В Институте им. В.И.Сурикова сейчас самая жаркая пора. Идут вступительные экзамены. Из девятисот абитуриентов, подавших документы, только 180 счастливчиков допущены к экзаменам. Но возможность получить образование в институте, связанном с именами Дейнеки, Фаворского, Кербеля, будет лишь у каждого третьего. За ходом самых растянутых во времени экзаменов наблюдали корреспонденты “МК”.
— Опаздываете! Быстрее, быстрее проходите, — торопит при входе, принимая нас за абитуриентов, декан факультета живописи Виктор Николаевич Слатинский. За нами протискивается пара с громоздкими этюдниками. Эти — точно опоздали. Ребята с виноватым видом пробегают в мастерскую. Экзамен уже начался. И повод для волнения у профессора есть: ведь на рисунок обнаженной натуры отведено строго 15 часов.
Двенадцать мастерских расположились на двух этажах. В каждой в среднем по пятнадцать человек. В течение пяти дней по три часа будущие живописцы оттачивают и доводят до совершенства свою работу. Вторая же половина дня — написание портрета. На него отводится 18 часов. А потом — композиция на заданную или свободную тему, натюрморт, акварель, наброски архитектурных объектов с натуры. Как известно, рисовальщики, скульпторы и графики — люди особого склада, и экзамены у них — особые. Вдохновение не терпит суеты. Результаты и оценки будут известны только через неделю на экзаменационном просмотре.
Пока изучаем всю эту информацию на стенде приемной комиссии, раздается мелодичный звонок — практически забытое воспоминание о школьной переменке. Творцы с горящими глазами выходят на перекур. Елена Браушкина приехала из Юрьева-Польского поступать на факультет графики. В родном городе окончила педагогический колледж. Как сама признается, старается получать удовольствие от того, что рисует. Сразу два Евгения приехали из Ростова на Дону. Евгений Гоманов — выпускник училища им. Грекова, а Евгений Тетерин учится там же на четвертом курсе отделения скульптуры.
— Произведения Ван Гога и Пикассо продаются за 50—70 миллионов долларов. Можете предположить, что ваши будут стоить столько же?
— Мы бы себе пожелали, чтобы наши работы при жизни стоили столько же.
— А как же постулат, что настоящий художник должен быть бедным?
— Скульптор, например, бедным быть не может. Если не поесть, то невозможно поднять тридцатикилограммовый мешок гипса…
Заходим в мастерскую, где сдают академический рисунок. Это основа основ профессии.
В мастерской позируют три мужские модели. Дорифора или Давида лепить с них можно только при наличии очень богатого воображения. Сухощавый жилистый дедушка в очках, плавках и массажных шлепанцах, коренастый мужчина среднего возраста с намечающимся животиком и щуплый юноша, ровесник абитуриентов, никак не тянут на идеалы античного совершенства. Но, оказывается, в условиях академического рисования постановку не должны определять лишь внешняя привлекательность и эффектность позы. Рисунок должен быть эффектно размещен на листе, уверенно построен, внимательно проработана пластика и пропорции внешнего вида. Никакой перегрузки деталями! И конечно же, распределение света и тени, бликов и полутонов.
Для контраста заглядываем в студию, где позируют женщины. Группа виртуозов карандаша бездействует: осталась без модели. Переживают: модели стало плохо, и она вышла освежиться, прогуляться по коридору. Шутка ли: в течение нескольких часов стоять, замерев в статичной позе, с упором на одну ногу! При малейшем движении натурщика, незаметном изменении позы, перемене упора ноги начинающие рисовальщики теряются, сбиваются, “мажут”. Говорят, сейчас вообще профессиональный натурщик — большая редкость. Не то что в 60—70-е годы прошлого века. В ту пору в Суриковском и Строгановке были свои профессионалы. Одному даже присвоили звание “Заслуженный работник культуры”. Сейчас с ними проблема. Главная причина бедственного положения — смехотворная оплата, равная 48 рублям в час. Только истинные радетели за великое искусство идут на такие жертвы.
Понаблюдав за творческим процессом изнутри, мы решили взглянуть на него снаружи, глазами проректора по учебной части Михаила Николаевича Аввакумова:
— Почти сто процентов поступающих имеют среднее художественное образование. В течение месяца комиссия из пятнадцати человек просматривает и отбирает самые талантливые работы уже подготовленных людей. Многие к нам поступают на второй, на третий год. Есть и феноменальные случаи. Одна девушка из Якутии пять лет приезжала, однажды приплыла в корабельном трюме и поступила в конце концов, а главное — закончила с отличием!
— А если экзаменационный портрет будет нарисован в стиле абстрактного кубизма?
— Да вы что?! Его даже не допустят. Это как раз тот случай, когда идет отсев в самом начале, еще до экзамена. Если говорить о Пикассо, то по его изумительным офортам с обнаженной моделью видно, что он великий реалист и прошел большую школу. Для меня, в какой бы манере художник ни работал, сразу видно: прошел он эту школу или нет.
За ходом вступительных экзаменов наблюдает ректор Анатолий Андреевич Бичуков. Вице-президент Академии художеств, знаменитый скульптор специально приехал из Минска, где открывался новый памятник, и сразу с поезда поспешил в аlma mater. Мы встретили его первыми и тут же огорошили вопросами:
— Как вы отбираете студентов в Суриковский институт?
— Строго и беспощадно. Блата, чьих-то звонков — избегаю. Если человек действительно уникальный, то придумаем для него что-нибудь. Наши преподаватели ездят в составе приемных комиссий практически по всей стране. Поэтому мы в курсе, где какая школа. Одно время было такое, что брали отличников Суриковского лицея без экзаменов. Сейчас мы от этого отказались, потому что это не оправдало себя. Это вроде Единого государственного экзамена.
В творческом вузе неизбежно возникают “особые” проблемы. К примеру, получив неудовлетворительную оценку по сочинению и глядя на свою, теперь уже исчерканную работу, мы видим, что где-то поставили лишнюю запятую, а где-то написали не ту букву. Но, пролетев на экзамене по рисунку обнаженной фигуры, таких пометок мы, конечно, не увидим. И только на апелляции нам покажут, где мы неправильно нарисовали ноги, руки или... что-то еще.
