Bиктор Корчной, многолетний претендент на шахматную корону и двукратный вице-чемпион мира, недавно впервые посетил “МК” и провел “прямую линию”. Многие читатели восхищались независимостью и смелостью Виктора Львовича, другие желали ему здоровья и новых побед.
— С вами говорит кандидат в мастера Иван Слюсаренко. Когда-то вы считали своим главным врагом Тиграна Петросяна. До сих пор остаетесь при таком мнении?
— Несколько лет назад я узнал, что до самых последних дней его мучила совесть. Незадолго до своей кончины он встретил одного моего приятеля и извинился перед ним за все, что причинил мне. После этого я несколько изменил свою точку зрения. Но не думайте, что все было так просто. Петросян строил против меня козни на протяжении нескольких десятилетий. Когда в 1974-м я уступил Карпову матч, а затем неосторожно заявил, что не ощутил его игрового превосходства, меня буквально взяли в оборот. И вскоре было опубликовано “разоблачительное” письмо, которое подписали тридцать гроссмейстеров, а идея его принадлежала Петросяну.
— Какая у вас самая любимая партия?
— Прежде чем ответить, спрошу вас: как вы думаете, сколько всего партий я сыграл в жизни?
— Наверное, несколько тысяч.
— Почти угадали — около четырех с половиной. Но больше всего мне нравится 21-я партия первого матча с Карповым. Он сдался на 19-м ходу, хотя все было кончено уже на 13-м. В только что вышедшей книге “Мои 55 побед белыми” комментарии к ней, пожалуй, самые интересные.
— Константин Маслов. Почему у нас нет сильных шахматисток, как раньше?
— Да, сейчас вперед вышли девушки из Азии, особенно китаянки. Это можно объяснить тем, что там нет отдельно мужских и женских шахмат. И в России давно пора отменить женские шахматы. Это сфера интеллектуальная, творческая, а вы слышали когда-нибудь о женской математике или женской музыке?!
— Это Илья Зеленый. Я прочитал в “МК”, что ваша жена много лет провела в сталинских лагерях. Что ей инкриминировали?
— Петра родилась в Вене, но после войны победители творили в Европе что хотели. Она училась в восточной Германии, потом уехала на родину, в Австрию, и там ее схватили, увезли и без суда отправили в лагерь. Ее обвинили в шпионаже в пользу США и дали двадцать лет. Но Петре “повезло”. В СССР пожелали открыть посольство в Западной Германии. Руководство страны обратилось к Аденауэру, канцлеру ФРГ, чтобы он помог. Аденауэр заявил: “Всех немцев, всех говорящих по-немецки, верните из лагерей”. Советские чиновники сопротивлялись: “Они все военные преступники”. Но канцлер был непреклонен: “Тогда не будет посольства!” И в Советском Союзе сдались. Таким образом, Петра отсидела в два раза меньше. Но десять лет тоже немало, можете поверить.
— Как вы познакомились?
— Мне однажды предложили провести сеанс одновременной игры. Среди его участников была одна привлекательная дама, у которой на столе лежал томик Толстого “Воскресение”. Из этого я сделал вывод, что моя партнерша владеет русским, и обменялся с нею несколькими фразами. Впоследствии я не раз встречал ее на других сеансах, и в один прекрасный день обнаружил, что все мои противники уже сдались, осталась одна Петра. Тогда я предложил ей завершить партию дома. И вскоре дом стал для нас общим. Именно фрау Петра Лееверик была руководителем моей маленькой делегации на матче в Багио.
— Из-за вашего отъезда сын попал в тюрьму. Вам не было горько?
— Перед отъездом я вел с ним “душеспасительные” беседы, рассказывал об издевательствах властей надо мной. Вскоре после того, как я остался за границей, Игоря исключили из института, а потом призвали в армию. Понимая, что если он пойдет служить, то в течение многих лет не сможет последовать за отцом, Игорь отказался от призыва и в результате на два с половиной года угодил в заключение. Он сидел в тюрьме в качестве заложника во время моего матча с Карповым в Мерано. Можно ли было нормально играть в шахматы в такой садистской обстановке?
Конечно, нетрудно было предположить реакцию властей на мой политический шаг. Но были люди, опытные и отважные, которые убедили меня, что, когда ищешь свое политическое место в жизни, кто-то из близких страдает, и с этим ничего не поделаешь. Особенно обидно, что прошло всего несколько лет, и уехать можно было без всяких проблем.
— Виктор Львович, можете ли вы выступить оракулом и сказать, кто придет на смену нынешним чемпионам лет через пять?
— Я такого кандидата пока не вижу, наверное, он еще ходит в первый класс.
— Значит, кто-то из совсем юных, как норвежский вундеркинд Карлсен.
— Да, Карлсен, который живет на крыше…
— Звоню вам из Коломны, Борис Архипцев. Счастлив услышать голос великого гроссмейстера и моего любимого шахматиста. Правда ли, что в турнире претендентов на Кюрасао существовал заговор?
— Тогда выступил Фишер и заявил, что был заговор против него. На самом деле — против молодых шахматистов: меня, Таля и Фишера. А поскольку все мы оказались в плохой форме, заговор удался. Победил Петросян, который сумел обмануть и своих приятелей-заговорщиков.
— А заговор-то чей?
— В нем состояли Петросян, Геллер и Керес. Это был редкий сговор, не утвержденный властями, — гроссмейстеры действовали по своей собственной инициативе.
— Можно ли сказать, что перестройка не обошлась без вашего участия?
— Когда я остался на Западе и стал обыгрывать советских гроссмейстеров, в СССР, скрепя сердце, вынуждены были писать об этом. О Рудольфе Нуриеве, гремевшем на весь мир, на родине ничего не знали. Мстислава Ростроповича назначили директором Нью-Йоркской филармонии, но советская печать молчала. А меня трудно было не заметить. Десять раз можно было назвать претендентом, но в одиннадцатый приходилось произносить мое имя. И мой пример подсказал почти 50 тысячам инакомыслящих, в основном людям творческой профессии, что человек с головой может успешно жить за “железным занавесом”. Я поставил под сомнение тезис “советское — значит лучшее” и тем внес свой вклад в перестройку.
— Аксенов Евгений Иванович. Кто самый гениальный чемпион мира?
— Статистика показывает, что на первом месте Каспаров. Но партии 60-летнего Гарри еще не появились… Я бы выделил также Ботвинника. Безусловно, гением был Фишер, который в одиночку расправился с советской шахматной школой. Он даже своего тренера Ломбарди не подпускал к доске — тот только реагировал на заявления, которые писали советские...
— Почему, Фишер оставил шахматы?
— Да больной он психически.
— Может быть, этим объясняется и его антисемитизм?
— Совершенно верно — одно к одному. Правда, он себя антисемитом не считает. Его как-то спросили об этом, и он ответил: “Нет, я ничего не имею против арабов”.
— Анаида из Еревана, ваша давняя знакомая. Виктор Львович, а где вы сейчас живете?
— В маленьком швейцарском городке Волен. Кстати, с ним связан один забавный случай, произошедший более четверти века назад. Когда я въехал в квартиру, мне поставили телефон, но не успел я включить его в сеть, как тут же раздался звонок. Звонили из советского посольства, чтобы сообщить мне, четырехкратному чемпиону СССР, что я лишен советского гражданства. Загадочный звонок! До сих пор не могу понять, откуда “наши” узнали мой номер, ведь телефон еще не успели зарегистрировать ни в одном справочнике.
— Вы приезжаете в Россию по шахматным делам или присутствует ностальгия?
— Многие из эмигрантов испытывают это чувство, я не исключение. Разумеется, в Швейцарии у меня недостаток человеческого общения, впрочем, и здесь, на родине, у меня почти не осталось близких людей.
— Меня зовут Андрей Васильевич. Я болел за вас, когда вы играли с Карповым.
— Не страшно об этом говорить?
— Мне и тогда не было страшно. Но почему вы не стали чемпионом мира?
— Легче всего сказать, что помешал Брежнев. Но власти не любили и Каспарова, а он же поднялся на вершину. У меня были шахматные недостатки, которые помешали дойти до самого верха. Например, отсутствие аккуратности. Многие чемпионы во время игры записывали партию на двух бланках, а у меня вообще в молодости пропало около 600 партий…
— В 78-м я учился на экономическом факультете МГУ, помню, за вас все переживали. Безумно хотелось, чтобы вы расправились с этой шахматно-партийной бандой. Так обидно, Виктор Львович, так обидно.
— А вы знаете, что в случае выигрыша матча все было готово к тому, чтобы меня укокошить, уничтожить физически?
— В самом деле?
— Представьте себе! Об этом мне сообщил Таль в 1990 году.
— Жуть какая! Скажите, а после Багио вы с Карповым больше не встречались?
— Ну как же, я проиграл ему еще раз в Мерано. С ним тогда приехало 43 человека, еще 25 добавилось из советского посольства в Риме. Я называл их “семидесятиголовое быдло”. И они там творили такое, что потом им было стыдно.
— Виктор Львович, не дадите краткую характеристику Карпову?
— Партийную? Нет, не имею желания. Сами понимаете, хорошо относиться к нему я не могу.
— А руки вы подаете друг другу?
— Приходится. Такова жизнь.
— А что скажете про двух других “К” — Каспарова и Крамника?
— Каждое поколение чем-то превосходит предыдущее. И Крамник по каким-то человеческим качествам выше великого Каспарова.
— К Каспарову относитесь с уважением?
— Скажем так: я на его стороне. Ведь это человек, который должен был “уничтожить” Карпова, и он это сделал.
— Игорь, журналист. Как вы поддерживаете спортивную форму?
— В 33 года я сильно ударил машину ГАИ на Васильевском острове в Ленинграде. С тех пор больше не сажусь за руль и много хожу пешком. Вот и следуйте моему рецепту: для начала стукните милицейский автомобиль...
— Перворазрядник Игорь Курков. Расскажите, что сейчас происходит на Олимпе? И какой смысл иметь двух королей?
— Чемпион мира Крамник, который обыграл сильнейшего в мире Каспарова. Такое бывает. В том, что у нас не один чемпион, ничего плохого нет. Во многих видах спорта это принято. Лишь бы гроссмейстеры не ругались друг с другом, а время от времени садились за доску.
— Какая обстановка лучше в шахматах? Двадцать лет назад или сейчас?
— Как вы думаете, если со мной тогда никто не здоровался.
— А нововведения ФИДЕ?
— Вы про это... Я воспитан на “старовведениях”. Ускорение контроля, отмена доигрывания — все это необходимо в XXI веке, но мне, как мастодонту двадцатого, трудно к этому привыкнуть.
— Я ваш ровесник, из старой когорты. Меня зовут Мэлис Иванович: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин.
— Ой, я прямо робею.
— Как вы относитесь к Пономареву?
— Молодой человек, неплохо играет, правда, нельзя сказать, что сильно любит шахматы. Чемпионское звание ему было получать рановато, поскольку большого вклада в развитие игры он еще не внес.
— Я звоню из Подольска. Вы сейчас иногда играете? Силы есть?
— Почему иногда: 120 партий в год. Каждый третий день, эко дело. Силы есть, но вот честолюбия уже не хватает.
