Силы небесные!

Как в обычной жизни всегда есть место подвигу, так и в самом подвиге бывают лирические передышки. Особенно если этот подвиг — 4-летняя война, где в любых опасностях солдатам и офицерам ничто человеческое не было чуждо.

В этом уверен 88-летний ветеран войны Осип Борисович Аронов из Раменского района.

В те годы он обслуживал тяжелые бомбардировщики, которые не переставал и поныне не перестает расхваливать.

Воевал Осип Борисович на тяжелых бомбардировщиках “Пе-8”. Сегодня это абсолютная реликвия — его даже нет в Монинском музее ВВС, где, как известно, собраны абсолютно все модели военных отечественных самолетов.

Всего за годы войны было выпущено 79 таких грозных машин: на сборку только одного экземпляра уходило целых 1,5 месяца. Конечно, в войну советской промышленности было важнее выпускать “Пе-2” — пикирующий бомбардировщик. В сутки с конвейера сходило 13 таких машин. Почувствуйте, как говорится, разницу: 13 в сутки или один за 1,5 месяца...

Зато про уникальный бомбардировщик “Пе-8” (он же “ТБ-7” и он же “АНТ-42”) в Германии вышла целая книга, энциклопедия. В ней собрана вся история создания этого самолета, его героическое военное прошлое, а также многочисленные документы партии и правительства: вылет “Пе-8” на боевое задание, в силу уникальности бомбардировщика, разрешался только с личного разрешения тов. Сталина или тогдашнего начальника Генштаба Красной Армии Антонова.

А уникальных спецзаданий на судьбу “Пе-8” хватало. В немецкой книге приводится копия записки “отца народов”, в которой он устраивает разнос не кому-нибудь, а Герою Советского Союза Михаилу Водопьянову — тому самому, что в 1934 г. спасал со льдины челюскинцев.

10 августа 1941 г. шесть машин “Пе-8” (весь их тогдашний парк в СССР) под командованием Водопьянова впервые полетели бомбить Берлин. Готовил самолеты к вылету Осип Борисович. Сталин остался очень недоволен результатами той операции (впрочем, сами летчики — тоже, об этом они рассказывали Аронову после возвращения на базу) и перевел генерала Водопьянова с должности командира авиадивизии в командиры... эскадрильи — такими подразделениями командовали офицеры в звании капитана или майора. Факт, подчеркивает Осип Борисович, и в советской, и в российской истории почему-то неизвестный.

Деталей первой бомбежки Берлина ветеран не помнит, ведь он сам в ней непосредственно не участвовал. Зато на всю жизнь запомнил перелет из подмосковного Жуковского, где находилась их авиабаза, в Пушкине Ленинградской области — оттуда машины уже полетели на Берлин.

День 9 августа 1941 г. выдался совершенно мистическим. Сильнейшая гроза и молнии, жуткий ливень и штормовые порывы ветра... К тому же почти на всем пути наши бомбардировщики обстреливались с земли нашими же зенитками. Ведь никто этих самолетов раньше не видел, и все думали, что летят немецкие машины, которым для маскировки нарисовали на бортах советские пятиконечные звезды.

А с Михаилом Васильевичем Водопьяновым Аронов встретился еще раз — уже после войны, в 1956 г. В СССР к тому времени уже была атомная бомба, но средств ее доставки до потенциального противника — той же Америки — не было. В те годы во льдах Арктики готовились специальные аэродромы, где атомные бомбардировщики могли бы дозаправиться топливом и уже дальше без посадки лететь бомбить — не Берлин, но Вашингтон.

Осип Борисович, кадровый офицер Советской Армии, занимался оборудованием такого аэродрома в Арктике, когда прилетел Водопьянов, чтобы снять личный состав со льдины и увезти их на отдых на “большую землю”. Самолет уже был чем-то сильно перегружен, поэтому поступила команда брать с собой только самые необходимые и дорогостоящие приборы, все остальное — оставить погибать в вечных льдах и торосах.

— И вот, — вспоминает Аронов. — Я несу на борт два уникальных осциллографа по 2,5 кг каждый и 20-литровую канистру со спиртом. А у борта стоит сам Водопьянов, который лично решает, что брать в самолет, а что не брать. “Что это у тебя?” — строго спросил он, показывая на осциллографы. “Очень дорогие приборы! — ответил я. — Мы не можем их тут оставить!” “К черту приборы, — скомандовал Водопьянов, — мы из-за них разобьемся! Выбрасывай! А в канистре что?” “20 литров спирта, Михаил Васильевич!” — доложил я. “Немедленно его в самолет!” — гаркнул он.

Ну так вот. Книгу о “Пе-8” Аронов и его боевые товарищи по оружию пытались издать (сначала в СССР, а потом — уже в обновленной России) все послевоенные годы. Но, естественно, власти на нее не могли найти денег. Вдруг в 1996 г. он случайно знакомится с немецким летчиком гражданской авиации “Люфтганза” Ульрихом Унгером, который по каким-то делам находился в Жуковском. Немец взялся эту книжку издать!

Факт, можно сказать, сенсационный. Поверженная в боях Германия спустя полвека выпускает книгу о бомбардировщиках своего бывшего противника. В то время как сам бывший грозный противник находит средства на что угодно (на выпуск порноизданий, фашистской литературы и пр.), только не на историю жизни и смерти “Пе-8”...

Сегодня у Осипа Борисовича эта книга (естественно, на немецком языке) находится в квартире, на видном месте. Первое время он очень радовался тому обстоятельству, что мир наконец узнает о легендарных бомбардировщиках. А вот сейчас ему почему-то страшновато. Вдруг подумал: а что будет еще лет через 50—60, когда мы окончательно забудем ту войну и живых свидетелей уже не останется? Попадется эта книга в руки российскому мальчику. И тот страшно удивится. Ведь книга от первой до последней страницы посвящена российскому авиастроению и советским лидерам, а переведена почему-то с немецкого!.. “Что сталось с Россией? — подумает любой нормальный человек. — И была ли она вообще?!”

Действительно страшно.

Еще от чего становится жутко ветерану: всем фронтовикам, награжденным медалью “За оборону Москвы” или “За оборону Ленинграда”, полагается 50-процентная скидка в оплате за телефон. На сей счет имеется распоряжение Героя Советского Союза губернатора Громова. Но эта льгота почему-то не распространяется на тех ветеранов (обладателей этих медалей!), которые всю свою жизнь, как Осип Борисович, связали со службой в Вооруженных Силах СССР. 88-летний военный пенсионер платит за телефон по полной, как говорится, программе.

Но вернемся из не очень оптимистичного настоящего в тревожное прошлое нашей страны — в военные годы.

Летать на “Пе-8” было непросто. Если температура воздуха за бортом была, к примеру, минус 30, то и внутри борта она была такой же. Если самолет летел на высоте 8 км, то эти же 8 км чувствовались и в кабине пилотов.

В летчики на “Пе-8” брали самых опытных офицеров Красной Армии. А такие в те годы имелись только в полярной авиации и в строевой части киевского аэропорта “Борисполь”. Средний возраст пилотов составлял не менее 40 лет.

По удобству или, так сказать, сервису “Пе-8” сильно уступали американским бомбардировщикам “В-25”, которые советские войска получали по ленд-лизу. Уже в то время американцы исповедовали принцип “Все во благо человека, все во имя человека”. Летчик, совершивший 25 боевых вылетов, переставал летать — считалось, что он свое отвоевал. Командир экипажа “Пе-8” сделал 160 (!) боевых вылетов и ни о каком “заслуженном отдыхе” даже не помышлял! “В-25” имели резиновые надувные лодки, если летчику в экстремальной ситуации придется приводняться, банки со специальной краской (ее выливали в воду — появлялось пятно, позволявшее быстро найти сбитый экипаж) и даже удочки, чтоб коротать время, пока тебя ищет поисковая бригада...

Осип Борисович припоминает интересный случай. Как-то к ним в авиаполк поступил один из первых “В-25” — его нужно было в кратчайшие сроки проинвентаризировать и подготовить к боевым полетам. Соответственно, после напряженного трудового дня советские офицеры решили выпить. Спирт входил в комплект американского бомбардировщика (кстати говоря, паршивенький — советский спирт был много лучше), поэтому за самой выпивкой дело не стало. Сложнее обстояло с закуской: не было ни крошки хлеба!

Вдруг кто-то извлек из “В-25” большую банку рыбных (как всем показалось) консервов: на ней были изображены красивые рыбы. Хряпнули они по стакану спирта, с аппетитом съели содержимое... И только через пару дней выяснили, что это были совсем не рыбные консервы, а консервированные червяки для рыбной ловли! Узнав об этом от переводчика, советские офицеры дружно проблевались, хотя под спирт “второй фронт” (так советские бойцы называли американские консервы) шел за милую душу.

Кстати, в открытии второго фронта уже не в переносном, а в прямом смысле слова Осип Борисович тоже непосредственно поучаствовал.

Летом 42-го года (они стояли в Казани) их экипажу поступил приказ приступить к замене в бомбардировщике некоторых приборов на новые и ни на какие боевые задания не летать. На современное по тем временам оборудование заменили все, что можно было заменить: антенны, радиокомпасы, прочее. Было ясно, что экипаж готовится к какому-то особому заданию — ведь остальные “Пе-8” не переоборудовались.

Все терялись в догадках. Вдруг в один из дней поздно ночью экипаж поднимают по тревоге, все бегут к самолету, а там их ожидает куча генералов и человек десять гражданских лиц во главе с... Молотовым — тогдашним министром иностранных дел СССР. Ставится важная боевая задача: партия и правительство поручают экипажу бомбардировщика задание государственной важности — в целости и сохранности доставить Молотова и сопровождающую его группу лиц в Америку, на переговоры по открытию второго фронта.

И хотя самолет был уже полностью готов к полету, начался страшный переполох. “На всякий пожарный” решили еще раз дозаправить машину топливом. В результате полностью залили датчики, которые контролируют расход горючего в полете. За электрическую часть отвечал Аронов, и весь гнев начальства, разумеется, обрушился на него. “На аэродромах не ругаются матом, — вспоминает Осип Борисович, — а разговаривают матом”. Впрочем, сам Молотов совершенно не смущался крепких выражений, чем страшно понравился офицерам и генералам.

Когда все уже было окончательно готово, провожающие на ответственную миссию Молотова генералы сами взялись подгонять кислородную маску к лицу дипломата. Дело это было тонкое, и у них ничего не получалось, а Молотов уже начал нервничать. “Давай ты!” — заорали на Аронова матом генералы.

— Я страшно перепугался, — вспоминает Осип Борисович, — но деваться было некуда. Самое сложное было предать маске нос Молотова, чтоб она удобно сидела на лице, — перелет-то долгий. Поэтому мне два или три раза пришлось дотронуться до носа Молотова. Когда я все сделал и уже выбрался из самолета, бежит еще один генерал: “Слушай, Молотов тебя к себе вызывает!” Я похолодел от ужаса: подумал, что маска ему не понравилась... Но опять поднялся на борт. Молотов сидел в правой части фюзеляжа, там было слабое освещение. “А мне, — пояснил Вячеслав Михайлович, — нужно поработать над документами. Вы можете сделать больше света?..” Я установил переноску — и при этом облокотился на колено Молотова. Невольно подумал, что это мой последний упор в жизни, но Вячеслав Михайлович прореагировал совершенно спокойно.

Поскольку Осип Борисович был не летчиком, а “технарем”, то во многих конкретных операциях прямого участия не принимал. С тем же Молотовым в Америку, конечно, не полетел — остался на аэродроме. Берлин в начале войны тоже не бомбил — это делали его боевые товарищи, воздушные асы.

Но часто участвовал в экспериментальных полетах, когда ему как инженеру требовалось оценить самолет в воздухе в экстремальной ситуации. И даже умел управлять бомбардировщиком на месте второго пилота. Воспоминает об этом с юмором:

— В воздухе командир объявляет по рации: “Экипаж, внимание! За штурвал самолета садится Аронов”. Экипаж — 11 человек — немедленно сообщает: “Командир, разрешите подготовиться к катапультированию!..”

Из всех эпохальных событий военных лет он от начала и до конца участвовал в создании советской пятитонной бомбы ФАБ-5000НТ. В то время только у англичан имелась сверхбомба весом в 2 тонны. Но у них не было воздушных аппаратов, чтобы доставить ее до линии фронта. “Пе-8” мог лететь и с 5-тонной бомбой. Вот в 42-м советское командование поставило задачу конструктору Ниссану Гельперину сделать такую бомбу, чтоб чертям, т.е. немцам, стало тошно.

Изготавливали ее в Жуковском. Самое сложное было придать такой махине (обычно бомбы были весом 200, 300 и 500 кг) аэродинамические качества. Чтоб летела она по всем законам баллистики и можно было вести прицельное бомбометание. А иначе какой от нее прок?

Легендарная пятитонка, длиной 5,2 м и весом 5,4 тонны, прошла успешные испытания в аэродинамической трубе, и ее предстояло испытать сначала на полигоне. Всем, кто участвовал в создании бомбы, не нужно было объяснять, что было бы с ними, если б испытания вдруг прошли не успешно. Нужно ли говорить про волнение?..

Испытывали на полигоне под Воскресенском — “груз” сбросили с высоты 2,5 км. При взрыве бомбы самолет сильно затрещал и чудом не развалился: взрывная волна докатилась аж до его корпуса, что говорило о невероятной по тем временам силе взрыва. Уже на земле спецбригада в районе взрыва насчитала больше 600 поваленных деревьев диаметром больше 20 см — меньший диаметр вообще не учитывали.

Это был триумф советской военной мысли!

Первенца решили опробовать на живой немецкой силе и сбросили пятитонку на морские береговые укрепления в районе Кенигсберга. Подробностей того исторического бомбометания Осип Борисович не знает. Но говорит, что Гитлер на следующий день выступил с резким заявлением, что если русские еще раз используют это, он разрешит своим войскам применять химическое оружие... Всего в войну пятитонки использовались считанные разы: под Кенигсбергом, под Могилевом и в ходе Курской битвы. Чтобы помешать немцам подтягивать свои войска и технику, эту бомбу сбросили на железнодорожную станцию Орел. В радиусе 250 метров железнодорожное полотно было срезано, будто лезвием бритвы, а ж/д составы с немецкими танками разлетелись на сотни метров, как спичечные коробки.

Не исключено, что эта операция сыграла вескую роль в разгроме немцев на Курской дуге. С того дня авиаполк получил звание гвардейского и стал именоваться 25-м гвардейским авиационным тяжелым бомбардировочным Орловским полком авиации дальнего действия.

В квартире у Осипа Борисовича собрана история если не всей советской военной авиации, то уж тяжелой бомбардировочной — это точно. Десятки макетов самолетов — в том числе и современные. После войны он продолжал служить, а уже выйдя на пенсию в звании полковника, все равно остался в авиации — уже в качестве работника аэродрома, что в Жуковском. Все послевоенные годы ветераны 45-й авиадивизии регулярно собирались на День Победы.

В 70-х годах в СССР велась непримиримая война с иностранщиной вообще и с отдельными словами в частности. Даже коньяк назывался виньяком — что, безусловно, придавало более русский характер этому французскому напитку.

Вот этого виньяка бывшие летуны и нарезались. А дело было так. На встречу ветеранов приехала важная шишка — Главный маршал авиации СССР Голованов. Мир тесен! В большом советском военачальнике старики ветераны признали молодого горячего генерал-майора, который в числе прочих провожал Молотова в 1942 г. в США с военного аэродрома под Казанью...

После того как “Пе-8” оторвался от земли (а самая приятная в мире пыль, как известно, это пыль из-под колес уезжающего начальства), всему личному составу Голованов объявил благодарность и сказал, что в столовой каждому нальют по 100 г. А по 100 г им так и не налили.

Ветераны потребовали компенсации. Да не водкой, а конья... ой, простите, виньяком! Главный маршал извинился за то недоразумение, произошедшее в 1942 г., и все они как следует нахлестались.

Сегодня из ветеранов остался в живых только Осип Борисович Аронов. Как говорится, последний из могикан. 88 лет — возраст весьма и весьма почтенный. Передвигается он с большим трудом, сам удивляясь, что до войны в скатке, с винтовкой и прочей амуницией успешно преодолевал 35-километровые марш-броски. “О молодость, о комсомол! В карманах, где носили мы гондоны, теперь мы носим валидол!..”

Кстати, с презервативами у Аронова тоже связана интересная фронтовая история.

Уже в конце войны, когда почти в каждом освобождаемом городе советское командование устраивало воздушные парады, начальник политотдела полка срочно вызвал Аронова к себе. Было это 7 ноября 1944 г. в Орше. У комиссара сидел один из летчиков полка и его жена — вся в слезах. Она случайно порылась в личных вещах мужа и обнаружила несколько пакетов презервативов. Скандал, слезы, чуть ли не развод... Чтоб как-то объяснить свое поведение, муж-летчик заявил, что брать презервативы в полеты их заставляет... Аронов!

Положение было щекотливое. Осип Борисович действительно советовал летчикам не расставаться с презервативами ни днем, ни ночью и уж тем более — на воздушных парадах! Ларингофон — переговорное устройство для летчиков — инженерные службы приспособили с американского бомбардировщика “В-25”. Всем он был хорош. Но когда наш пилот потел или нервничал — начинал бить током.

А во время воздушных парадов пот лил ручьями. Строй шел “клином” — девять самолетов. Впереди летящая машина турбулентной струей “раскачивала” летящий сзади самолет. А строй нарушать никак нельзя — это же парад... Летчики, повторяем, потели, и их начинало бить током.

Рационализаторы предложили свое ноу-хау: заворачивать американские ларингофоны в... советские презервативы, которые предохраняли не только от венерических заболеваний, но и от разрядов электричества. Впрочем, советские воздушные асы ими пользовались, как показывает этот случай, не только на воздушных парадах.

Женщина тем не менее успокоилась.

Война, конечно, скверная штука. Но и в ней бывали лирические отступления, которые скрашивали серую фронтовую жизнь. Сегодня о них и вспоминают ветераны...