Жители дома №2 по улице Орджоникидзе в Павловском Посаде загробной жизни не боятся. Даже те из них, кому суждено будет оказаться в аду. Потому что и в этой жизни они существуют в условиях, которые трудно назвать как-то по-другому. Это — ад, причем самый что ни на есть кромешный.
Хоть и расположен он почти в самом центре города, искать этот дом по почтовому адресу — занятие бесперспективное. В городе у него есть имя собственное. Точнее, целых два: либо Дом ветеранов, либо Третья казарма. Под этими названиями и знают дом павловопосадцы. Сто лет назад владелец местной текстильной фабрики построил для своих работников три четырехэтажные казармы. Проект, разумеется, был выбран самый немудреный — стометровые коридоры, по обеим сторонам — комнатенки, по две общие кухни и по два санузла на этаж. До нашего времени одна из казарм дошла в виде перепланированного на квартиры жилого дома, вторую отдали под разные конторы, а третья сохранилась в первозданном виде. Лет 15 назад этой третьей казарме крупно не повезло. Хотя времена начинали меняться, отдельные руководители “на местах” фишку еще не просекли. Вот и затеяли в разваливающемся доме великий эксперимент. Идея была по-социалистически прекрасна: собрать в доме одиноких пенсионеров и устроить там что-то вроде коммуны. С собственным медпунктом, магазином и вахтером на входе. Старикам — везде у нас почет, забота и все такое. Куда приведет вымощенная благими намерениями дорога, тогдашние руководители не могли и представить...
Впрочем, несколько лет все шло как по писаному: бабушек действительно со всего города собрали, врача к ним приставили, занавески на окна повесили и цветочки на подоконники поставили. Но, на беду, в огромном, на 220 комнат, доме остались пустующие помещения.
— Стали к нам подселять кого ни попадя, — рассказывает о том, что было дальше, одна из старушек. — Из тюрьмы пришел — селят к нам. Погорельцев, бомжей всяких — тоже к нам. Житья совсем не стало.
Весть о том, что приехали журналисты из Москвы, разносится по казарме моментально: “Вылазь, Егоровна, комиссия приехала!” Через пять минут собирается небольшая толпа, и таким большим клубком начинаем экскурсию по достопримечательностям.
В туалетах унитазы забиты — нужду здесь справляют прямо на пол, зловонная жижа чуть ли не вытекает в коридор. За одной из дверей взору предстает помойка: отходы жизнедеятельности сваливают прямо здесь, ходить до мусорных баков на улицу неохота. На площадках между этажами — лужи, повсюду горы окурков и пустые бутылки. По длиннющим полутемным коридорам бегают собаки и кошки...
В дальнем торце тусуются человек десять местных подростков. У некоторых лица со следами, что называется, вырождения.
— Вы бы сюда ночью приехали, такое кино можно заснять! — хвастается самый разговорчивый, с бритой головой, по имени Вася. На вид ему лет 15. — На это все посмотришь, и самого тянет что-нибудь отчебучить...
Жалобы на “среду”, которая, дескать, заела и теперь определяет его сознание, в устах худосочного пацана выглядят как-то неестественно. Но, оказывается, Васе уже 19, и он имеет богатый опыт общения с милицией, дважды судим за кражи. Поэтому имел возможность выработать, так сказать, линию поведения.
— А тут у нас “комната отдыха” наркоманов, — радостно сообщают девчонки школьного возраста и показывают на ближайшую дверь.
В дальнем углу комнаты — продавленный лежак от дивана, в ближнем — гора мусора, в котором преобладают полиэтиленовые пакеты. В воздухе — запах “Момента”.
Местные жители обсуждают последнюю новость: за два дня до нашего приезда со входа сняли охрану, на каморке для вахтеров висит замок. Собственно, неудобство добавилось только одно — не стало телефона: теперь не вызовешь ни “скорую”, ни милицию. Со своими прямыми обязанностями охрана не справлялась уже давно — в Дом ветеранов без проблем может зайти кто угодно в любое время суток. Все окрестные “сливки общества” этим активно пользуются. Чем бухать под забором, лучше собраться у корешей в теплой казарме. А выпивка у этой публики всегда заканчивается, как известно, в разгар вечеринки. Поэтому по ночам на всех четырех этажах казармы начинается самый натуральный террор.
— Помогите, миленькие, спасите, — наперебой жалуются бабушки, некоторые плачут. — Среди ночи ломятся в двери, требуют денег. А какие у нас деньги? Если не откроешь, могут выломать дверь, избить. Выносят все, что под руку попадет.
Те, у кого остались хоть какие-то родственники, давно отсюда сбежали. Оставшиеся бабули с наступлением сумерек запираются в своих комнатах и до утра в коридоре стараются не появляться. В “номерах” и готовят еду (на общей кухне могут отобрать), и справляют нужду...
— Горячей воды больше года нет, — продолжают перечислять беды пенсионеры. — Хоть бы баню сделали старикам...
— Раньше была своя бойлерная, в душевой сделали. Но алкаши ее разбомбили, — поясняет одна из женщин.
У Галины Леонидовны с мужем девять детей, возраст — от 1 до 23 лет. Они попали сюда “временно”. Год назад первая казарма (та, что с квартирами) внутри обвалилась, остались только наружные стены. Всех уцелевших обитателей того дома переселили к ветеранам. В казарме №3 семье из 11 человек предоставили “апартаменты” — две стандартные здешние комнаты, по 13 метров каждая. Средние дети спят на креслах-кроватях по двое.
— Ванечке уже два года, а он совсем не говорит, — вздыхает многодетная мать. — Может, во время обвала испугался.
Город оказал этой семье материальную помощь — две тысячи рублей! А другой семье из того же дома, где детей четверо, выдали тысячу! Это издевательство или преступление?
“Такого не может быть”. Такого не может быть вообще, а в центре подмосковного райцентра, в 60 километрах от Кремля — подавно. Если верно эволюционное учение Дарвина, тут в любой момент может начаться контрэволюция.
Сколько сегодня обитает в казарме народу, никто толком не знает. Одни говорят — человек 300, другие — 500. Визуально, на посторонний взгляд, соотношение между “старожилами” (бабушками) и пришлыми (бомжами) — 50 на 50. По коридорам бродят грязные женщины с мутными глазами. В местах общего пользования среди куч мусора и экскрементов за перекуром “перетирают” о чем-то своем мужики... Самое страшное, что большинство уже и не понимает, что так жить нельзя. Но остальных-то надо как-то спасать — детей, бабушек, отработавших на текстильной фабрике по полвека. Они в чем виноваты?
— Вы в администрацию-то обращались?
— Бесполезно. Ни Архипов (предыдущий мэр Павловского Посада), ни Колтунов (нынешний мэр) у нас ни разу не были.
Губернатор перед выборами приезжал в Павловский Посад. Ему очень понравился концерт местной художественной самодеятельности. Казарма №3 в программу визита не попала. Может, хоть кого-то заинтересует гуманитарная катастрофа в одном отдельно взятом бараке?
