Несмотря на признания “Аль-Кайеды” и аресты первых подозреваемых арабского происхождения, далеко не все в Испании уверовали в полную непричастность к трагическим событиям 11 марта террористов из ЭТА. До сих пор все взрывы и убийства на территории страны были так или иначе связаны с баскскими сепаратистами. Среднестатистическому испанцу гораздо легче поверить в наличие тайного сговора между “Аль-Кайедой” и ЭТА, чем согласиться даже с самыми убедительными доводами, что они здесь ни при чем. “У вас — своя Чечня, у нас — своя”, — любит повторять мой испанский друг Пако, намекая на Басконию — маленькую область на севере страны, у самой границы с Францией.
Нет, конечно же, Пако никогда не был в Чечне. Иначе бы у него язык не повернулся сравнить хорошенькие, нарядные домики, зеленые луга и лазоревые пляжи с мрачным грозненским пейзажем. Страна Басков (или Баскония) славится лучшей в Испании кухней, музеем Гугенхайма в Бильбао и кинофестивалем в Сан-Себастьяне. Сюда приезжают любители экстремального туризма и чистого воздуха, адепты современной моды и поклонники альтернативного искусства. На первый взгляд с Чечней Басконию роднят разве что горы и природная склонность местного населения к натуральному хозяйству. Несмотря на то, что их область считается одной из самых развитых в стране, баски с удовольствием сеют, пашут, выращивают баранов и сажают виноградники. Как и чеченцы, баски — небольшой, но гордый народ. Никто не знает, какими путями они оказались на Пиренейском полуострове, откуда есть пошел их язык и где вообще следует искать истоки этой уникальной цивилизации.
Считается, что ЭТА и Страна Басков не связаны одной пуповиной. Мол, это два мира — два Шапиро. Террористы борются за независимость и отделение Басконии от Испании, однако их об этом никто не просил. По статистике, только 3% басков поддерживают программу и методы ЭТА, а остальные, во-первых, считают сепаратистов головорезами и убийцами, а во-вторых, вполне согласны на широкую автономию в рамках единой Испании. Впрочем, это официальная точка зрения, пригодная разве что для глянцевых туристических справочников. На самом деле, как и в любом национальном конфликте, все намного сложнее. Иначе Баскония не слыла бы местной Чечней.
Прежде чем пересечь формальную границу Страны Басков, мы выгребли из салона машины все, что хоть каким-то образом относилось к Испании: карту дорог, туристический гид-справочник и даже игрушечного быка, наряженного в красно-желтые штанишки.
Пако утверждал, что баски не слишком-то жалуют испанские национальные символы и цвета. Даже игрушечные концерны, расположенные на юге страны, в Аликанте, выпускают для баскских малышей отдельные партии игрушек. Вместо красных и желтых кубиков и нарядов для кукол — зеленые, синие и фиолетовые.
— А на каком языке мы будем говорить? — спрашивала я, не на шутку взволновавшись из-за приготовлений искушенного испанского попутчика.
— По этому поводу можешь не беспокоиться, — самоуверенно пообещал Пако. — Они прекрасно понимают по-испански. К тому же баскский язык настолько сложен, что, сдается мне, отнюдь не все урожденные баски способны на нем объясниться. Короче, не парься!
Однако в первом же попавшемся баре, куда мы, продрогнув, заглянули выпить кофе, выяснилось, что баскский испанский все-таки существенно отличается от традиционного варианта.
— Уно эспрессо и уно манчадо, — скороговоркой выдал Пако неприветливой угрюмой девице с гигантской татуировкой на руке. Предполагалось, что мы хотим один крепкий кофе и еще один кофе с молоком. Однако девица, ни слова не говоря, метнула на стойку стакан с оранжевой жидкостью, от которой за версту разило алкоголем.
— Я попросил манчадо, — начал было объяснять Пако, заикающимся от вежливости голосом, — по-моему, в Испании так называется...
— Мы не в Испании, — грубо оборвала девица, повернувшись к нам широкой спиной.
И тут только мы заметили то, что должны были заметить с самого начала. Противоположная барной стойке стена представляла собой иконостас, на котором в несколько рядов были развешаны портреты мужчин и женщин, совсем молоденьких и уже не очень, похожих на университетских преподов и с внешностью откровенных убийц, с именами, не поддающимися прочтению ни с какой стороны, отчего сакральный смысл композиции казался еще более очевидным.
— Перестань пялиться на стену, — зашептал мне в ухо Пако, — ты что, не понимаешь, кто это?
Ну почему же, я прекрасно понимала. Не надо было всю жизнь прожить в Испании, чтобы догадаться, что изображенные на портретах люди — члены ЭТА — или умершие, или сидящие, или находящиеся в розыске.
Рассудив, что с иностранцев спрос в любой стране небольшой, я решила наплевать на Пако и задать мучивший меня вопрос.
— Женщин здесь чуть ли не больше, чем мужчин, — сказала я громко, ни к кому конкретно не обращаясь, — интересно, что привело их в ЭТА?
Девица за стойкой бросила на меня презрительный взгляд. А бедняга Пако тут же начал оправдываться: “Моя подруга иностранка, журналистка. Все ей, знаете ли, интересно. Мы сейчас расплатимся и уйдем, ладно?”
— Ты откуда? — не обращая внимания на моего заступника, глухим прокуренным голосом спросила девица.
— Из Москвы.
— А, русская!.. “Преступление и наказание” читала?
Вот уж не думала, что за 5 тысяч километров от родины Федора Михайловича Достоевского, в мрачном баре на окраине бакского города Витория, его имя окажется индульгенцией, искупающей все наши с Пако прошлые грехи.
Среди членов ЭТА — истинных и сочувствующих — “Преступление и наказание”, судя по всему, настольная книга. Хотя логика подсказывает, что “Бесы” им понравились бы даже больше.
Пару лет назад корреспондент газеты “Расон” Хесус де Сулоага, специализирующийся на обличении деятельности ЭТА, получил посылку с томиком Достоевского и приложением в виде 100 г динамита. Только по счастливой случайности знакомство с русской классикой не обернулось для журналиста кровавой драмой. В другой раз полиция, накрыв логово сепаратистов близ испанско-французской границы, кроме взрывчатки, оружия и остатков продовольственных запасов обнаружила там около сотни еще не распечатанных томов “Преступления и наказания”.
— Знаешь, что мне больше всего нравится в этой книге? — спрашивает девица из бара, представившаяся Розой. — Эта фраза, как ее... “Тварь я дрожащая или право имею?!”
Вопросом о собственных правах члены ЭТА задаются уже почти 50 лет. Официальным годом рождения организации Euzkadi Ta Askatasuna (“Страна Басков и Свобода”) считается 1959-й. Баски тогда собирались бороться против режима Франко, оккупировавшего их страну, за свободу и независимость. В 1961 году полетел под откос первый атакованный поезд, а в 1968-ом в списке появляется первая жертва — шеф полиции Сан-Себастьяна Мелитон Манцанас. Поначалу сепаратисты не убивали мирных жителей, специализируясь на политиках и государственных чиновниках. Самым громким делом, принесшим ЭТА мировую славу, а также (что там греха таить!) восхищение значительной части испанской молодежи, стало убийство потенциального наследника Франко — адмирала Луиса Карреро Бланко. Лидеры террористов до сих пор считают, что, если бы не они, Испания еще долго оставалась бы под властью режима.
Самые страшные преступления — взрывы на оживленных улицах испанских городов —пришлись на период с 1978 по 1991 год, после чего кривая смертей потихоньку пошла на убыль. По статистике, наибольшее количество жертв зарегистрировано в самой Басконии (530 человек), Мадриде (124), Барселоне (56) и Наварре (40). В 1995 году, видя, что убийства политиков и мирных жителей не ведут к желаемому результату и предоставлять независимость Басконии испанское правительство не торопится, ЭТА объявило “крестовый поход” против туристов. Список жертв на сегодняшний день насчитывает более 800 человек, еще несколько тысяч прямо или косвенно пострадали от террора.
Последнее время и политики, и журналисты, да и сами испанцы заметили, что тактика ЭТА сильно изменилась. Убийства стали носить “точечный характер”: уничтожают конкретных людей из так называемого перечня “кровных врагов басков”, в основном высокопоставленных членов двух ведущих партий — Народной и Социалистической. Что касается массовых акций, то ЭТА, как правило, предупреждает о своих намерениях.“Внимание! Внимание! С вами говорят от имени ЭТА. Через 45 минут взорвутся две бомбы, просим всех немедленно покинуть помещение!” — такое аудиопослание должны были услышать пассажиры, ехавшие 24 декабря 2003 года, за несколько часов до Рождества, в поезде Ирун—Мадрид. Слава богу, что в тот день полиция оказалась оперативнее террористов и обезвредила адский вагон задолго до прибытия на конечную станцию.
В испанской прессе много пишут о том, что ЭТА доживает свои последние дни, организация полностью “обезглавлена” (большинство лидеров находятся за решеткой), а нового пополнения ждать неоткуда. Однако когда я говорю об этом любительнице Достоевского Розе, она откровенно хохочет мне в лицо.
Пако говорит, что не знает, откуда берутся шахидки, которые приезжают из Чечни взрывать российские города, но он имеет примерное представление о том, как испанская молодежь приходит в ЭТА.
— В университете Бильбао, — рассказывает он, — на протяжении многих лет действует молодежная организация “Хайка”. Всем известно, что члены “Хайка” — это потенциальные члены ЭТА, однако ректор и педагоги предпочитают закрывать на это глаза.
Роза прямо не говорит о характере своих отношений с ЭТА, но и симпатий к целому ряду ее членов не скрывает.
— Вот, — тычет она пальцем в породистое женское лицо, занимающее центральное место в ее иконостасе — Это Идойя Лопес! Потрясающая женщина — умница, красавица.
Уже потом я узнаю от Пако, что подпольная кличка Лопес — Тигрица. На ее счету три десятка преступлений, участие в 21 убийстве. В общей сложности “умница и красавица” приговорена испанским правосудием к 350 годам лишения свободы. Подобные характеристики можно составить и для других членов ЭТА женского пола: Мария Генетксия — 11 убийств, Белен Гонсалес — 8, Розарио Дельгадо — 7 взрывов и т.д
У терроризма, выходит, — женское лицо. Международные наблюдатели отмечают, что последнее время большую часть новобранцев ЭТА составляют девушки от 15 до 26 лет. Где их находят? Да где угодно: в университетских коридорах, в барах, подобных Розиному, на дискотеках. Испанская молодежь в отличие от российской сильно политизирована и весьма романтична: она любит порассуждать о равенстве и братстве, свободе и независимости, праве и бесправии. А на баскской почве такие разговоры всегда рискуют перерасти в нечто большее. Все начинается с чтения агиток и прочей специализированной литературы, а заканчивается кратким курсом молодого бойца в граничащих с Францией горных районах. Например, мужчина и женщина, заложившие бомбу в “рождественский” поезд Ирун—Мадрид, признались на допросе, что накануне прошли часовой инструктаж по основам подрывного дела.
Считается, что идейные сторонники ЭТА помечают себя татуировками с изображением змеи и топора. Но есть и другие опознавательные знаки. Повсюду по Стране Басков развешаны национальные флаги — икуринью, очертания родной земли со словом “liberta” (что значит “свобода”) и красноречивыми лозунгами на баскском. Портреты террористов невзначай можно встретить не только в полицейских участках, но и в барах, клубах, домашних квартирах и даже в вагонах общественного транспорта. Да, большинство басков против убийств, но идеи независимости родной Басконии им, безусловно, более близки, чем это хочет продемонстрировать официальная пропаганда.
Когда после взрывов в Мадриде я спросила Пако, могла ли это сделать ЭТА, он сначала задумался, а потом сказал: “Непохоже. Но ты же знаешь, когда у тебя под боком Чечня, можно ожидать чего угодно”.
