“Чистка столетия” — именно так можно охарактеризовать устроенную на днях Путиным кадровую революцию в Белом доме. С легкой руки Петра I повелось, что структуру российского правительства кардинально перестраивают спустя каждые сто лет. В начале XVIII века Петр вместо думных дьяков и приказов ввел по шведскому образцу коллегии. Через приблизительно сто лет Александр I заменил их на министерства. Еще через столетие Николай II ввел пост премьер-министра. Проведенная Путиным “усушка” кабинета министров не менее радикальна. Ведь в последний раз наше правительство было столь малочисленным в эпоху ленинского Совнаркома.
Каждый российский лидер имел свою причину для ломки старой системы управления. Петра и Александра сделать это заставила неработоспособность старых ведомств, а Николая — разгул революции в стране. Что же двигало Путиным? Искать логику президентского решения можно в разных плоскостях.
“Догнать и перегнать Запад” — как и в хрущевско-брежневскую эпоху, этот лозунг по-прежнему очень актуален в московских коридорах власти. Только если при коммунистах мы догоняли Запад по объему производства стали, то сейчас в моде — подгонка под западный образец государственного аппарата. То есть административная реформа. С чисто формальной точки зрения основания для такой оценки, наверное, есть. Внешне новый российский кабинет действительно стал напоминать западные правительства.
Названия многих новых министерств удивительно совпадают с названиями британских правительственных департаментов эпохи Маргарет Тэтчер. Именно при “железной леди” в туманном Альбионе существовало министерство по делам сельского хозяйства и рыболовства, министерство здравоохранения и соцобеспечения, министерство образования и науки... Такое впечатление, что какой-то кремлевский поклонник Тэтчер взял и просто переписал министерские титулы из старых английских справочников.
Если говорить о количестве министерств, то здесь мы тоже наконец догнали Запад, Германию и Америку. Правда, перегнать не удалось. Шредер и Буш умудряются управлять своими странами с помощью, соответственно, всего 13 и 15 министров. Но вот, например, та же Англия осталась далеко позади. Там членов кабинета министров целых 23 против наших 17! А о наиболее близкой нам по системе управления западной стране — Франции — можно и вовсе не говорить. У Ширака министров почти три десятка.
Но, несмотря на столь впечатляющее обилие внешних достижений, большинство экспертов не склонны впадать в восторг по поводу триумфа административной реформы в России. Тонкость заключается в том, что сокращение количества министерств и сокращение числа госфункций — это совершенно разные вещи. На Западе всегда была рыночная экономика. А у нас переходный период к ней еще далеко не завершен. Ликвидировать министерства можно одним росчерком президентского пера. Но избавление государственного аппарата от его многочисленных функций — это очень длительный и сложный процесс.
Кремлевские пропагандисты бурно радуются созданию новых суперминистерств. В 2000 году одно суперминистерство — ведомство Германа Грефа — уже было создано. Результаты оказались довольно разочаровывающими. Новое ведомство оказалось громадным, неповоротливым и совершенно неуправляемым бюрократическим монстром. Многочисленные заместители Германа Оскаровича постоянно скандалили между собой. Фактически министерство так и не смогло стать по-настоящему единой организацией.
Но этот печальный опыт не смутил обитателей Кремля. Они налепили новые суперминистерства, которые даже в теории слабо поддаются управлению. Например, новое министерство промышленности состоит из аж девяти слабо связанных между собой служб и агентств. Примерно такая же картина и в остальных новых госведомствах. Так что на самом деле говорить об упрощении системы управления не приходится. Наоборот, она стала гораздо более сложной и неповоротливой. Ну, наверное, за победу в гонке с Западом можно заплатить и не такую цену!
После увольнения Касьянова и К° кремлевские обитатели намекали, что новый кабинет будет правительством реформ. Но пока новая структура кабинета гарантирует лишь административный хаос.
Можно ли участвовать в гонке “Формула-1” и при этом ремонтировать автомобиль? Стартануть, наверное, можно. Но на первом же повороте у болида отвалится колесо. А между тем правительство, похоже, собирается именно “ремонтироваться на скорости”. Например, в Кремле сейчас подготовлен грандиозный план реформы здравоохранения. Но можно не сомневаться, что в новом Министерстве здравоохранения и социального развития в ближайшие полгода все будут заняты не реформами, а исключительно бюрократическими перестановками. Вопрос на засыпку: обязательно ли было для успеха реформ объединять в одном ведомстве управление здравоохранением и соцсферой? Западный опыт убедительно свидетельствует: нет. В большинстве стран министерство здравоохранения существует как самостоятельное ведомство. И медицинская система от этого еще нигде не разрушилась. Спрашивается: какой тогда смысл в новом российском суперминистерстве?
Едва придя к власти, Путин объявил войну коррупции. Но, как это ни парадоксально, новая структура правительства может оказаться настоящим подарком для коррупционеров.
В одном относительно демократическом среднеазиатском государстве принято каждые три года переформировать важнейшие экономические ведомства. Например, министерство экономики сначала переименовали в агентство экономического планирования, затем в министерство экономики и торговли, а еще спустя два года — в министерство экономики и бюджетного планирования.
Зачем так делается? Вовсе не для того, чтобы обогатить производителей табличек на дверях и бланков с названиями ведомств. Просто в процессе реорганизации часть бумаг упраздняемого госведомства уничтожается, а часть — таинственным образом теряется по дороге в архив. В результате следы многих “милых шалостей” чиновников бесследно исчезают.
Еще десять дней назад лидеры “Единой России” надували щеки и сулили появление в нашей стране первого правительства парламентского большинства. Как и предсказывал “МК”, речи медвежьих боссов оказались всего лишь сотрясанием воздуха.
Можно, конечно, упирать на тот факт, что новый вице-премьер Жуков был в течение краткого периода одним из парламентских лидеров “Медведя”. Именно то обстоятельство, что новый министр природных ресурсов, бывший пермский губернатор Трутнев тоже заигрывал с партией власти. Но на самом деле новый кабинет сформирован вовсе не по партийному признаку, а скорее в духе старых советских схем. Один представитель от бизнеса (министр транспорта Левитин), один — от региональных лидеров (тот же Трутнев), еще один — от творческой интеллигенции (шеф ведомства культуры Соколов).
Так какой же логикой все-таки руководствовался Путин, формируя новый кабинет министров? Эксперты в ближайшее время предложат еще кучу высокоумных объяснений. Пикейные жилеты будут горячо спорить: какую же именно страну по устройству госаппарата теперь напоминает Россия? А может, нам удалось создать нечто свое, доселе невиданное в мировой практике? Но скорее всего все предельно просто. При нынешней российской системе управления все важные решения зависят исключительно от воли и настроения одного-единственного человека — президента. Новая структура правительства — это всего лишь отражение личных кадровых структурных предпочтений Путина в данный момент времени. Если настрой ВВП, скажем, через год изменится, у нас вновь появится пять вице-премьеров и тридцать министерств. И все опять назовут это великой реформой.
