Они сходятся, как борцы на ринге, и начинают наваливаться, ломать и стирать друг друга в порошок. В 15 метрах от земли, словно опомнившись, вдруг застывают и оглядываются по сторонам. И нет больше ничего — ни домиков, ни палаток, ни камбуза. Только прозрачные глыбы и скрежет, пробирающий до костей.
Лучше этого никогда не видеть — как встречаются две льдины. Лучше этого никогда не слышать — как они стонут и рвут душу. Лучше об этом ничего не знать...
Полярники тоже думали, что все это уже позади.
Торосы месяц назад уничтожили “взлетку”. А потом трещина пошла гулять по всему лагерю — то зарастая тонкой корочкой, то прорываясь вновь. Экспедиция уже сворачивала свою работу и ждала прихода ледокола из Мурманска.
Третьего марта льдина треснула прямо посередине лагеря. “Кажется, это конец”, — сказал по телефону начальник дрейфующей арктической экспедиции “Северный полюс-32” Владимир Кошелев.
Люди выбегали среди ночи в чем мать родила, пытаясь спасти самое ценное. Механик Юрий Катраев бросился в дизельную, по пояс в воде, — за инструментом и хоть какими-то вещами. Повар Михаил Казунин вынес оленину. Кто-то тащил бочки с топливом, кто-то — научные журналы, кто-то — маленький генератор “Хонда”. Уцелел лишь один домик — сборно-щитовой, привет от советских времен, вывезенный со старой базы. “Крутые” и “навороченные” постройки пали смертью храбрых.
— Пока все живы, но долго мы так не протянем — от силы дня три, — вновь сообщил в Москву Кошелев.
Это случилось в 742 километрах от севера Шпицбергена, где никогда не бывало никаких экспедиций. Льдина приблизилась к архипелагу на 400 километров, а потом, вопреки всем законам, резко повернула к Гренландии, перемахнула через подводный хребет и понеслась в сторону полюса. За 11 месяцев с начала экспедиции она “прошагала” 2300 километров со скоростью 7,5 км в сутки. И умчалась за последние 24 часа еще на 20 с лишним километров.
Почти 800 километров от берега плюс столько же назад — расстояние явно не для вертолета. К тому же льдина того и гляди окончательно развалится на мелкие осколки, на такую самолет не посадишь. Может, отправить ледокол? Дней через пять-семь он до них доберется — если позволит ледовая обстановка, конечно.
Что делать? Как спасать людей?!
Льдину под этот дрейф выбирали загодя. На ледовую разведку прилетал сам Василий Шильников — легенда Арктики, присматривавший кочующие дома для десятков советских экспедиций. Еще бы — такое событие! Наши ученые не дрейфовали 12 лет, с начала перестройки. За это время про Арктику будто забыли — не проводилось ни серьезных научных исследований, ни военных, ни геолого-разведочных.
“Баржу” подобрали что надо — почти два метра толщиной, километр на полтора, да “взлетка” не меньше километра. Нашли ее в 260 км от базы — известного на весь мир лагеря “Барнео”, что в двухстах километрах от полюса. До развала Союза здесь бывали только наши летчики, сейчас в основном французы, итальянцы и американцы. Отсюда стартуют все полярные экспедиции и экскурсии, средняя стоимость которых около 10 тысяч долларов на человека.
— “Кожа” у льдины оказалась проблемной, бугристой, — рассказывает один из организаторов экспедиции, Александр Орлов, в недавнем прошлом — штурман 1-го класса, 15 лет отдавший северу. — “Прыщи” ликвидировали тракторами, потом бензопилами и ломами. Трактор доставили на “точку” на вертолете и потом не выключали его 30 дней — он снова не запустился бы. 25 апреля, спустя 9 дней после “чистки” льдины, она отправилась в большое плавание.
Для начальника станции Владимира Кошелева, океанолога Алексея Висневского, радиста Виктора Карасева, механиков Валерия Семенова и Юрия Катраева это была не первая зимовка. Повар Михаил Казунин только месяц назад прибыл из Антарктиды и тут же ринулся в новую эпопею. Биолог Володя Тышкевич зимовал до этого с американцами и канадцами.
— У них по инструкции нельзя оставаться на ночь на льдине. Живут на ледоколах, спускаются, только чтобы снять показания приборов. Разве это зимовка? — усмехается он.
О Кошелеве вообще можно рассказывать часами — и повар отличный (строганину у Макаревича готовил так, что вся страна у телевизора облизывалась), и баянист, а как пишет! “Пришли мне пишущую машинку, умоляю — механическую, на другой не могу работать” — такой “запрос” поступил со льдины его другу, тоже полярнику, Леониду Богданову:
— Мы обыскали с его женой все антикварные лавки и все-таки отправили ему. Вот было радости — не передать.
Алексей Висневский за полторы тысячи рублей работал в знаменитом на весь мир питерском Институте Арктики и Антарктики. Ушел, как и многие специалисты, — не мог просто так штаны протирать. Столярничал в Екатерининском дворце в Пушкине, в запасниках.
Их не нужно было уговаривать — только намекнуть, что такая экспедиция вообще возможна. К слову, “СП-32” обошлась в пять миллионов долларов. Не государству — спонсорам.
В “Ми-26”, под завязку набитом топливом, трясет так, будто тебя бьют головой об стенку. Три с половиной часа из Архангельска в Мурманск, час на дозаправку — и снова в небо.
— Если все правильно рассчитать и не брать на борт лишних людей, можно рискнуть. Вы согласны? — спросил у пилотов 2-го Архангельского авиаотряда известный полярник Артур Чилингаров, возглавивший операцию по спасению “СП-32”.
Наша “вертушка” — самая тяжелая в мире, с полной “выкладкой” весит больше 50 тонн. Таких машин было выпущено около 80 штук. На 1600 км она никогда не летала, но, похоже, других вариантов все равно нет. Кто-то должен рискнуть. До Лонгйера на Шпицбергене — ближайшего к дрейфующей льдине аэродрома — больше шести часов лета. “Погода четкая, чистая”, — говорит командир Виктор Трофимов. Спустя 15 минут — видимость ноль. Еще полчаса — и начинается ветер, машина на глазах леденеет. “Выше поднимемся — попадем в буран”, — предупреждает зам. командира эскадрильи Игорь Лавренюк. А в иллюминаторе — Северный Ледовитый океан. Видно, как резвятся волны и тут же разбиваются о льдины. Выглядывает солнце, и “вертушка” оттаивает.
— А вот и он, наш красавец, — слышно в наушниках. — Хорошо пэвэошники сработали, вовремя предупредили.
Справа по борту — натовский самолет-разведчик “Орион”. Мы уже в норвежских территориальных водах. “Орион” делает пару кругов и взмывает ввысь.
О полярных летчиках немало песен сложено — и все равно ничего не сказано. Летать в таких условиях могут только асы. У них нет права на ошибку — в минусовой температуре человек не продержится и десятка минут. В Архангельском авиаотряде сплошь “полярники”. Им всем хорошо за пятьдесят, молодежь сюда не идет — условия адские, работа ювелирная, платят копейки. Но они — фанаты, последние романтики.
— Ты посмотри, какая красотища! Это же настоящая страна Снежной королевы, — толкает меня старший бортинженер Николай Алдаев.
Глаза слепнут от солнца и снега. Белые горы сливаются с линией горизонта. Это Шпицберген, русский Грумант, некогда открытый архангельскими поморами.
А на земле принимается окончательное решение — лететь в субботу на рассвете, на двух “вертушках”. “Ми-26” страхует “Ми-8” — наша рабочая лошадка, вкалывающая по всему миру. На льдине уцелело 19 бочек с топливом, поэтому первой пойдет “восьмерка”. Она найдет полярников и сядет там на дозаправку. У “Ми-26” топлива в обрез — он должен выйти “на точку” с первой попытки и забрать максимум людей. Остальных захватит “восьмерка”.
“Ми-8” на Шпицбергене несколько штук, они работают на объединении “Арктикуголь”. Конечно, от норвежского угля нам ни холодно ни жарко, но это давнее политическое решение — вроде наших военных баз в Абхазии.
— “Вертушки” нам достались просто аховые — когда начали их проверять, оказалось, что на всех (кроме той, на которой в итоге и полетели за полярниками. — Е.М.) стоят “левые” двигатели. По документам они только из капремонта, а на самих заводах о них слыхом не слыхивали, — говорит Вадим Базыкин из питерского авиаотряда “Спарк плюс”. Базыкин — вертолетчик-ас, летчик-испытатель, 15 раз сажавший вертолет с неработающими двигателями. Установка шпилей и крестов практически на всех соборах Санкт-Петербурга — его рук дело. Он же на “восьмерке” и полетел за полярниками. — Один двигатель вообще был снят с машины, “убитой” в Чечне. Это просто ужас какой-то!
Есть у пилотов присказка: рисковать не нужно — не война. “Надо лететь — уже война”, — сказал Вадим Базыкин в то субботнее утро.
1600 километров, да с максимальным весом, да со спасенными полярниками на борту — это действительно подвиг. “Ми-8” с полной загрузкой летает на 500—900 километров — пилотам ли этого не знать! “Кто не хочет, может остаться”, — этих слов не потребовалось.
Спустя 72 часа после сигнала SOS все 12 полярников плюс два пса в придачу сели на Шпицбергене.
28-летний ледоисследователь Роман Гузенко и 24-летний физик льда Максим Астахов — самые молодые на станции. На принятие решения — ехать или нет — им дали пять дней. Конечно, они знали, на что идут, но не догадывались, что это будет так сложно.
— Тут в первый же день “крышу сносит” — будто сознание меняется. Как у Кастанеды — расширяются горизонты, и мир приобретает новые очертания, — философствует теперь Роман Гузенко. — Даже цвета другие. Вместо розового — пятна красного и белого. Это все легко объяснимо: недостаток кислорода, а из всех стимуляторов лишь один алкоголь.
Отец Максима — известный полярник. Его фамилия появилась на карте Антарктиды раньше, чем Макс научился ее выговаривать. Геофизик Петр Георгиевич Астахов зимовал на самой холодной станции “Восток”, где был зафиксирован абсолютный рекорд температуры — минус 88. Во время совместной экспедиции с американцами на Южном полюсе вышла из строя нужная ему аппаратура. Астахов-старший залез в 80-градусный мороз на мачту и за пять часов починил ее. Американцы были потрясены и назвали его именем ледник.
— Мне было лет 11—12, когда мы с мамой поехали к отцу в Арктику. За два года я так отвык от людей, что, когда вернулся в школу, было страшно к ним даже подойти, не то что заговорить, — рассказывает Максим. — А когда я друзьям и любимой девушке сказал, что уезжаю на год на льдину... у них был шок. Мне самому показалось, что моя жизнь закончилась. Я за эти 11 месяцев столько всего передумал, всю жизнь свою пересмотрел!.. Иногда это очень полезно — мне кажется, это то же самое, что уйти в монастырь. Помнишь, как говорил Тарковский: “Скорее всего смысла в жизни нет. Именно этим она прекрасна”. Какие правильные слова... Здесь я понял, что самое страшное животное на свете — это человек. Банально, да? Ты живешь с ним бок о бок и вроде бы все про него знаешь, и привычки его, и недостатки. И вдруг в какой-то момент он становится неуправляемым... Это правда очень страшно!
Главный на льдине — начальник станции. У него полномочия как у командира подлодки: если чье-то поведение угрожает жизни других и срыву задания, он имеет право его ликвидировать. Полярники не любят эту тему, хотя признаются, что такие случаи были. Про таких говорят: “Ушел в торосы и застрелился”.
До мая они жили в палатках и с утра до ночи обустраивали лагерь. За ночь печка так растапливала лед, что просыпались в лужах. Приходилось палатки, столы и раскладушки перетаскивать на новое место. Все лето прошло в трудах и заботах. Иногда даже успевали позагорать — когда ветра не было и температура поднималась до плюс одного. Стягивали тельняшки и сами в это не верили — вот оно, глобальное потепление, такого на полюсе раньше не было.
— Верхний снег таял, и вся льдина превращалась в одну большую лужу. Здесь по колено провалишься, там по пояс, — вспоминают полярники. — Лед у нас был однолетний — 1,70—1,80 м, слой пресного льда и вовсе небольшой. Находили самый толстый слой, рядом с торосом, проделывали в нем яму и ставили туда нагреватель. Получалось вроде бочки с водой. Осенью с водой началась напряженка. За пару дней на нужды камбуза уходила 200-литровая бочка, а это непозволительная роскошь.
Когда пресная вода практически закончилась и пошла соленая, на их счастье, выпал снег. Белые хлопья сгребали в яму и растапливали.
— Ведро снега — это всего пол-литра воды. За день так натаскаешься, что валишься с ног от усталости, — рассказывает Максим. — Это был трудный период, но все равно самый лучший. Мы чувствовали себя одной командой, сплоченной и дружной.
К зиме наконец-то поставили домики, баню и камбуз. Погранцы на “Ил-76” царский подарок сделали — скинули парашютами настоящие дубовые веники. Пять на два с половиной метра — вот и весь домик, один на четверых. А там кроме коек еще вещи и оборудование нужно разместить. Ударили морозы, спустилась полярная ночь, и на лагерь навалилась Ее Величество Скука.
— Днем ты хотя бы занят — снимаешь показания с приборов, анализируешь их. А вечером!.. Были моменты, когда хотелось волком выть: холодно, темно и такая тоска!.. Ждешь звонка домой, 9 долларов минута, а звонишь и не знаешь, что сказать. “Все хорошо, не беспокойся” — и все. А мороз такой, что одеяла и подушки к стенке примерзают. Да еще буран — ищешь самые высокие кочки, кладешь сверху доски, на них вещи — чтобы утром видно было, где откапывать. Малейшее слово, жест, взгляд — и все, вспыхнула ссора. И все разговоры только о сексе.
Златокудрая голубоглазая Глафира — мечта любого полярника. Хоть и резиновая, а тоже женщина. Алые губы, многообещающий взгляд, вызывающие прелести. Как ангел спустилась красавица Глаша с неба в последнее воскресенье июня, в день ВМФ. По случаю большого праздника с Большой земли на льдину десантировали подарки — письма из дома, продукты, кое-какие вещи. Сверху прочих коробок царственно возлежала Она — “царица Северного полюса”, муза и хранительница “СП-32”.
Мужики, уже порядком одичавшие без женского общества, полюбили ее с первого взгляда. Нарядили в тельняшку и самые приличные штаны, посадили в кресло в кают-компании. При ней и матом вроде как неудобно ругаться, да и водка в горло не лезет — все же дама, как зыркнет из угла, и никаких слов “отрезвляющих” уже не надо. А вот местным псам Чернышу и Рыжику Глафира чем-то явно не угодила — в первый же вечер утащили ее из комнаты и попытались утопить. Благо мужики вовремя хватились — еле отбили у разъяренных кобелей свою красотку.
— Потом мы нашей Глаше сшили платье, — смеются полярники. — Нашли кусок тюля, из-за фасона чуть не переругались. А потом решили — раз тюль, значит, надо свадебное шить, вариант беспроигрышный, всем женщинам нравится.
Костюм невесты надевали по праздникам — и Глаша довольна, и мужикам приятно. В этом подвенечном наряде она и пошла ко дну вместе с оборудованием. У полярников в глазах стояли слезы — они видели, как в темноте мелькнул милый сердцу рыжий локон, белый подол, и Глафиру затянуло в черную воронку. Собаки в ужасе разбежались. А потом снова вернулись к людям — видеть, как раскалываются ледяные глыбы, все же страшнее, чем слышать.
Вообще-то сначала Черныш и Рыжик были просто Дружок-1 и Дружок-2. Первым на полюсе оказался Черныш. Через месяц позвонил Кошелев. “Дай мне 100 долларов — суку купить надо”. — “Тебе?! — не поверили на том конце. — Женщину, что ли?” — “Да кобелю нашему! А то воет как ненормальный”. Так в лагере под видом суки появился рыжий комочек — пограничники с острова Средний презентовали. Сучка росла-росла и превратилась в симпатичного кобеля, а Черныш поневоле стал настоящим полярником. А потом спустилась с неба Глаша. Женщина на льдине, как на корабле, должна принадлежать всем или никому — старое морское правило.
Бедная-бедная Глаша!..
И на кой черт понесло их в Арктику, в эту дикую страну метелей и вьюг? Романтики не хватает? Самоутверждения? Обостренное чувство долга перед Родиной не дает покоя?
Ради чего терпеть все эти тяготы и лишения? Уж конечно не ради зарплаты — торговцы на рынке получают больше. Тогда зачем?
Они знают зачем, но молчат. Настоящие мужики не болтают. Они привыкли доказывать делом.
Пятая часть России лежит за Полярным кругом, 90% наших морских границ — это Арктика. 20% всего национального дохода и 60% экспорта — тоже Арктика. 92% газа и 80% нефти, добываемых в России, вся пушнина, золото, алмазы, ценные породы рыб — все это она, наша Арктика. 40% мировых запасов никеля и платины всей планеты, так же как 42% газа и 13% нефти, — она. Это хотя бы проходят в школе или тоже выкинули из программы? Многие ли помнят, что раньше у нас одновременно работали по 2—3 дрейфующие станции, проходили десятки экспедиций, а советская арктическая наука была первой в мире?
Полярная авиация практически загнулась — асы будут в небе от силы еще лет пять—семь. И кто тогда полетит спасать полярников, если они, конечно, тоже не вымрут как мамонты? И кто вообще будет с нами считаться, если в северные моря у нас без ЧП не может выйти ни одна подводная лодка?
— Разве мы могли представить, что эвакуация со льдины будет такой сложной операцией? Да раньше вокруг нас и ледоколы ходили, и самолеты кружили, — говорит начальник “СП-32” Владимир Кошелев. — А сейчас найти исправный вертолет — проблема. Найти летчиков, способных это сделать, — еще большая проблема. Найти деньги на экспедицию — вообще лучше промолчать. Многое оборудование не эксплуатировалось 12 лет и уже морально устарело — спасибо, что хоть как-то еще работает.
Папанинцев страна встречала как героев. Прошло чуть больше 70 лет — все изменилось. В аэропорту “Пулково”, а через пару часов во “Внуково” настоящих героев нашего времени — не тех, из реалити-шоу, послушно повторяющих фразы, придуманные телевизионными сценаристами, — ждали лишь родственники и журналисты.
Надеюсь, полярников и летчиков родина не забудет.
Может быть, их наградят.
И слава богу, что не посмертно.
P.S. Всем полярникам “СП-32” предложили отправиться в следующую экспедицию. Многие их них уже ответили “да”.
