То августовское утро, как назло, было туманным, моросил противный мелкий дождь. Но люди все равно пришли на причал, потому что для забытой богом заполярной Гремихи это было событием: уход подлодки в последнее плавание — на утилизацию. Старушка “К-159” порядком послужила Отечеству и теперь уходила на покой торжественно, с гордо поднятым Андреевским флагом. Экипаж — 10 человек — вытянулся на борту в струнку, отдавая честь...
На пирсе пришлось побороться с тросом, державшим подлодку: он запутался, как будто причал не желал отпускать в море старую приятельницу.
А может, это был знак?
...Вот уже полгода “К-159” вместе с экипажем лежит на дне Баренцева моря, а ответа не вопрос, кто виноват в нелепой трагедии и бессмысленной гибели людей, нет. Спецкор “МК” отправился в Североморск, где сейчас идет суд по делу о катастрофе подлодки. На скамье подсудимых всего один человек — командующий Северным флотом адмирал Геннадий Сучков.
Сообщения информагентств были кратки: “Подлодка “К-159” затонула около 3.00 в ночь с 29 на 30 августа в Баренцевом море в 3 милях от острова Кильдин. На борту находились 10 членов экипажа. Буксировка “К-159” для утилизации на судоремонтном заводе в г. Снежногорске началась 28 августа. Она проводилась с помощью 4 понтонов. В штормовых условиях понтоны оторвались, и подлодка затонула. Спасательной группе удалось найти тела двух погибших моряков и спасти ст. лейтенанта Цыбульского”.
Многочасовая борьба подводников за живучесть лодки, слезы вдов и главное — кто виноват в трагедии — осталось “за кадром”.
— В ту ночь я долго не могла заснуть, — память в который раз возвращает Валентину Лаппу на полгода назад, когда в подлодке боролся за жизнь ее муж, командир экипажа Сергей Лаппа. Она уже может держать себя в руках и говорить о трагедии, отобравшей счастье у нее и двух детей, так похожих на отца, без слез. — Я все ходила по дому, чего-то перебирала... Зачем-то подошла к Сережиной жилетке и уткнулась в нее... Не помню, как заснула.
Утром раздался телефонный звонок:
— Валечка, ты только не волнуйся... С нашей лодкой — беда, — голос на другом конце провода заикался от волнения. — Утонула...
Шока не было. Сразу подумалось: лодка утонула, да и бог с ней, — людей-то спасли!
Валя принялась звонить оперативному дежурному, но тот мог лишь подтвердить, что и так уже все знали: лодка утонула. Жив ли экипаж — неизвестно. Говорят, кого-то спасли...
30 августа к 12 часам все женщины экипажа “К-159” собрались в квартире Лаппа: Оля Князева, Таня Смирнова, Юля Алешкина, Инна Соколова... У них теперь тоже был экипаж.
— Весь этот день ничего точно не было известно о наших мужьях, еще шли поиски, — продолжает Валентина. — Я никак не могла поверить, что мой Сережка, такой большой и сильный, вдруг погиб. Да он всегда из любой ситуации мог найти выход...
Судьба свела их 21 год назад, далеко от севера — в Крыму. В 1979 г. Сергей Лаппа приехал в Севастополь, Валечкин родной город, из Алтайского края: он с детства грезил морем и после школы рванул в военно-морское училище. Несмотря на завидную внешность, о девчонках курсантик тогда и не помышлял: учеба важнее.
— Вот, посмотрите его аттестат! — Валентина с гордостью достает сложенную вчетверо бумажку. — Все четверки и пятерки.
Мой взгляд упирается в одну строчку: “Живучесть подлодки — “отлично”. Невольно провожу параллель: за живучесть “К-159” бывший курсант Сергей Лаппа боролся 5 часов!
— Мы с Сережей познакомились, когда он уже был на 3-м курсе, — Валентина улыбается, опять окунаясь в юность. — Подруга позвала меня в гости 8 Марта — она встречалась с одним курсантом и сказала, что тот придет с другом. И я пошла просто за компанию, праздник отметить. А этим другом оказался Сережа...
Они поженились через 1,5 года, а потом уехали на север, в Гремиху, местечко далеко не райское. Хоть и расположен поселок на материке, попасть сюда можно только по морю или вертолетом. Отсюда второе название — Островной. Образ жизни — соответствующий, можно сказать, аскетичный. Несколько пятиэтажек, школа, дом культуры.
Когда-то Гремиха считалась престижным местом службы. Но с развалом СССР все здесь постепенно пришло в упадок. Боевого флота не стало. До недавнего времени на 7 пирсах стояли 16 “отстойных” АПЛ с ядерным топливом на борту — ждали своего часа, чтобы отправиться под нож. Их поддерживали в приличном состоянии те, кто еще не уехал из опустевшего поселка.
— Сережа успел походить в море, — продолжает Валентина. — У него даже есть медаль “За особые отличия при несении боевой службы”. Командиром “К-159” его назначили 3 года назад. Это только внешне лодка была ржавая, а внутри поддерживался образцовый порядок. Каждый день экипаж собирался на лодке, поднимали флаг, несли вахту...
К слову, АПЛ “К-159” никогда не отличалась покладистым характером. Она была спущена на воду в 1963 г., но уже через полтора года начала капризничать. К тому времени ее отправили на службу в Северную Атлантику — наводить страх на Восточное побережье США. 2 марта 1965 г., когда “К-159” уже вышла в море, обнаружилась микротечь левого конденсатора. Решили не рисковать — вернулись на базу.
А дальше пошло-поехало: то одно, то другое. Из-за большого количества неисправностей лодку стали использовать лишь для кратковременных выходов в море. Но потом все же решили, что так не годится: лодка-то новая... Два года ее ремонтировали в Северодвинске, и в июне 1969-го она отправилась патрулировать Карибское море и Мексиканский залив. За 65 суток лодка прошла под водой 17643 мили. Затем... снова ремонт. Но зато потом она работала бесперебойно. Ее вывели из боевого состава ВМФ в 1993 г. Экипаж на ней то и дело менялся, но перед утилизацией собрались самые-самые. Каждый подводник — личность.
В апреле Тане Смирновой снился сон. Как будто глаза у нее открыты, но она ничего не видит. Темно, холодно и страшно. И вдруг — высокая волна. Она нависает над Таней, и та уже ничего не может сделать — ни убежать, ни спрятаться. Волна опускается ниже и ниже, накрывает ее...
Она проснулась в холодном поту. Хорошо, что рядом был муж, Женька.
— Я ему тогда рассказала этот сон, — у Татьяны от тяжелых воспоминаний трясутся руки. — Мы подумали: может, Островной наш волна накроет?.. А теперь я понимаю, что мне показали картину, которую видел в момент гибели Женя. Я глядела его глазами...
Евгений Смирнов, командир отделения турбинистов, старшина 1-й статьи, попал в Гремиху матросом-срочником в 1991 г., да так там и остался. А потом из Арзамаса еще и жену привез. С сынишкой Даней.
— Когда Жене было 3 года, он в озере тонул, в своей деревне в Кировской области, — рассказывает Таня. — Хорошо его мама вовремя вытащила. Он с тех пор ужасно воды боялся, а мама ему сказала: “Ну, точно моряком будешь”. Вот и стал моряком. И снова утонул...
Перед нашим разговором Таня сама себе пообещала: не плакать. Не сдержала слова...
На “К-159” старшина Смирнов был старожилом — он попал на эту подлодку в 1994-м. Бесконечные вахты, дежурства... Редкий случай: за заслуги его даже представили к медали “За безупречную службу”.
— Ее вручить должны были еще перед этим походом, — всхлипывает Таня. — Мы так ждали, но из-за чего-то все задерживалось. Решили, что получим ее уже после того, как они отбуксируют “К-159”. У нас вообще были грандиозные планы на будущее. Женька сказал: “Вот вернусь — сразу второго сына родим”. И еще он сказал: “Тань, ты не представляешь, как это здорово — семья. Возвращаешься домой — а за дверью маленькие шажки тебе навстречу...”
Татьяне Смирновой повезло, если здесь вообще уместно это слово: тело ее мужа, в отличие от других, достали из воды, и она смогла его похоронить.
Есть могила и у Юрия Жадана, главного электромеханика подлодки. Его похоронила мать, Надежда Васильевна. У Юры не было семьи, несмотря на возраст — 30 лет. Не успел. Все время на службе: в морфлот он попал 18-летним пацаном-матросом и дослужился до капитана III ранга. Личную жизнь откладывал на потом. Говорил, еще успеется...
История любви супругов Князевых, Андрея и Оли, заслуживает целого романа. Когда они встретились, Андрею Князеву было всего 20, а Ольге — 34. И у нее на руках было трое детей — так сложилась судьба. Кто-то пожмет плечами: мол, окрутила молодого парня. И будут неправы — ведь прожили они вместе 9 лет в любви.
Разговаривать с Ольгой Князевой тяжелее всего. Обращаться с расспросами неудобно — может, в другой раз?..
— Вы не обращайте внимания, — говорит Оля, — я всегда такая. Разучилась улыбаться, но вы спрашивайте — я отвечу.
Оля и Андрей — оба из Уфы. Когда они познакомились, старшая дочка Оли ходила в 3-й класс, а младшие мальчишки — в садик.
— Он как-то сразу полюбил нас всех четверых, — говорит Оля, держа наготове платок: слезы не оставляют ее ни на минуту. — Я думала, такого не бывает — я же все прекрасно понимаю. Но это было такое чистое чувство — никогда в жизни до него не была я так счастлива... И никогда уже не буду...
Они расписались в 1995 году, и Андрей без колебаний оформил усыновление всех троих детей. После этого семья переехала в Гремиху, где им сразу дали квартиру. Андрея по контракту приняли на службу на “К-159”. 28 августа он в первый раз выходил в море...
— У меня в тот день сердце было не на месте. Андрей нервничал, много курил. Последние его слова были: “Береги себя и детей. Я вас очень люблю...” Господи, нам же казалось, что у нас все еще впереди — мы хотели общего ребенка. Ведь не пожил еще! Все пацаны в его возрасте — кто в кафе, кто на танцы. А он — домой, ко мне и к детям. У него даже мобильника никогда не было. Думали, еще купим...
Ольга Гурова, жена капитана III ранга Михаила Гурова, всегда — все 20 лет службы мужа — волновалась за него, когда тот выходил в море. Не переживала только в этот раз.
— Я спросила Мишу: это не опасно? Он сказал, что нет. Ведь буксировка — не боевой выход... Не могу привыкнуть к слову “вдова”. Я до сих пор, когда прихожу домой, по привычке говорю: “Миша, я пришла”. А в ответ — тишина... Наш сын Димка в Петербурге учится, и, чтобы не быть одной, я все время на работе пропадаю — иначе можно сойти с ума...
В свое время Нина Чавчавадзе, жена Грибоедова, поставила на могиле мужа памятник с надписью: “Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?” Ольгу Ивановну Гурову, школьную учительницу, всегда очень трогали эти строчки. Но только теперь она прочувствовала их.
— Я поняла, что вся моя жизнь с Мишей — это был дар судьбы. И сейчас, знаете, почему-то пока нет ощущения, что его уже не будет. Кажется, что он просто ушел в плавание...
Наверное, это чувство оттого, что их мужья еще не преданы земле. Нет могилы, рядом с которой они могли бы поговорить с ними, поплакаться, посетовать на судьбу...
Инна Соколова, например, разговаривает с мужем во сне: Сергей часто ей снится. Он улыбается и рассказывает что-то. Она не запоминает, что говорит муж. Да это и не важно. Главное, что там, по ту сторону жизни, он — живой.
25-летний старший лейтенант Сергей Соколов был командиром электротехнической группы. Он недавно закончил университет в Питере по специальности “Атомные подводные лодки”, и для него это был первый выход в море.
— Говорят, что время лечит. Это неправда, — вздыхает Инна.
Она осталась одна с двумя детьми.
У 32-летнего старшего боцмана Алексея Алешкина сиротами остались тоже двое — мальчик и девочка.
30-летний Олег Андреев, командир электромеханической боевой части, не успел обзавестись детьми: он только что отгулял на собственной свадьбе.
23-летний мичман Роман Куринный был холостым: для женитьбы еще слишком молод. Рома планировал сначала закончить университет — он заочно учился на юрфаке в Твери, — а уж потом...
Для всех членов экипажа предстоящая буксировка “К-159” была событием чрезвычайно важным. Каждый словно пересекал какой-то свой жизненный рубеж: многие собирались после этого завершить военную службу и уехать с семьей поближе к цивилизации.
Сроки буксировки начальство все время переносило — то одно не так, то другое. Женам в связи с этим хлопот хватало.
— Это же не просто так — сел и поплыл, — рассказывает Валентина Лаппа. — Мы готовились очень тщательно. Ведь на лодке не было ни света, ни воды, ни тепла. И в таких условиях они должны были находиться трое суток! Соответственно, надо было иметь запас еды и теплые вещи. Мы даже фонарики сами покупали.
27 августа экипаж весь день просидел в лодке в полной готовности. Но отмашки так и не дождались. “Старт” перенесли на 28-е, несмотря на неблагоприятные прогнозы.
“К-159” прикрепили к буксиру “СБ-406”, которым командовал капитан II ранга Сергей Жемчужнов. Для придания достаточного запаса плавучести за корпус лодки закрепили 4 понтона. Связь с буксировщиком поддерживалась с помощью радиостанции. Буксировщик, в свою очередь, связывался с КП на земле.
Что касается спасательных средств — каждому члену экипажа выдали по спасжилету, а к корпусу подлодки привязали спасательный плот. Кроме того, “К-159” сопровождало спасательное судно. Правда, оно страховало сразу две подлодки: через несколько часов следом за “К-159” из Гремихи по тому же маршруту вышла другая АПЛ — “К-370”.
Погода 28-го утром была не ахти — дождь и туман. В Баренцевом море ожидался шторм в 2—3 балла “с последующим усилением”. Для неуправляемой подлодки болтанка, выражаясь языком летчиков, ощутимая. Одному богу известно, как чувствовали себя на борту — при свете фонариков, без элементарных санитарных удобств, не имея возможности нормально поспать — члены экипажа. По сути они просто сидели в консервной банке.
Конечно, они — моряки и знали, на что шли. Если бы “К-159” нормально добралась до Снежногорска, этот переход стал бы для подводников просто испытанием — потом они взахлеб рассказывали бы женам, чего натерпелись во чреве субмарины. Но случилась трагедия, а потому теперь важна каждая мелочь.
Впервые мы публикуем подробную хронику той ночи, чтобы читатели могли сами сделать выводы, по чьей вине случилась трагедия.
Итак, первые полтора суток буксировки прошли относительно благополучно.
29 августа, 18.00. Плохой прогноз оправдался: поднялся шторм до 4 баллов.Подлодку буквально бросает из стороны в сторону, вверх-вниз. Об этом сообщают на “землю”, сказав буквально, что “монтыхляет” ее хорошо. Буксир запрашивает, что делать: зайти куда-нибудь на мелководье, переждать шторм или двигаться дальше? Уже известно, что на подлодке “затрещали” сварочные швы. Кроме того, с 22 ч ожидается усиление ветра.
Следует указание: продолжать движение. И даже с увеличенной скоростью — чтобы успеть до усиления ветра (значительная часть пути уже проделана, оставалось только завернуть в Кольский залив).
22.00. Скорость на буксире увеличена до 4,5 узла вместо положенных 3-х. Но и шторм усилился до 4,5 балла. “Расшатавшиеся” понтоны с грохотом бьются о корпус субмарины. С “К-159” смывает спасательный плот — единственное средство спасения! Но “наверху” недооценили опасность. Не предпринимается никаких решительных действий. На КП лишь просят... регулярно докладывать обстановку.
30 августа, 0.33. С подлодки срывает носовую пару понтонов. Одновременно в отсеки начинает поступать вода. Экипаж пытается бороться с течью. С этого момента “К-159” обречена. Подводники это понимают, и единственное, чего теперь ждут, борясь за живучесть лодки, — спасателей. Но на КП по-прежнему лишь наблюдают за развитием событий.
1.18. Наконец-то спасательному отряду на берегу дается боевая тревога. Но спасти людей “водным путем” не представляется возможным: при шторме уже в 5 баллов подойти вплотную к подлодке спасательные катера просто не могут. Покинуть лодку самостоятельно экипаж готов, но это опасно для жизни. Прыгать придется с высоты рубочного люка. Высока вероятность разбиться о корпус лодки или понтоны. Именно в это время в эфире впервые звучит слово “вертолет”. Безусловно, только он мог помочь в этой ситуации. Самое обидное, что он даже был “на низком старте” — до лодки лету от силы 16 минут. Нужна была только отмашка, которую мог дать исключительно командующий флотом. Его приезд на КП ожидают с минуты на минуту.
1.36. Экипаж “К-159” обнаруживает, что в 8-й отсек поступает вода. Когда становится ясно, что преградить ей путь не удастся, командир Сергей Лаппа связывается с буксиром и предлагает посадить “К-159” на мель у острова Кильдин — после этого к лодке можно было бы привязать еще несколько понтонов, снять с мели во время прилива. Однако экипажу приказано продолжать борьбу за живучесть корабля.
1.53. Вода заполняет и 7-й отсек. Наблюдается сильный крен на корму. Экипаж делает невероятное — лодка все еще на плаву. Тем временем на КП прибывает командующий флотом адмирал Сучков. После этого еще полчаса “берег” запрашивает обстановку на лодке, прикидывает и так и эдак. В результате звучит команда: “Личному составу надеть теплое белье и спасательные жилеты”. Это вместо того, чтобы дать отмашку вертолету!
2.35. Обстановка в море накалилась до предела. На буксировщике, не дождавшись помощи с берега, решились на отчаянный шаг — спустить на воду спасательные катера. При трехметровых волнах это просто самоубийство, но другого выхода нет. “К-159” кричит в эфир: “Заливает рубочный люк, давайте делайте же что-нибудь!!!”
С буксира видели, как огонек на рубке подлодки резко поднялся вверх и так же резко скрылся в волнах... После этого “К-159” в эфир не выходит.
2.41. “Берег” разродился приказом: “Курс — на Кильдин-Западный”. Это как раз то, о чем командир экипажа Сергей Лаппа просил еще час назад! Теперь — слишком поздно.
2.55. Наконец дана отмашка вертолету: снять с лодки людей.
К этому времени “К-159” уже лежит на дне Баренцева моря на глубине 238 м.
О том, что случилось непоправимое, на КП поняли спустя час (!) после гибели подлодки, когда из воды подняли двух человек. Передали: “Один — живой, один — груз-200”. А ближе к семи часам утра нашли еще одно тело.
...Командир экипажа Сергей Лаппа, поняв, что помощи ждать неоткуда, дал приказ подчиненным покинуть лодку. Та уже уходила на дно, поэтому выйти успели всего трое.
Юрий Жадан, первым прыгая с рубки, судя по всему, сильно ударился — говорят, его тело было сплошь в гематомах. У Евгения Смирнова, покинувшего лодку вторым, в графе “причина смерти” значится “утопление”, хотя скорее всего он погиб от переохлаждения: вода в Баренцевом море была не больше 2 градусов, а он пробыл в ней 4 часа! В живых остался лишь ст. лейтенант Максим Цыбульский. Он выбирался третьим и выжил просто чудом: когда он покидал лодку, та просто ушла у него из-под ног, поэтому он не ударился о железки. И нашли его относительно быстро: в воде он пробыл около часа. Позже Максим вспомнил, что, покидая лодку, он слышал, как ему кричал Роман Куринный: “Я сейчас, только документы возьму...”
Североморск. Маленькая гостиница “Ваенга”, единственная в закрытом городке. Для вдов она теперь стала вторым домом: они останавливаются в ней, когда приезжают сюда на суд, закрытый от журналистов и общественности. По вечерам, после напряженных заседаний, женщины собираются в одном номере и пытаются разобраться, кто виноват в гибели их мужей.
— Никакие компенсации нам не заменят наших любимых людей, поэтому мы ничего и не требуем, — в один голос говорят женщины. — Мы просто хотим знать правду.
С правдой в нашей стране напряженка. Хотя на скамье подсудимых весьма высокий чин — адмирал Сучков, под чьим непосредственным руководством лодка пошла ко дну. Напомню: через несколько дней после трагедии Сучков указом президента был временно отстранен от должности командующего флотом. Позже ему предъявили обвинение по ст. 293 ч. 2 УК РФ (халатность, повлекшая смерть людей).
Но адмирал виновным себя не признает. Он считает, что во всем виноваты его подчиненные. Адвокат Сучкова Владимир Черкасов прямо так и заявил журналистам: мол, в обвинительном заключении не указано, какие должностные обязанности были нарушены его подзащитным, а все, на чем основано обвинение, касается обязанностей его подчиненных.
Другими словами, спасать подводников никак не входит в должностные обязанности командующего флотом. Зачем тогда адмирал Сучков вообще среди ночи явился на командный пункт, раз толку от его присутствия было не больше, чем от тени отца Гамлета?..
В истории о гибели “К-159” есть еще один обвиняемый — командир буксира Сергей Жемчужнов, — но его дело будет рассматриваться отдельно. Жемчужнову вменяется нарушение правил кораблевождения: якобы это он принял решение о начале буксировки, несмотря на надвигающийся шторм.
Не хочется забегать вперед, но все-таки отмечу, что сроки буксировки утверждаются командующим флотом, а отнюдь не командиром буксира. Жемчужнов сам был поставлен перед фактом: буксировать сейчас, и точка. Да и схему буксировки — на дырявых понтонах — придумал отнюдь не Жемчужнов. Кстати, из-за того, что понтоны не были герметичны, экипажу и пришлось сидеть внутри подлодки: они были вынуждены каждые пять часов компрессором “поддувать” эти конструкции.
Суду предстоит разобраться еще во множестве вопросов. Например, почему экипаж был так скудно обеспечен спасательными средствами — одними спасжилетами, хотя в арсенале у флота есть современные термогидрокостюмы АРО, которые, по крайней мере, не позволили бы подводникам замерзнуть в ледяной воде? И почему все-таки буксировку “К-159” не отложили, несмотря на надвигающийся шторм?
По поводу этой спешки есть одно предположение. Дело в том, что на утилизацию наших старых подлодок средства выделили зарубежные спонсоры, озабоченные скоплением “ядерного мусора” на Севере. За полученные финансы надо было срочно отчитываться утилизованными АПЛ — отсюда, возможно, и экстренная задача отбуксировать 16 ржавых подлодок.
“К-159” была тринадцатой...
— На суд из Гремихи в Североморск мы плывем на теплоходе и каждый раз проплываем над местом, где лежат наши мужья, — говорят вдовы. — Это как пытка. Мы умоляем власти: отдайте нам хотя бы тела наших мужчин...
Главком ВМФ Владимир Куроедов сразу после трагедии пообещал поднять “К-159” в августе—сентябре нынешнего года. Однако месяц назад он сделал другое заявление: “В этом году мы технически не успеем все завершить... Мы поднимем тогда, когда будем готовы”.
Срок весьма расплывчатый. Конечно, слезы нескольких вдов — ничто по сравнению с проблемами государственной важности.
— Морально очень тяжело участвовать в этом суде, — говорит в интервью “МК” представитель потерпевших Светлана Белова, адвокат МГКА. — У нас в зале заседаний иногда даже врач дежурит, потому что реакция на происходящее у женщин бывает самая разная... Для меня, человека далекого от армии, совершенно очевидно, что военнослужащие изначально настроены так, чтобы в первую очередь спасать железо, а потом уже людей. И адмирал Сучков здесь не исключение.
— Ходят слухи, будто адмирал Сучков фактически продолжает исполнять обязанности командующего и даже проводит какие-то совещания.
— Достоверно мне это неизвестно. Но, судя по поведению адмирала Сучкова в суде, это можно предположить. На заседания он, по крайней мере, приходит в адмиральской форме, что вызывает соответствующую реакцию свидетелей — военных моряков. Порой при допросах подчиненных Сучков распекает их за нерадивость, перебивает, повышает голос. Подобная линия защиты Сучкова с откровенным использованием административного ресурса вызывает, мягко говоря, недоумение. Суд неоднократно обращал внимание адмирала на некорректное поведение. Похоже, подсудимый Сучков продолжает считать себя командующим и до сих пор не осознал своего процессуального статуса. Не удивлюсь, если он проводит совещания. Только неясно, как двоевластие на Северном флоте может сказаться на его боеспособности...
Это интервью адвокат Белова дала мне за несколько дней до учений на Северном флоте с участием президента, когда едва не произошла новая трагедия во время пуска ракеты с подлодки “Новомосковск”. Кто знает — может, эта осечка и есть результат двоевластия? Как известно, временно исполняющим обязанности командующего СФ назначен вице-адмирал Сергей Симоненко. Но реальной власти на флоте у него, похоже, нет.
После гибели подлодки “Курск” всех моряков посмертно наградили орденами Мужества. Экипаж “К-159”, до последнего боровшийся за подлодку и принявший не менее мученическую смерть, предали забвению. А из катастрофы сделали “военную тайну”. Это у нас умеют.
Несчастного Максима Цыбульского, единственного выжившего подводника, так запугали, что он боится рот открыть даже в кругу семьи. Жены погибших — и те разговаривают с оглядкой: как бы чего лишнего не сказать, ведь подписку давали. Не дай бог информация о головотяпстве и бардаке в ВМФ станет достоянием общественности!
Спасибо американцам — сняли фильм про подвиг наших подводников на “К-19”, а то мы бы до сих пор не знали имен своих героев: 28 лет эта история была покрыта завесой тайны. Наверное, многие помнят, как герой Харрисона Форда — командир экипажа “К-19” — в конце фильма произносит такие слова: “За мужество я выдвигал их всех (погибших подводников. — Авт.) на звание Героя Советского Союза. Но Политбюро отклонило это, потому что не было войны. Авария была засекречена, и их не удостоили звания героев... Какой прок в награде от таких людей?” Это очень точные слова. Если бы у нас не засекречивали трагедии, а делали из них выводы и учились на ошибках — история российского подводного флота была бы совсем другой.
