36 лет хранил военную тайну подполковник запаса Степан Новик. Поведать о ней миру его заставил услышанный в электричке разговор. Мужики, игравшие в карты, заговорили вдруг о последнем полете Гагарина. Один уверенно произнес: “Столько лет прошло, а правды никто не знает. Небось какой-то чурка на кнопку случайно нажал и сбил самолет. Здесь же ракеты под каждым кустом напиханы!”
Так и хотелось Степану Новику подняться и сказать: “Если бы кто-то нажимал на кнопку — так только я. Но ничего такого не было. А случайный пуск и вовсе был невозможен”. Но ничего не сказал Степан Николаевич — помнил о подписке хранить государственные секреты. Сейчас же решился рассказать подробности того трагического дня. Шаг за шагом.
Он служил начальником штаба в 654-м зенитно-ракетном полку. Часть стояла во Владимирской области, хотя почтовый адрес в целях конспирации звучал по-другому: “Московская область, город Орехово-Зуево, в/ч 71529”. В то время войска ПВО обвивали столицу двойным кольцом — 56 полков обеспечивали стопроцентное прикрытие от возможного нападения самолетов противника. Каждый полк следил за своим сектором, и сектора эти пересекались, как бы дублируя друг друга.
Утро 27 марта 1968 года было ничем не примечательным. Подполковник Новик подписал командировочные и отправился на командный пункт. На КП сокращенный расчет дежурит круглосуточно и выйти может разве что в уборную. Два планшетиста получают данные о воздушной обстановке и наносят их на прозрачные экраны-карты. Один отмечает ситуацию в зоне действия своего радара (примерно на 100 км вперед), второй — со станции кругового наблюдения, расположенной ближе к Москве (дальность ее обзора — аж до Камчатки). Если случается нештатная ситуация (например, к Москве летит неопознанный самолет), полк должен “поднять высокое” (излучение), то есть включить установку, посылающую электромагнитный луч в пространство.
Делалось это не часто и только по целям, идущим к Москве. Кроме того, необходимо было следить за тем, чтоб в этой зоне не было иностранных самолетов, поскольку авиатехника мгновенно “чувствует” радиолокационные волны и без труда определяет местоположение установки.
СССР, хранивший свою ПВО в глубоком секрете, не мог позволить “поднимать высокое” часто даже с целью тренировки личного состава. Для этого существовал строгий график, который ежедневно в виде шифрограммы передавался для каждого полка.
* * *
С 10 до 11 часов Степан Новик занимался рутинной работой — проверял записи дежурных. Вдруг звучит доклад планшетиста: “Товарищ подполковник, есть цель!” И добавил: “Цель уходящая”. Ну, раз цель уходящая, ее надо “вести”, но “поднимать высокое” не следует. Через некоторое время планшетист вновь подал голос: “Цель пропала!” И добавил не по уставу: “Опять будем по болотам лазать — упавшую машину искать”.
Основания для такого заявления у опытного планшетиста были. Недалеко от их части, под Киржачом, располагался аэродром. Гражданский, но на нем, бывало, и космонавты тренировались. И нештатные ситуации там порой случались, а к поискам упавшего самолета неизменно привлекали военных. Вот и эта “цель” рухнула по прямой, в болото, всего километрах в тридцати от их полка.
В час дня Степан Николаевич получил команду отправить в Киржач группу солдат во главе с толковым офицером. Новик назначил старшим поисковой группы старого вояку — командира второй батареи подполковника Щербакова. Ему, фронтовику, начальник штаба наказал подобрать крепких парней — чтобы не хныкали там, в болотах. В 14.00 два вездехода отправились в Киржач.
Около семи вечера они вернулись. Мокрый и грязный подполковник Щербаков доложил по форме, что задание выполнено, и полушепотом добавил: “Вы знаете, что случилось? Гагарин разбился!” “Да ты что?! — не поверил Новик. — Никаких сообщений же не было! Может, ты ошибся?” “Все точно, — отвечает Щербаков, — там весь Звездный городок был. Нас привезли в деревню Новоселово, там машины оставили и пошли пешком по бездорожью. Мы в оцеплении стояли. Посередке — гигантская воронка, место, куда самолет упал. Он уже в воздухе на миллионы осколков разваливался. От летчиков тоже лишь куски остались... Команда из Звездного их собирала — на наших глазах...”
Через 10 минут, включив радио, они услышали трагическую весть: в районе Киржача разбились Юрий Гагарин и Владимир Серегин.
* * *
Городок забурлил. Серегина никто не знал: да, Герой Советского Союза, да командир полка. Но Юрием Гагариным восхищались, его любили, боготворили... Повсюду стали возникать неорганизованные митинги: люди обсуждали страшную новость. Тогда-то и получил Новик телеграмму: “Завтра в 8.00 всем начальникам штабов собраться в Киржаче. При себе иметь карту района, паек, комплект сухой одежды”. Такие же вызовы получили коллеги-соседи.
Утром их привезли туда же, к воронке. Все детали разбившегося самолета из нее уже выгребли и увезли на экспертизу в Москву. О трагедии, кроме гигантской ямы, напоминали лишь березки, верхушки которых словно срезало ножом...
Солдат поставили в шеренгу — метрах в двух друг от друга — и велели собирать все металлические предметы и... человеческие останки. Над ними “висели” вертолеты — наблюдали, чтобы никто не отклонялся от маршрута.
Филонить никто не пытался, но, подойдя к болоту, ребята все же стали сходиться у брода. Тут же “с небес” поступила команда рассредоточиться — и они, утопая в болотной жиже по горло, пошли напрямик. Выбравшись на берег, помогали вылезти товарищам, наклоняя ветки деревьев. Но поиски были совершенно бесплодными: ни железа, ни останков никто так и не нашел — либо все удачно собрали накануне, либо их схоронили необъятные владимирские леса. Правда, кто-то из солдат прикатил тракторное колесо, а на ехидный вопрос командиров: “Это что, похоже на шасси?!” — ответил: “Сказали же собирать ВСЕ металлическое...”
* * *
Поиски продолжались две недели. Военные жили в авральном режиме: приезжали в часть, мылись, если, спали. А утром, прихватив сухой паек, снова ехали в Киржач... Тогда, бродя по болотам, Степан Новик снова и снова прокручивал в мыслях события 27 марта. И в очередной раз сожалел: “И почему я не ясновидящий?! Знал бы, что это Гагарин летит, — поднял бы “высокое”...”
Дело в том, что, когда включают станцию, включается и фотоконтроль. И у госкомиссии, занимавшейся расследованием, были бы неопровержимые документальные данные. Они бы точно знали, на какой высоте случилось несчастье, и видели траекторию полета, знали бы, что рядом с самолетом Гагарина не было никаких других летательных аппаратов. А так получается, что показания хотя и достоверные, но голословные.
Хотя насчет других “железяк” Степан Новик не уверен. Самолетов — да, не было: их бы видели на экране. Но мог быть метеозонд, которые в избытке запускали с аэродрома. Попадет такой аппаратик в двигатель — конец машине... Но это так, его личное предположение.
— А не могли все же кнопку случайно нажать? Пусть не вы — соседний полк?..
— Это совершенно исключено. Во-первых, мы бы видели это на экране. Во-вторых, если происходит реальный пуск, соседи поворачивают лишь один тумблер и сообщают: “Обстреливаю цель”. Но эта цель, если бы она отрабатывалась, была бы моей — и ничьей больше. В-третьих, если происходит несанкционированный пуск ракеты или кто-то случайно нажмет кнопку, ракета взлетит и самоликвидируется, потому что она не получила никаких параметров от ЭВМ. Она никак не могла “отработать” по самолету Гагарина...
Столько лет прошло, а Степан Николаевич до сих пор сожалеет, что не поднял тогда “высокое”. Он так переживал, что даже супруге не рассказал, кого искал две недели в киржачских болотах. Только она все равно узнала: сарафанное радио...
