо платить аренду, а это за 18 “лишних” соток, по оценке представителей правительства Москвы, — не одна тысяча долларов в год. Кстати, сейчас таких земель в Москве больше 20 га.
Тогда Близинская подала иск в Конституционный суд о признании этой нормы закона Москвы противоречащей Конституции. И — чудо! — в декабре 2001 года Конституционный суд признал оспариваемую часть статьи закона Москвы противоречащей Основному закону страны и подтвердил права истицы и всех, кто находится в подобной ситуации.
Но ничего после этого не изменилось. Правда, было некоторое шевеление перед выборами. После нескольких писем президенту вышло распоряжение правительства Москвы. Интересно, зачем, если уже было решение Конституционного суда? В этом распоряжении говорилось о том, чтобы предоставить Близинским землю.
Юридическая тонкость: предоставлять землю людям, которые ей уже владеют, нельзя — ее можно только оформить. Кроме того, копию распоряжения оформили неправильно. Близинской повезло: начав оформление с 1992 года, она уже в декабре 2003-го получила свидетельство на участок. Правда, ее дело будет рассматривать еще и Европейский суд.
С тех пор как в стране разрешили частную собственность, потомки дворян мечтают о реституции — “восстановлении положения, существовавшего до” (лат.), то есть до нарушения права собственника. Вообще-то реституция возможна даже на основании 12-й статьи Гражданского кодекса РФ. И вроде бы можно попытаться отсудить отнятую когда-то у прабабушки-дворянки деревеньку. Но юристы предпочитают игнорировать эту статью, как и положения международного частного права.
— Исторический анекдот заключается в том, что, отменяя частную собственность, государство отменило ее и для себя. Ведь государственная собственность — не что иное, как частная собственность юридического лица, именуемого государством. А это лицо в частном праве равно с прочими собственниками. Общенародная же собственность отличается от частной тем, что не имеет границ. Если весь народ владеет общенародной собственностью, то я могу сказать: перестаньте пахать мою землю моими тракторами. Или: нечего Путину ездить в мой Кремль, — говорит Кулаков.
Когда общенародной собственности не стало, началась приватизация. При этом настоящих собственников проигнорировали. Именно настоящих — бывшими они могут стать лишь в том случае, если добровольно откажутся от собственности или если ее продадут (подарят, поменяют), считает юрист.
Международный принцип частного права гласит: краденая или насильственно отнятая у собственника вещь, как и ее плоды, несет на себе порок насилия. Избавиться от него можно лишь вернув чужую собственность потомку законного хозяина.
То есть теоретически, чтобы продать Путиловский завод на законных основаниях, нужно сначала возвратить его потомкам Путилова.
— Дом художника Филатова не может быть собственностью государства. Его купил его прадед, а к государству собственность перешла в результате насилия, — говорит Кулаков.
Кроме того, из принципов международного частного права следует, что, даже если сейчас государство продает какой-нибудь завод, землю, дом, настоящий владелец сможет в будущем отнять его у покупателя, который приобрел недвижимость у ненадлежащего продавца (государства). Дальше — больше. Приобретая, к примеру, автомобиль с завода, “опороченного насилием”, который когда-то принадлежал дворянину Пупкину, вы рискуете в будущем быть обобранными потомком Пупкина. Вещь принадлежит тому, кому принадлежал частный капитал, вложенный в ее основание. Так гласит принцип международного частного права.
Правда, столь радикальные законы наши юристы и тем более суды предпочитают не принимать к сведению.
Современные собственники, которые сейчас покупают недвижимость, тоже не могут быть застрахованы от того, что когда-нибудь ее не отнимут. Например, бывший угольщик Борис Синюков похвастаться родовыми владениями не может. Накопленные деньги десять лет назад он вложил в недвижимость — квартиру в кирпичном доме на улице Грина в Северном Бутове. Решил хоть на пенсии пожить достойно. Сделал дорогой евроремонт. А два года назад узнал, что власти собираются строить здесь новый квартал “Синяя птица-2”. Дом мешает, жителей просят убраться...
Конечно, Синюкову предложили жилье. Но все варианты он оценил как неравноценные (“Это то же самое, как если бы вместо Кремля мне дали сарай такой же площади”). К тому же никто не собирался компенсировать ему затраты на ремонт, до которого в квартире не было даже стен и который обошелся в десятки тысяч долларов. Синюков может это доказать: он сохранил все чеки от приобретения обоев, красок, стройматериалов. Но в местном жилуправлении ему сказали: “Что у вас в квартире — нас не волнует. Получите свои квадратные метры”. А судья предупредила, что, если он будет выпендриваться, пожалеет. И вот довыпендривался.
Прошлой зимой в доме, где осталась только семья Синюковых, отключили отопление. Без него жильцы выдержали лишь семь дней. 11 декабря приехали судебные приставы, кое-как, без описи и понятых, покидали имущество (многие вещи сломали) в машину. А жильцов засунули в холодную квартиру с дырами в стенах и обоями на полу.
— На нее мне не дали ни одного документа, — говорит Синюков. — Даже в поликлинику я обратиться не могу.
Синюков долго судился. Требовал даже привлечь к ответственности судебного пристава и префектуру за то, что те применяли к его семье пытки: в 17-градусный мороз отключили отопление. Однако в московских судах Синюков пока понимания не нашел. Но он надеется, что его история произведет впечатление на европейских судей.
Непростая судьба и у гражданина Жилкина из Иркутска. После Великой Отечественной войны ему выделили участок под застройку на правах бессрочного пользования — за заслуги перед Родиной. На нем он построил дом. И жил спокойно до перестройки, пока его земля не приглянулась одному строительному тресту. Жилкин вел переговоры с властями, и в конце концов ему предложили долю в застройке будущего дома. Правда, потом сказали, что придется доплатить за будущее жилье пару сотен тысяч рублей. Денег у Жилкина не было, зато была уверенность, что его участок с домом стоят больше. Впрочем, не в этом суть. Суть в том, что его все равно обманули. Договор с трестом о предоставлении в будущем Жилкину квартиры суд признал притворным (то есть не имеющим юридической силы): трест не имел права вести такие переговоры. И судебные приставы поехали выселять Жилкина. Без сопротивления он не сдался. Заперся в доме и обстрелял судебных приставов новогодними петардами.
На шум собрался народ, приставы ретировались. В этот день Жилкин специально приехал оборонять дом из больницы, где лежал с сердечным заболеванием. Однако в следующий раз приставы были умнее и выселили хозяина втихаря, когда его не было дома. А дом снесли. Жилкин отказался переезжать в предложенную квартиру: совсем не ту, на которую был заключен “притворный” договор. И теперь перебивается у родственников. А его дело тоже ждет своей очереди в Европейском суде.
И бывшие дворяне, и современные угольщики оказались в схожей ситуации. Тем не менее если первые добьются реституции, в России реально начнется новый передел собственности. На этот раз землю будут отнимать у крестьян, а отдавать дворянам. Художник Филатов сможет подать пример дворянской братии, если выиграет свое дело в Страсбурге. Кулаков считает, что шансы у Филатова серьезные. По крайней мере, он практически не получил вопросов по представленным в Страсбург документам. У Синюкова шансы послабее — он смог представить в Европейский суд не все документы. Неплохие шансы у Жилкина.
По словам Виктора Кулакова, для того, чтобы подать иск в Страсбург, вовсе не обязательно проходить все российские суды до Верховного. Все гораздо проще. Жалоба в Европейский суд подается в течение шести месяцев с момента отказа в апелляции в Мосгорсуде, поданной по случаю проигрыша дела в суде межмуниципальном.
Первое же положительное решение по любому из аналогичных дел обречено стать всероссийской сенсацией. Поскольку оно будет обязательным для исполнения нашими властями. Судя по всему, ждать сенсации осталось недолго.
