Российская дипломатия празднует сокрушительную победу. Гуманный катарский суд приговорил двух наших сограждан к пожизненному заключению. То есть могли повесить, четвертовать, расстрелять, но всего-навсего бросили гнить в катарский лагерь до конца их дней.
Вспоминается анекдот в тему. Приходят к Ленину ходоки. “Владимир Ильич, были тут у Дзержинского, а он нас на три буквы послал...” — “Всего лишь послал?!! А мог бы и ножичком полоснуть... Добрейшей души человек!”
Вместе с российскими дипломатами отмечают победу и чеченские эмиссары. Отныне в руках у них есть неубиваемый козырь: суд признал, что россияне действительно взорвали Зелимхана Яндарбиева. А раз взорвали — значит, выполняли приказ из Москвы, потому что просто так, от скуки, отставных президентов никто не взрывает.
Так вот кто, оказывается, настоящие террористы. Не Яндарбиев с Масхадовым. Путин с Патрушевым!
“Это сигнал всему мировому сообществу, — вещает в эфире Ахмед Закаев, — Россия под руководством сегодняшнего президента вернулась к методам политических убийств”.
Политических? Но при чем здесь политика? Яндарбиев — не политический эмигрант, оппозиционер и трибун. Этот человек (хотя человек ли?) обвинялся Генпрокуратурой в организации терактов. Под его началом боевики пытали и убивали людей, организовывали взрывы, входили в Дагестан.
Мы можем лишь гадать — в самом ли деле убийство Яндарбиева организовали наши спецслужбы. Суд в Катаре шел за закрытыми дверями. В России за такими же закрытыми дверями находилось все, что связано с этим процессом (Парфенова и вовсе уволили после репортажа о яндарбиевской вдове).
Но, предположим, так оно и есть, благо еще в самом начале скандала глава МИД Иванов нехотя признался, что арестованные — сотрудники спецслужб.
Тогда тем более не судить и сажать надо этих людей. Награждать. Повышать в званиях. Ведь организовать и провести операцию такого уровня — это действительно верх оперативного мастерства.
У любой страны, воюющей с террористами, есть только два пути. Либо постоянно идти на уступки, выкупать заложников и тем самым разжигать это пламя еще жарче, ибо с каждой новой уступкой террористы будут наглеть все сильнее. Либо бороться, уничтожать, отстреливать — словом, мочить в сортирах.
А какая разница, где мочить? Сортир — он и в Катаре сортир. Когда “Моссад” уничтожает арабских террористов по всему свету, это ни у кого не вызывает протеста. Когда турецкая разведка выкрадывает в кенийской столице лидера курдских сепаратистов Оджалана — все молчат. И уж тем более все молчат, когда американцы бомбят Югославию с Ливией и вводят свои войска в Ирак на том только основании, что Хусейн якобы втихаря смастерил атомную бомбу, хотя теперь уже известно точно, что никакой бомбы не было.
Но чем Яндарбиев отличается от Эйхмана или Оджалана? И чем ФСБ хуже “Моссада” или ЦРУ?
Во многих государствах — и в Израиле, и в Германии — действует закон, позволяющий проводить спецоперации за их пределами. (Спецоперация — это как раз то, что проделали с Яндарбиевым.) Потому что государство обязано защищать свою безопасность везде, во всех уголках света. Потому что неотвратимость наказания не должна ограничиваться пустыми декларациями.
У нас такого закона нет и, наверное, в скором времени не будет, ибо правозащитников и либералов мы боимся больше, чем террористов.
Сколько угодно можно изображать хорошую мину при плохой игре. Слать международные запросы о выдаче Березовского или Закаева. Отправлять официальные ноты протеста.
С тем же успехом, когда тебе приставляют нож к горлу, ты можешь вещать о неприкосновенности личности и презумпции невиновности.
Терроризм — эта та же война. А на войне нет выбора: либо ты, либо тебя.
Но терроризм еще и гораздо хуже обычной войны. Человек, надевая форму, всегда должен быть готов к тому, что его убьют: это его профессия. А от рук террористов гибнут ни в чем не повинные мирные люди. Женщины. Дети.
Спросите у матерей, потерявших в чеченских кампаниях своих сыновей; у самих же чеченцев, родственников которых похищали яндарбиевские соколы, присылая потом в посылках, для сговорчивости, то отрезанные пальцы, то уши. Спросите, наконец, у тех, чьи родные и близкие погибли среди ночи в жилых домах на Каширском шоссе и улице Гурьянова: что думают они о гуманизме и миролюбии, и вы услышите доходчивый, исчерпывающий ответ...
В политике только сила вызывает уважение. Слабого никто не видит в упор. И до тех пор пока мы не разучимся подставлять левую щеку после правой, считаться с нами никто не будет...
Чем хуже ЦРУ или “Моссада” наша ФСБ? — спросил я чуть выше. Коли правда все то, что говорят чеченские эмиссары, — не хуже. Может, даже и лучше. Профессиональнее.
И если мой голос что-то значит, прошу считать эту статью официальным ходатайством перед президентом Путиным о представлении тт. Белашкова и Бочкова к высоким государственным наградам...
Михаил Державин:
— Может быть, я очень наивный человек в том, что касается юриспруденции, но мне кажется, такие дела нельзя доверять катарским властям. Как гражданин России, я за то, чтобы суд над этими двумя людьми прошел здесь. И по-моему, такие прецеденты уже случались. Тем более что и Яндарбиев, если не ошибаюсь, был российским гражданином. То есть это абсолютно внутреннее дело нашей страны. Мне кажется, так было бы справедливо.
Валерия Новодворская:
— Все ясно как день: наши компетентные органы, которые оказались абсолютно некомпетентны, в очередной раз перед всем миром отстаивают право на убийство. И в данном случае больше всего я удивляюсь катарским властям, которые вынесли столь мягкий приговор. Это же не Европа, где, кроме пожизненного срока, ничего нет.
Владимир Меньшов:
— Очень сложно оценить ситуацию. Мы слышали только аргументы защиты, но не знаем, на что опираются в деле убийства Яндарбиева обвинители. Почему-то этого нам не раскрывают. Не уверен, что все их доводы — сплошная ложь и навет. Это было бы слишком. А вот то, что наши так активно борются за соотечественников, — это, безусловно, не может не радовать.
Возможен ли “переезд” осужденных россиян из катарской тюрьмы в родную?
Как сообщили “МК” в Минюсте РФ, у России нет договора с Катаром о передаче осужденных. Так что в данном случае вопросами о возможной переправке россиян на родину должны заниматься дипломатические службы.
Между тем Россия довольно широко использует практику вызволения “своих” заключенных из-за границы. Совсем недавно договор “О передаче для отбывания наказания лиц, осужденных к лишению свободы” был подписан с Мексикой. И хотя при ратификации таких документов в каждом конкретном случае оговаривается множество нюансов, договоры в основном схожи. Они, как правило, распространяются на россиян, которых в качестве наказания суд того или иного государства приговорил к реальному лишению свободы, включая пожизненное заключение и даже смертную казнь.
Но осужденный должен добровольно дать согласие на “переезд” в Россию. Ведь на родине его никто сразу на все четыре стороны не отпустит — если приговорен к пожизненному заключению, должен сидеть пожизненно.
— Приговоры, вынесенные в одной стране гражданам другой стороны, в случае передачи исполняются в принимающем государстве, — поясняют в Минюсте. — Принимающее государство не может снизить срок лишения свободы или заменить наказание, к примеру, на штраф. Однако передающая и принимающая страны могут по своим законам помиловать или амнистировать осужденного.
