По-украински “швыдкой” — значит, шустрый, ловкий. Вот и Михаил Ефимович наш — молодец, ведет аж три телепрограммы. Когда все успевает? А тут ведь еще и родным министерством надо командовать. Ой, нет, теперь уже не министерством. Швыдкой пошел на снижение: теперь он возглавляет всего лишь агентство по культуре и кинематографии.
— Вы согласились стать руководителем агентства, чтобы не подставить премьера Фрадкова, который сказал, что в правительстве будет два Михаила Ефимовича: один культурный, другой — начальник. Но с другой стороны, сейчас в политике все так хмуро и серьезно, что наличия сразу двух Михаилов Ефимовичей не поймут.
— Я к хмурости отношусь с большим подозрением, потому что такие серьезные люди развалили великую страну под названием Советский Союз. Любую работу надо делать весело.
— Кто, на ваш взгляд, самый великий министр культуры всех времен и народов в нашей стране?
— О нашей стране не буду говорить, потому что не знаю.
— Понятно, вы же скромный человек.
— В мире было несколько замечательных министров культуры, среди них лучшим, наверное, был француз Жорж Ланг. Сейчас он министр образования. Неплохим министром культуры Франции был Морис Дрюон. А про нас, наверное, и говорить не стоит. Я не случайно сказал в свое время, что мы не будем отмечать 50-летие Министерства культуры Российской Федерации. Потому что мы жили в идеологической стране, и у Минкульта были совершенно другие функции: вместо починки крыш занимались приемкой спектаклей или разрешением той или иной музыки.
— Говоря о причинах вашей отставки, вы назвали выступление Рогозина, где он среди прочих разрушителей России упомянул вас. Пахнет “пятым пунктом”. Но ведь и Фрадков — еврей.
— Михаил Ефимович Фрадков в высшей степени разумный, позитивный и хороший человек. И хороший бюрократ. Если вы говорите о борьбе этносов, то он не по этой части. У него мама русская, какой он еврей? Меня же не любят не за то, что я еврей, а за то, что я снял программу “Русский фашизм страшнее немецкого” или “Сталин спас Россию”. Вероятно, на этом этапе нужен новый министр культуры и информации. Руководство об этом лучше знает. Я не чувствую себя униженным или опущенным. В этой ситуации хлопать дверью — неправильно.
— Но вы бы могли просто остаться на телевидении и вести свои программы.
— Есть люди, которые хотели меня убрать с поста министра культуры. Они этого добились. А следующим шагом было бы закрытие всех моих программ на ТВ. И я думаю, что они в этом бы преуспели.
— А разве у вас нет политического прикрытия? Неужели председатель ВГТРК Олег Добродеев пошел на поводу у ваших врагов?
— Я не хочу плохо говорить ни о ком из руководителей каналов, но так могло случиться.
— Получается, что ваш пост — это и есть ваша крыша для работы на ТВ.
— Я сам себя привык прикрывать. Не нужно ни на кого перекладывать свои проблемы.
— Вам не кажется, что вас на ТВ много? Этим вы и раздражаете.
— Программы очень разные. Последняя — “Песни ХХ века” — это шаг в другую часть аудитории. Наше министерство всегда брезгливо и снисходительно относилось к массовой культуре. Я считаю, что это ошибка. И мне захотелось ее исправить. Эффективность культуры воспринимается одним: становится ли восприятие людей более сложным или нет. Мы бесконечно упростили жизнь. Приведя все почти к мычанию. На самом деле чем человек сложнее воспринимает мир, тем полноценнее и богаче он живет. Поэтому эта программа — о жизни. А то, что много меня, — ну что ж я могу сделать?! Ну убейте меня!
— Вы получаете гонорар за свои программы?
— Конечно. Я же работаю на ТВ не министром культуры, а телеведущим. Я эти гонорары декларирую.
— А с законодательством здесь нет проблем?
— Это творческая работа. И я плачу все налоги исправно. Государственные чиновники имеют право на педагогическую, научную и иную творческую работу. Никто же не скажет, что быть ведущим программ “Культурная революция”, “Песни ХХ века”, “Театр+ТВ” — не творческая работа. Разве мои предшественники Николай Губенко или Юрий Соломин не брали деньги за то, что они играли в театре? Вот за преподавание свою зарплату я отдаю студентам, а за телевидение — своей жене.
— Вам министерской зарплаты не хватает?
— Министерская зарплата невелика. У меня большая семья. Чтобы было понятно: министерской зарплаты мне не хватало, чтобы оплачивать содержание покойного отца в больнице. Поэтому деньги зарабатывать нужно. Но главное же не в этом. Работа на ТВ делает жизнь разнообразней и веселей. Мне она доставляет удовольствие, это нравится каналам, не отвратительно для публики. Чего еще желать? Если бы я не занимался ТВ, то писал бы статьи в газету. Просто потому, что это дисциплинирует мозги. Да, это заработок, но одновременно и желание жить.
— Но ваши враги скажут: когда же Швыдкой занимается культурой, если он все время в телевизоре?
— “Культурную революцию” я снимаю по субботам и воскресеньям. “Песни ХХ века” — один раз и сразу на полтора месяца вперед. А программу “Театр+ТВ” вообще ночью — с десяти вечера до трех утра. И в семь я все равно уезжаю на службу. Мой обычный рабочий день в министерстве — с 8.30 утра до 12 ночи. Я не воровал время у министра культуры, а теперь не буду воровать его как руководитель агентства.
— Многие ваши бывшие коллеги-министры кормились со своих должностей. Вы для себя с “культуры” что-нибудь приобрели?
— Мое телевизионное счастье еще и в том, что я мог себе позволить не рассматривать работу в министерстве как место кормления, как рычаг, с помощью которого я могу приумножить свое состояние.
— Получается, что если бы у вас не было ТВ, вы бы смотрели на собственное министерство не столь добродушно?
— Нет, я бы просто искал какие-то другие способы. Но, к счастью, у нас в министерстве сформировалась команда, которая бюджетные средства Минкульта вообще не рассматривала как средства достижения собственного материального благополучия. Потому что каждый из нас реализует свои творческие планы, и это не запрещено. Так что для меня ТВ — защита от любых финансовых искушений.
