В России люди его профессии называются стилистами, но сам себя он скромно называет мастером искусств. Альдо Коппола может и нескромно — перечислить, с кем и где он работал и работает: тут будут имена Хельмута Ньютона, Армани, Кейт Мосс, Версаче и названия самых известных мировых глянцевых журналов.
А если вы скажете, что от скромности он не умрет, знатоки моды вас поправят.
— Значит, вы хотите пообщаться со мной? — спросил он меня за час до начала дефиле. Он был усыпан блестками и окружен толпой ассистентов, манекенщиц, организаторов и поклонниц.
— Хотела, да разве у вас осталось время?
— Si, si, si! Я буду сейчас укладывать моделей, но мы можем с вами говорить о чем угодно, — сказал он и взял в руки флакон лака для волос.
— Вы работаете с чужой, а не с собственной косметикой?.. — удивилась я.
И он рассмеялся:
— Я работаю с этой маркой, потому что это интернациональный лидер. Потому что я персональный консультант у этой фирмы. И потому что мне за это очень хорошо платят. Я могу себе это позволить.
— А вы можете себе позволить вспомнить о своей первой серьезной работе? Часто известные люди стесняются рассказывать о том, с чего начинали.
— Святая Дева! Журналисты как дети. А дети часто бывают монстрами. Умеете вы задавать вопросы. Дайте подумаю... Мне кажется, что у меня все работы были очень серьезными.
Когда я был маленьким, я экспериментировал со своими подружками: я делал им укладки в салоне своего отца.
Я всегда подражал отцу: он был великий экспериментатор, он творил чудеса с волосами, так что ничего удивительного не было в том, что в один прекрасный день я сказал ему, что хочу стать, как он, парикмахером. Тем более что я не очень-то любил учиться в школе. Так в 13 лет я стал работать в его салоне. Сначала я смотрел, что делает он, учился, а потом и сам начал что-то делать. Тогда я еще не был знаком с парикмахерской техникой и следовал только своей интуиции. Однако потихонечку перенимал у отца все секреты мастерства. А в 15 лет я выиграл чемпионат Италии по парикмахерскому искусству и получил звание “Мастер Искусства”. И это уже было серьезно. А вообще я, знаете, был ненормальным ребенком.
— В чем же выражалась эта ненормальность?
— В том, что я не вылезал из салона отца. Я работал как одержимый. Я набирался мастерства, изучая разные парикмахерские техники. Но при этом я экспериментировал. Меня вдохновляло все: журналы, мода, кино. Техника — это, конечно, важно, но главное ведь для женщины — быть индивидуальной. Так что я индивидуализировал технику. Я пытался угадать, что больше всего подойдет той или иной женщине, я смотрел, как они входят в салон, как закидывают ногу на ногу, и представлял их в новом имидже. Мне всегда казалось, что нет ничего прекраснее в женской красоте, чем ее натуральность.
А если вы спрашиваете о том, с чего началось мое имя и как я стал популярным, так я вам скажу: с работы в итальянском “Воге”, когда меня пригласили поработать на одну съемку. Именно тогда я почувствовал, что могу работать как креативщик и идти дальше и дальше: мою работу оценили в других изданиях и стали приглашать на съемки.
— Как вы, человек высокого искусства, умудрились твердо опереться на землю?
— Что вы имеете в виду?
— Обычно творческие люди имеют слишком воздушный образ, а вы поставили свое искусство на конвейер, открыли по всему миру салоны, превратили свой талант в прибыльное дело. Как это было?
— Все совсем не так, все было постепенно. Свой первый салон я открыл в 65-м году вместе с братом Антонио. К этому моменту я знал все о парикмахерских техниках. Кстати, именно тогда я понял, что женщине всегда нужно что-то большее, чем ты ей делаешь. И я решил создавать сезонные коллекции.
Потом со мной стали работать сын Альдо и дочь Моника.
— Что отличает ваш стиль?
— Я делаю моду для улицы, то есть моду, которая носится, а не показывается на подиуме. Эта мода предназначена для современной женщины. В Италии 95 процентов женщин работают: я говорю и о бедных, и о богатых. Большинство из них хотят подражать мужчинам в своих деловых качествах. И они любят простые и удобные стрижки: у женщины, у которой постоянно нет времени, волосы и стрижка должны быть всегда в полном порядке. Вот из этого я и исхожу.
Что делаю я, когда ко мне приходит первый раз клиентка? Я начинаю с лечения волос. Волосы прежде всего должны быть здоровыми, тогда на них будет идеально смотреться любая стрижка. Затем я делаю хорошую форму стрижки, чтобы после салона женщина могла дома вымыть голову, расчесаться и остаться такой же красивой, какой она ушла от мастера. Я не люблю, когда женщина носит прическу волосок к волоску, — как-то это все неестественно.
Я минималист. И очень уважаю естественность волос, их природу. Окрашенные химической краской волосы не могут держать форму так, как здоровые волосы. К сожалению, здесь, в Москве, женщины постоянно красят волосы. От этой дурной привычки нужно избавляться. В Италии такое было в 70-х годах, и я за свою трудовую жизнь сделал все, чтобы женщина прекратила издеваться над своими волосами: если женщина хочет изменить цвет, я предлагаю ей самые натуральные оттенки.
— Что же тогда вы скажете о тех, кто красится в блондинку и потом делает химическую завивку?
— Я даже простые бигуди не признаю!
— То есть, по-вашему, женщина вообще не должна завивать волосы или менять их цвет?
— Почему же, я тоже крашу клиенткам волосы. Но делаю это натуральными травами, использую краски на водной основе. Я всегда имитирую игру солнца в выгоревших волосах ребенка, который провел несколько дней на море. Когда у женщины здоровые и красивые волосы с такими солнечными бликами, они натурально смотрятся, не страдают и легко поддаются стрижке и укладке. В отличие от волос женщин, химически изменяющих свой цвет: эти женщины становятся похожи на антикварные вещи, которые покрыты пылью. И потом, как это некрасиво, когда спустя две недели после окрашивания у женщины становятся видны темные корни!
— Сколько раз в год вы создаете коллекции?
— Два раза в год. Для каждой коллекции я делаю стрижки трех видов: короткие, средней длины и стрижки для длинных волос.
— А сколько времени уходит на реализацию новой прически или стрижки?
— Нет правил, все зависит от степени сложности стрижки, от структуры волос. Но в среднем от 10 до 15 минут.
— Как много времени вам нужно, чтобы, глядя на случайную женщину, определить, что ей больше всего подойдет?
— Очень мало. Я уже стал как компьютер — автоматически и всегда при встрече с незнакомой женщиной подбираю ей новый и лучший для нее имидж.
— Какие прически и стрижки нам предстоит носить этим летом?
— Для коротких волос — рваная стрижка, в стиле 30-х годов, удлиненные челки. Для волос средней длины — градуированные стрижки. А для длинных — прямые или слегка волнистые волосы. Но никаких химических завивок! Еще не создана такая кислота, которая не портила бы волосы.
— Будут ли осенние стрижки отличаться от летних?
— Надеюсь! Мы только в конце августа начнем работать со стилистами — Армани, Ферре — и смотреть, какие у них тенденции, чтобы черпать от них свое вдохновение.
— Смотрите-ка, все-таки вас вдохновляет высокая мода, а не улица.
— А потому, что нет сейчас ярких молодежных движений. Вот когда были панки, они сильно вдохновляли современный образ.
— Сколько человек с вами работает, у вас много ассистентов?
— Пять человек, они все время рядом: они со мной и по салонам ходят, и работают на фэшн-шоу, и ездят по всему миру на показы — в Японию, Грецию, Москву. Я много работал и работаю в моде. Со многими известными фотографами: Хельмутом Ньютоном, Оливьеро Тоскани, Хорстом, Фабрицио Ферри. Для разных журналов. Для рекламных компаний. И с какими женщинами! С Наоми Кэмпбелл, Карлой Бруни, Летисией Каста, Клаудией Шиффер, Жизель, Кейт Мосс, Наташей Семановой, Линдой Евангелистой! Видите, как много мы работаем, и работаем по всему миру. Мне одному и не справиться.
— Вы занимаетесь только волосами или еще и макияжем?
— Нет-нет! Я для этого слишком люблю женщин. Когда я дохожу до женских губ — все, я больше ничего не соображаю. Стоит женщине приоткрыть губы, чтобы нанести помаду, я уже теряю голову, а вы предлагаете мне заняться макияжем!
— Вы любите каких женщин?
— Мне нравится работать с умными, а не капризными женщинами. И я не хочу работать с 50 звездами только потому, что они — звезды. Нет, мне нравится работать с разными женщинами. Хотя, конечно, я очень много работаю с известными персонажами, но я не смотрю на их известность, я смотрю на их образ. Я, например, разрабатывал стиль для Моники Беллуччи, и она стала моим самым настоящим открытием. Но я могу сделать такие открытия с совершенно неизвестными вам женщинами и все равно буду гордиться. Понимаете, мне дороги даже не сами женщины, то есть их слава или отсутствие таковой, а образы. За это я обожаю кино. Это так интересно: сначала превратить актрису, у которой в реальной жизни трое детей, в юную невесту, а потом — в старушку, сделав ей белое мелирование под седину.
— У вас есть цветовые предпочтения? Мужчины, говорят, падки на блондинок.
— А мне нравятся все: и блондинки, и брюнетки, и рыжие, и шатенки.
— Какой оригинальный ответ!
— А просто все дело не в цвете волос, а в самой женщине. Как она себя предлагает. Женщина может быть красива в любом цвете. Но если она глупа и после секса с ней совершенно не о чем говорить, то о какой красоте может идти речь?
— Боже, боже! На месте вашей жены я бы давно удавила вас от ревности.
— Представляете, как она меня ревнует? Ревнует жутко. Но она умная. И поэтому делает вид, что ничего не видит и не понимает.
— Скажите же мне тогда, какой тип женщин вы недолюбливаете: давайте не будем про интеллект, я все больше про внешность интересуюсь.
— Я терпеть не могу, когда женщины копируют кукол Барби. Куклы меня совершенно не возбуждают.
— А своей семье вы делаете стрижки, прически, укладки?
— Нет.
— Потому что вы не хотите?
— Потому что они не хотят стричься у меня. Потому что у меня очень много хороших стилистов, вот к ним они и предпочитают ходить. К тому же у меня никогда нет времени для постоянной индивидуальной работы. И моя жена, конечно, очень от этого страдает. Но я заканчиваю свой рабочий день в 22.00, сажусь за обеденный стол, а потом говорю: “Все, я устал, оставьте меня в покое, пожалуйста, мне завтра рано вставать”.
— Может быть, стоит на 20 минут встать пораньше?
— Первое, что я делаю утром, как только просыпаюсь, — иду в конюшню, погладить свою лошадь. А затем — опять работа. Нет, на 20 минут раньше никак не получится.
— Лошади, женщины, кино, мода — вы как типичный европейский аристократ. Только много работаете для аристократа.
— Работаю я действительно много: у меня слишком мало времени, и хочу я за это время получить как можно больше качества. Работа, она же как невеста, сами понимаете.
— А на отдыхе к вам пристают: подстриги, да уложи, да посоветуй?
— Какой отдых? У меня еще есть время до того, когда Он (показывает указательным пальцем вверх. — В.С.) меня позовет. Там и отдохну.
Послушайте, что я вам сейчас скажу. Мне 64 года. И люди, которые находятся в этом возрасте, они уже старые. Они, когда встречаются, говорят: “А помнишь?..” А мне нравится говорить о завтрашнем дне. Это совсем другие ощущения.
У меня есть друг, фотограф Оливьеро Тоскани. Когда мы встречаемся, постоянно говорим друг другу: “У нас есть все. И все очень хорошо. Но мы не получаем от этого удовольствия, так как много работаем. Давай не будем дураками и станем работать шесть месяцев, а остальные шесть месяцев наслаждаться тем, что мы имеем?” И однажды после многочисленных поездок мы встретились на ферме. Я говорю: “Оливьеро, ну что же нам мешает найти несколько месяцев для отпуска?” А он отвечает: “Ужас в том, что мы уже не можем без производства: нам нужно постоянно производить моду. Это и есть наше главное удовольствие, без которого никакие наши прочие удовольствия не могут считаться удовольствиями”.
