Женщина замедленно падает… Нет, она повисла в световом луче и танцует: ноги мелькают, юбка летит. Вот угомонилась, расположилась в невесомости, как в кресле, яблоко ест. А волосы встали дыбом...
И вовсе это не из-за юноши с оголенным торсом, что поднимается к девушке по невидимым ступеням. Да с ними и не такое еще творится.
С теми, кто однажды с головой погрузился в бассейн…
Тьфу! То есть в театр.
Двадцать прожекторов, семь лучевых пушек, два иллюминирующих сканера с трамплинов просвечивают прыжковый бассейн спорткомплекса “Олимпийский” до самого дна. Ищут утопленника? Вряд ли…
— Натягиваем кулисы! Угу… Вешаем стены… Сцену разровняли, крепите город — декорации должны поплыть правильно! — вещает Александр Куранов в громкоговоритель.
Так, режиссер есть, освещение есть… Извините, а где театр? Да вот же актеры — плывут уже одетые и в гриме. Топят черные занавески, повешенные на плавучие веревки, которыми в быту обычно разделяют эстафетные дорожки. А сцена… Пожалуй, это единственный театр в мире, где на подмостки действительно нужно взлетать, но — в замедленном падении…
Сбрасываю с себя одежду и тоже ныряю в пучину — помочь с декорациями. Глухой вакуум, пузырьки, где-то внизу в световых лучах переливаются бледные тела… И — этого не может быть — до меня доносятся голоса: “Куда тянешь?!”, “Давай уже!” Преодолев примерно два метра, я не справилась с управлением, и бездна, закрутив, выплюнула меня на поверхность… На искусственных волнах заплясала чеширская улыбка Александра Куранова.
— А ты думала, любой может на шестиметровой глубине свободно по дну разгуливать? Это же стихия… — Режиссер указал на бассейн. — Не каждому она покорится!
Наблюдаю за таинственной пляской амфибий: сейчас они по очереди всплывают, делают несколько вдохов и возвращаются на дно, рядком укладываясь там лицом в кафель.
— У них перед каждой репетицией тренинги, — объясняет Куранов. — 30 секунд под водой — и наверх, потом 45 секунд, минута и три четверти... Ведь во время представления они плавают там без масок и трубок по целому часу, а сценарий позволяет им лишь каждые пять минут скрываться за кулисами, чтобы делать спасительный вдох!
Ощущение, будто ребята готовятся к Олимпийским играм, а не к представлению театра, на котором будет от силы пятнадцать зрителей. Элитные места — у специального “окна”, которое находится примерно на метр ниже уровня воды, в технических помещениях спорткомплекса, — среди водопроводных труб. К сожалению, рядовому москвичу попасть на ночную репетицию практически невозможно. Режиссер приглашает только особых посетителей, среди которых оказался корреспондент “МК”. А вообще Куранов мечтает о собственном театре-аквариуме.
Три вдоха, четыре выдоха, пятнадцать вдохов — актер Саша Семенников использует в водоплавании принцип воздушного шара: “На дно можно погрузиться только с запасом воздуха в три литра в легких!” Чтобы зависнуть перед зрителями на первом плане — прямо возле нашего “окна” — нужно заглотить четыре литра кислорода.
— Не плавать! Ты должен жить под водой! — кричит, как Карабас-Барабас, режиссер новенькому актеру. — Это у нас главное условие. Семь лет назад, когда мне только пришла в голову идея подводного театра, я пытался набирать в него и моделей. Но человек, красивый на суше, совсем по-другому может смотреться в воде! У гламурных девиц закатывались глаза, надувались щеки... Кошмар! А пловчихи-синхронистки? Они ведь следят только за той частью туловища, что над водой, а ногами такие кренделя выделывают! Пловцам из Института физкультуры первым делом пришлось забыть про кроль и брасс. Они научились прямо ходить, горизонтально лежать, сидеть в невесомости и даже разговаривать под водой... Саша, тяни носок!
Роль занавеса в подводном театре играет темнота. Неосвещенный бассейн напоминает бездонный квадрат Малевича. Хрупкая девушка Наташа Якубович-Ясная в ярко-зеленом длинном платье, схватив в охапку букет искусственных роз, канула во мраке. Грянула музыка Вангелиса (кстати, под водой тоже установлены динамики). Через три секунды мы пробираемся к окну: за ним героиня, сидя на дне, подставляет лицо льющимся сверху световым потокам и выпускает из рук букет... Эх, прошла любовь! По всем законам Зазеркалья розы падают вверх...
— Конечно, к бутонам приделаны поплавки — чтобы цветы быстрее улетели, — раскрывает секреты Александр Куранов. — Для другой сцены мне нужно было скрыть часть пространства за ширмой — занавес у нас упал с помощью специальных грузиков. Такие природные спецэффекты... Или отряд мужчин шествует, не касаясь ногами дна. Мечта человечества — чтобы танцовщица, делая па, взлетела...
Декорации выросли на пустом месте: влекомые поплавками красные-желтые-зеленые полосы ткани сами собой поднялись со дна и затанцевали разноцветными языками пламени.
— Этот символический “город”, к сожалению, пока тряпичный — из легкого непромокаемого материала, которым дачники укрывают грядки... Если бы мы использовали простыни или занавески — намокнув, те бы стали неподъемными! Мы же очень хотели опустить на дно искусственное вишневое дерево, но администрация “Олимпийского” воспротивилась... — сетует технический директор Сергей Соколов.
Из-за “кулис” выныривает Саша — дышит взахлеб и еле влачит за собой отяжелевший до пятнадцати килограммов красный плащ. На сцене тот казался иссиня-черным: “Покупая ткани, мы и не думали, что в воде они так сильно потемнеют”. Под шелковой набедренной юбкой у него аж семь поплавков! Чтобы подол развевался и не задирался на плаву...
— Мама мия! Ничего не вижу! — вслед за ним вывинчивается подводная жительница в бандане и с повязкой на глазах — поверх плавательных очков. — В них прекрасная видимость через ткань под водой и нулевая на суше...
На поклон здесь выходят, как и в любом театре. Подплывают к “экрану”, конечно, с открытыми глазами и со вздымающимися волосами. Но это когда завершится действо...
Парень и девушка изображают застывшую скульптуру Родена: она сидит у него на колене, его рука у нее на талии — целуются. Именно этот “Поцелуй” великий мастер хотел поместить в скульптурную композицию “Врата ада”. В спектакле “Мастерская художника” его произведения оживают: девушки-вамп завлекают в любовные сети пришельцев — парней в набедренных повязках. И доходит у них до поцелуя: у одной пары — нежного и девственного, у другой — со страстными объятиями. После этого мужики, как водится, затевают драку. Девушки тем временем поедают яблоки раздора. А в результате три черных тени закрывают за горе-любовниками Врата ада. Мы под конец наблюдаем одну из фигур — юношу с воздетыми к небу руками. Вот такой сюжетец.
— Может, поцелуй — это и есть врата ада? — грустно произносит в синеве курановское отражение.
Тут выныривает одна из противоречивых героинь и уставшей рукой выкидывает на берег надкушенное яблоко раздора. “Утопи меня!” — просит она своего партнера; тот помогает ей вернуться туда, откуда оба явились.
— Театр — это всегда условность, — не смущается режиссер. — Например, в сцене битвы юноши просто сражаются в танце, двигаясь как в замедленном кино. А мордобоя нет. Водная субстанция хорошо передает чувства и страсти. Самые обыденные вещи приобретают в этом пространстве иную суть...
Героиня подплывает к экрану и, глядя в него, как в зеркало, красит под водой губы ярко-красной помадой. Кусает то же греховное яблоко или открывает рот в немом крике, а вода не смеет хлынуть актрисе в легкие... И впрямь чертовщина какая-то!
— Как мне холодно! — выпрыгивает парень и, подобрав юбку, мчится в соседнюю с бассейном комнату. Там находится джакузи — рай для посиневших от холода актеров-амфибий. — Хотя в бассейне обычная температура — плюс 29 градусов.
Наташа — та самая нимфа с букетом роз — рассказывает: “На дне я чувствую себя будто в другом измерении. Все жизненные проблемы отходят на второй план”.
В “Олимпийском” к подводному театру уже привыкли относиться как к одной из спортивных секций. Порой во время репетиции по дну разгуливают дайвингисты, а с трамплинов прыгают мальчишки и обезьянничают перед целующимися подводными парочками.
Сейчас все трамплины увешаны сохнущей материей: с кулис и декораций капает, на водной глади образуются каббалистические круги... Но врата в “иной мир” уже закрыты.
