— Ты очень красива...
— Артист обязан радовать публику всеми возможными средствами, тогда у него больше шансов этой публикой овладеть. Взять того же Клайбёрна. Тем более американцы так падки на эффекты... Нет, мое обаяние мне определенно помогло!
Ей 25. Возраст подчеркивается. Контуры фигуры тоже. На фотографии заметно далеко не все. Мечетина только вчера вернулась из провинциального городка Цинциннати (Штаты), захватив с собой золотую медаль тамошнего конкурса пианистов и его денежный эквивалент в 10 000 баксов. Из которых три тысячи — федеральный налог, “живых” привезла только 7000. Пока ее учитель — русский пианист Сергей Доренский — едет в поезде до Вены, радуясь за свою протеже, мы поговорили с Катей по душам. А то когда еще свидимся: у нее впереди Испания, Бразилия, Франция...
— Что же так берет американцев за душу, Катя? Русская фортепианная школа Доренского—Гинзбурга (Луганский, Мацуев, Мечетина) или... великолепие твое?
— А ты думаешь, так просто быть женщиной-пианистом среди мужчин? Что-то не много я припомню дам-суперзвезд, принадлежащих этой профессии: Татьяна Николаева, Элисо Вирсаладзе, Марта Аргерих... Кого еще назовешь?
— Не так уж много.
— Верно. Мужчинам легче это дается, ведь столько физических сил требуется! А женщин-пианистов на “рынке” всего 3—5% от общего числа. Но меня же ты не назовешь мужеподобной...
— Катя!!!
— С другой стороны, в манере моей игры нет женского начала. Она, игра, в хорошем смысле мужская. Что-то независимое...
— Но ведь трудно это сочетать?
— Еще как. Так и балансируешь на грани, продумываешь свое поведение каждый раз. За женственность мне бороться не надо: я стопроцентная женщина, без всяких там... А вот волевым качествам приходится учиться.
— Ты не замужем?
— Нет.
— Вот сделает тебе молодой человек предложение...
— Я пока не озабочена этой проблемой. Но так не хотелось бы, чтобы вопрос стоял “или — или”. Муж или музыка. Семья или музыка. Жизнь музыканта известна — гастроли, переезды...
— Кому это понравится...
— А может, муж будет таким же, поймет меня.
— Ладно. Поговорим о сексуальности. В смысле — обаянии. У тебя все время сногсшибательные платья. Главное в них то, что они свободны...
— А в каком я в Америке выступала! Черное. С коралловым. Его за три недели сшила Надя Богданова, мой модельер.
— Дорогое?
— Не будем об этом, ладно? А то скажут — вот, Мечетина, такая-растакая! Американцы шутили, что за это платье надо отдельную премию давать. Свободное, говоришь? Так ведь играть удобнее. Конструкция не должна сковывать движения в плечах. И вообще, я стараюсь получать максимум удовольствия от профессии.
— Лишь этой?
— Стихов не пишу. Поэтессой мне не стать. А вот в кино хотелось бы сняться. Я до сих пор не оставила мысль о возможном актерском поприще...
— И кого бы ты сыграла?
— Как? Женщину сильную, удачливую в профессии. Короче, сложную и противоречивую.
— Куришь?
— Не выношу.
— А машина? “Киа”, да?
— Постоянно за рулем. Обожаю! Это необходимый уровень комфорта.
— Хороший комфорт — в пробках стоять.
— И все-таки.
— Что за фамилия — Мечетина?
— Пытаются расшифровывать как “меч” или “мечеть”. Нет, не знаю. Одна родственная линия — уральская, другая — саратовская. Никаких мечетей. И знаменитых личностей в роду тоже нет.
— Теперь есть. Золотая медаль в Цинциннати — не шутка.
— Да, это авторитетный конкурс с очень жестким регламентом: четыре тура за пять дней. 40 пианистов приехало. Расселили нас по семьям. А в финале остались трое: я, кореянка Клара Шин и россиянка Настя Теренкова. Они разделили “серебро”. “Бронза” не вручалась.
— А что же американцы? Так плохо выступили?
— Не то чтобы. Та же Клара Шин учится в Штатах...
— Ты до сих пор занимаешься по десять часов в день?
— Нет. Это плохо действует на нервную систему. 3—4 часа хватает.
— Конечно, на “Стейнвее”?
— У меня дома “Ямаха”, но “Стейнвей” вне конкуренции. Хотя мы должны уметь играть на любом инструменте. А то приедешь с гастролями, а там такое... Пианист же не возит инструмент с собой.
— Удачи, Катя! Рады за тебя!
— Спасибо, всего вам доброго.
