Окна затянуты полиэтиленом. На ледяном полу — черные шерстяные одеяла. Трое здоровенных амбалов схватились в рукопашной. Сочувствующие “болельщики” делают ставки. Это — не бои без правил и не подпольные игры самбистов, а фрагмент репетиции спектакля. Правда, все роли, от заглавных до массовки, в этом спектакле отданы… уголовникам. Корреспондент “МК”, единственная из пишущей братии, побывала за забором исправительной колонии и увидела, как театральная группа “aufBruch” (продюсер Йохен Хан) из Германии работает с “актерами”.
Перевод названия немецкой группы — “Побег” или “Прорыв на свободу” — многое объясняет: в качестве артистов здесь выступают представители социального дна — бомжи или заключенные. И группа не скрывает, что работа такого рода для них — скорее режиссерский экстрим, чем благотворительная акция. В рамках “Российско-германских культурных встреч 2003—2004 годов” этим продюсером были представлены проекты, которые критики называют шокирующими. Среди них спектакль “Dostoevsky-trip” и опера “Жизнь с идиотом”. Юные же дарования Икшинской воспитательной колонии репетируют спектакль “Бургомистр” по сказке Евгения Шварца “Дракон”. Премьера состоится через несколько дней в здании местного клуба. С января пятеро постановщиков живут в доме персонала колонии: каждый день из Москвы на машине ездить накладно. За три месяца овладели азами русского: устного, письменного и блатного.
У ворот клуба ИВК нас встречают Петер Атаносов (в группе 2 года), художники Эльке Ридель и Хольгер Зюрбер (в группе семь лет) во главе с очаровательной блондинкой Зибилле Арндт. Ждем разрешения пройти на запретную территорию. В 14.00 у воспитанников обеденный перерыв. После обеда с 15.00 до 18.45 для занятых в спектакле начинается репетиция. Остальным — снова на работу. В 15.00 минуем проходную, сдаем мобильники и проходим за бронированную дверь. Туда, где не хотел бы оказаться добровольно ни один человек. Пока улаживаются все формальности, успеваю задать несколько вопросов немецкому режиссеру болгарского происхождения.
— Почему вы выбрали сказку для столь специфического контингента?
— Потому что участникам от 16 до 19 лет. Жанр сказки предполагает больше пространства, больше возможностей. Ребята могут сами выстраивать историю героев, привнести что-то свое. Этого “Дракона” мы разобрали на части, добавили некоторые темы, а кое-что помогли придумать сами дети.
— Чем наши “актеры” отличаются от “актеров” в немецкой зоне?
— В Германии мы работаем со взрослыми, они легче “укладываются” в режиссерскую канву. А подростки должны выплескивать свою энергию. Они эмоциональнее.
— По какому принципу их отбирали — наличие таланта или хорошее поведение?
— Сначала разрешили приходить всем, у кого есть желание. Пришли все триста пятьдесят заключенных. Пришлось даже устроить предварительный отбор. А в конечном счете все решало руководство колонии — кого можно допустить, а кого не стоит… Так из тридцати двух человек осталось двадцать. Из них четыре “актера” — из “актива” (активисты секции внутреннего правопорядка (СВП) — О.Г.)
Заходим на территорию, огороженную стеной в два с лишним человеческих роста, поверх которой — колючая проволока. В центре — памятник Дзержинскому. Унылый ЖФ стоит в окружении стендов — транспарантов с правилами поведения и внутреннего распорядка в колонии общего и строгого режима. Как нам рассказали старожилы, сотрудники исправительного учреждения перед уходом на пенсию совершают прощальный ритуал — надевают на Феликса свою фуражку. Вокруг расположены трехэтажные постройки начала прошлого века: медсанчасть, школа, жилые бараки. Здесь содержатся воры, насильники и убийцы — артисты, короче говоря! В одном из таких бараков есть нежилая половина. Двадцать юношей в спецовках и спортивных куртках бегают по кругу. Картина похожа на репетицию кружка самодеятельности, только вот у каждого на груди — нашивка. Фамилия, статья, номер отряда-отделения и бригады.
Надо сказать, что за происходящим в икшинской колонии наблюдают психологи. Правда, пока только анкетируют ребят: почему играют, что им это дает? Некоторые ответили, что после “звонка” пересмотрят свое темное прошлое и намерены поступать в творческие вузы.
А в зале, где идет репетиция, уличная температура — вместо двери занавески из одеяла. Но для режиссера, похоже, важна температура внутренняя.
— Ваши ноги тяжелеют от усталости, — повторяет за ним с сильным акцентом переводчик Грегор. В это время Петер показывает движения и что-то выкрикивает по-немецки. Темп бегущих по кругу меняется. Монотонный рев: “Ээээ!” — единственное, что можно разобрать. Никто не обращает внимания на холод ободранных бетонных стен — у этого круга своя энергия. В перерыве между сценами в присутствии психолога задаю несколько вопросов осужденному Алексею. Высокий, коротко стриженный молодой человек с чувством исполняет роль Ланцелота. Осужден по ст. 111 п. 4 УК РФ: “Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью”. (В драке до смерти избил человека.)
— Что для вас этот спектакль?
— Когда играешь, расслабляешься. Забываешь, что находишься в заключении. В спектакле есть сцена с Ангелом отчаяния. Так вот, ангел у нас представлен в виде кинопроекции.
Будем надеяться, что Алексей когда-нибудь встретится со своим Ангелом. А пока его ждет тщательный обыск после спектакля. До освобождения Ланцелоту осталось почти пять лет. Здесь, в ледяном бараке, почему-то вспоминается финальная реплика Садовника из сказки Шварца: “Но будьте терпеливы, господин Ланцелот. Умоляю вас — будьте терпеливы. Прививайте. Разводите костры — тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди, в сущности, тоже заслуживают тщательного ухода”.
А кто же будет зрителями? Ведь вход на территорию колонии запрещен. Как нам рассказало начальство, сюда пригласили родителей, чиновников из МВД и Минкульта. Но 24 и 28 марта в клуб могут прийти все желающие. И еще точно известно, что “Бургомистра” сыграют в женской колонии в Можайске, где по замыслу режиссера на сцене встретятся “актеры” из обеих колоний.
