В застойные годы сообщения о смерти выдающихся спортсменов в телепрограмме “Время” не появлялись. Зачем? Начнутся кривотолки, пересуды, домыслы... Тем более все это ни к чему, если речь о хоккее — любимом виде спорта Брежнева. Власти могут поинтересоваться причиной смерти, начать искать крайнего...
Но для Виктора Блинова было сделано исключение.
Это всемогущий Николай Николаевич Озеров получил на то разрешение у высокого начальства: “Спорткомитет СССР, Федерация хоккея и ЦС “Спартак” с прискорбием извещают...”
Ему было всего 23 года. В тот, 1968-й, он стал олимпийским чемпионом, чемпионом мира, Европы и, как следствие, заслуженным мастером спорта.
С Олимпийских игр в Гренобле мы, группа журналистов, вернулись на два дня раньше хоккейной сборной. Позвонила Галина Евгеньевна, жена Майорова: “Давай встретим Бориса”. В аэропорту “Шереметьево-1” Майоров спросил: “Место в машине есть? Захватим Витю Блинова, нам по пути, он живет в Химках”. И после паузы как бы озвучил то, о чем думал: “Один он, совсем один”.
Хрущевская облезлая пятиэтажка. На шум мотора на третьем этаже распахнулось окно. Небритый, нечесаный, неопределенного возраста мужчина в линялой майке, в руках — по бутылке водки: “Витек, здорово. Мы тебя ждем, Семен уже у меня, все готово”. И он торжественно приподнял поллитровки над головой, как кубок за победу на чемпионате мира. “Аркадий Иванович, я здесь”, — улыбка озарила монгольского типа лицо Блинова. Он достал из багажника огромный баул, набитый хоккейным снаряжением, я подхватил два пакета, и мы поднялись в его квартиру. Однокомнатная, пятнистый пол, облезлый диван, шкаф с одной дверцей, три стула разноцветной обивки, полинялые косые шторы, кривой абажур... В кухне — на столе полка, в раковине — посуда. Унылое зрелище. “Может, останешься, посидим?” — искренне предложил Виктор. “Спасибо. Договорились — едем к Борису”.
...В 1964 году “Спартак” принял Бобров. Его пониманию игры и достижению успехов многие хоккеисты команды уже не соответствовали. И он стал обновлять состав. Так, в “Спартаке” появились Мигунько, Мартынюк, Зимин, Зингер. Привлек он в “Спартак” 17—18-летних Шадрина, Якушева, Севидова, Лапина.
И вот Бобров узнал, что в омском “Спартаке” объявился классный защитник Блинов. Первым на смотрины слетал его помощник Юрий Глухов и дал игре Виктора высокую оценку. Бобров очень щепетильно относился к приглашению игрока. Приглашать, затем отчислить — не его метод работы. Он сам полетел в Омск. Так Блинов оказался в “Спартаке”.
Всего несколько игр он провел в третьей пятерке и был переведен в первую. А это — пятерка-лидер, все кандидаты в сборную: Зимин, Старшинов, Майоров, Макаров, Блинов. В паре с Виктором играл Алексей Макаров — рыжий, высокий, очень сильный, техничный, обладающий мощным прицельным броском, непобедимый в силовой борьбе. В 1967 году пара Блинов—Макаров забросила 34 шайбы, 17 — на брата. До сих пор и близко к этому результату никто не приближается.
Блинов обладал сумасшедшим броском. Уникальным еще и потому, что шайба пулей летела на высоте 30—40 сантиметров надо льдом, и парировать такой бросок при скопище игроков у ворот вратарю почти невозможно. Бросал он с ходу и в статичном положении, владел искусством обводки, силовой борьбой, и все это делал на высокой скорости. На льду он себя чувствовал увереннее, чем на земле. И что впечатляло — катался красивее, чем ходил. Самородок, рожденный для хоккея.
...Нападающие “Спартака” закрутили фирменную карусель у ворот соперника. В зону вкатывались защитники, и начиналась осада ворот, голова у соперников от такой карусели шла кругом. Шайба с компьютерной точностью передавалась партнеру, находящемуся в самой выгодной позиции. А зачастую спартачи осуществляли и такую задумку: шайба отбрасывалась, скажем, Блинову, он изготовился к броску, клюшка на уровне плеча — и соперники ждут выстрела. Но следует ювелирная, точно на крюк, передача партнеру — и мгновенный бросок. Пять клюшек салютовали, легкие удары крюком по щиткам, без лобызаний и свалок по поводу взятия ворот. Блинов в этих торжественных акциях не участвовал. Стукнет клюшкой о лед и катится на скамейку запасных.
Он был великий защитник, но не командный человек. Вряд ли кто-то мог назвать его другом. Один из лидеров “Спартака” в недавнем разговоре назвал его “человеком дремучим”. Осуждать не станем: это яйца все одинаковые, а люди, слава Богу, разные, и в этом наше счастье.
На льду Виктор жил, творил, а в личной жизни был человеком несчастным. Одиночество — тяжелый недуг. Лечить его можно всепоглощающей работой или водкой. Но все равно дома родные стены давят, и физически ощущаешь молчание телефона. Скажете: есть друзья?! Но у каждого своя жизнь, свои проблемы. И Виктор не столько понимал, сколько ощущал свое одиночество, отсутствие заботы, тепла, семейного очага.
Закончилась игра, завтра выходной. Хоккеистов поджидали жены, подруги. Компаниями ужинали в ресторанах, собирались на квартирах. Чего греха таить, и фужер поднимали, но не квасили до синевы. К тому же жены, да и подруги не давали возможности нарушать режим. Многократно был свидетелем таких застолий.
Виктора же поджидали собутыльники. Деньги у него были хорошие, да и человек он щедрый. Незамысловатая закуска и много-много бутылок. Дружки же завтра с бравадой сообщали на работе, что “поддавали с Виктором Блиновом, что Бобров сказал это, Майоров это...” В выходной всегда рядом сосед Аркадий Иванович. Ну как тут не опохмелиться. Вот она, гримаса нашего бытия: тренер сборной Аркадий Иванович Чернышев сделал Блинова олимпийским чемпионом, чемпионом мира. А сосед пьянчужка Аркадий Иванович спаивал, приближал его кончину. Может, это и совпадение.
Или после игры — команда на сборы. Виктор с мокрой после душа головой вылетал из раздевалки, устремлялся в буфет, где в подсобке специально для него сердобольная буфетчица Валя приготовила стакан коньяка и конфетку. Видел, как он после игры сбрасывал коньки с голых ног. Деньги-то на носки были, но ведь их нужно купить, иногда стирать.
В детстве Виктор перенес тяжелую травму головы — упал с платяного шкафа. Потом в Серебряном Бору вечером в темноте на него наехала машина. Обошлось без переломов, но врачи настоятельно рекомендовали три недели госпитализации. А он через несколько дней появился в команде и на следующий день вышел на лед.
Умер он как праведник — в одно мгновение. Спартаковцы начальную стадию предсезонной подготовки проводили в Москве. Баскетбол в зале. Он упал, поднялся, побежал защищать кольцо и рухнул. “Скорая”, укол в сердце и последняя судорога.
Прощание с Виктором Блиновым проходило в спартаковском спортзале, на улице Воровского. Народу было немного. Прибыл Анатолий Владимирович Тарасов, положил к гробу цветы, орлиным взором окинул зал и насупился. “Борис (Майорову), а где команда?” — “Вчера вечером поездом отбыла на сборы в Алушту”. — “Как же ты допустил? Как можно не проводить товарища в последний путь?” — “Анатолий Владимирович, я игрок, это распоряжение тренера”. И здесь Тарасов вполголоса выдал в адрес тренера монолог, который ни один редактор в печать не пропустит.
Блинов похоронен на Ваганьковском кладбище. Могила запущена. Даже по великим праздникам здесь посетителей нет.
Не витаю в облаках. Образование, интеллект, дружки — образ жизни исключал его достойную жизнь после окончания хоккейной карьеры. Можно назвать десятки фамилий тех, кто после всемирной известности пребывал в состоянии нищеты и безвестности. Для многих великих, по выражению Льва Ивановича Яшина: “Борьба с соперником перешла в борьбу с жизнью”. Имя Блинова осталось сегодня в старых справочниках, и ровно шесть строк в хоккейной энциклопедии.
Благодарная память — одно из высших достоинств человека. В “Лужниках” во время матча объявляли результаты игр в других городах, и после слов “в Омске, во Дворце спорта им. Виктора Блинова...” зрители встали, и диктору пришлось сделать продолжительную паузу.
