На сцене — ночлежка: нары, старый рваный стул, жестяные кружки и самовар. Ее постояльцы — старые “хрестоматийные” знакомцы. Но они — другие. Соцреалистический пафос Максима Горького с легкой руки Игоря Сиренко превратился в притчу с гоголевским финалом. А ее герои из затравленных и убогих идейных антагонистов — в философствующих маргиналов.
Горьковская “На дне” в постановке театра “Сопричастность” — искомый лучик света во тьме. Режиссер обошелся с исходным произведением предельно корректно и бережно. Пьеса сегодня носит название “Без солнца” — как и планировал изначально сам автор. Подается со сцены в форме притчи. Но все персоналии сегодняшнего дня узнаются безошибочно, лица — живые, сцены — реалистичные. В самом деле, ведь Алексей Максимович не просто современник, но и знаток эпохи дикого капитализма.
Действие, в котором участвуют семнадцать актеров, развивается среди серых, почти пещерных стен каменной клети. Все участники облачены в серые одежды. Цилиндр Барона, остаток прежней роскоши, и волосы умирающей жены работяги Клеща — все припорошено мелкой серой пылью. Даже костюм красавца Васьки Пепла пепельного цвета. В этом мире нет контрастов. В этом действии нет второстепенных и эпизодических ролей. Каждый образ прорисован глубоко и обстоятельно. У каждого свой характерный монолог. У каждого в душе теплится надежда, а света все нет и нет. Неожиданно пришедший Лука (в исполнении Игоря Сиренко) прост: не лукавит и не лицемерит. Этот странник — мудрец, взявший на себя библейскую миссию: помогать и сострадать. Он очаровывает не только утонченного идеалиста Актера, но даже закаленного циника-жизнелюба Сатина, чей знаменитый монолог “Человек — вот правда!” звучит без ницшеанского пафоса. Зато от души, очень по-русски: “прозрение” наступает в пьяном угаре. В финале, после сообщения о смерти Актера, все застывают в немой сцене, вопрошая: а судьи-то кто?
А судей, то бишь зрителей, после спектакля ожидал фуршет по случаю дебюта режиссера в актерском амплуа. Элегантно одетые гости с удовольствием закусывали красной рыбкой, будучи твердо уверены в том, что они-то от сумы и тюрьмы застрахованы накрепко. Впрочем, их можно понять. Ведь и сам “буревестник революции” был аскетом только теоретически…
