А Оленя лучше!

К тому, что на дорогах встречается огромное количество ненормальных, донимающих его расспросами, Оленя давно привык. И даже научился относиться к чужому любопытству снисходительно. При условии, конечно, что любопытство это остается в рамках приличий. А журналистам у него и вовсе “скидки”: что, дескать, с вас взять, работа у вас такая.

Вот и наше знакомство произошло по самой типичной для всех его дорожных встреч схеме: из обогнавшей, а потом резко затормозившей на обочине Ленинградки редакционной машины выскочили люди, обступили и давай махать руками, фотографировать и задавать вопросы.

— Я изобрел велосипед, — сразу скромно сообщил им Оленя.

За окном машины промелькнуло что-то странное. Сооружение с первого взгляда напоминало гибрид велосипеда с плетеным дачным креслом и не спеша двигалось в попутном направлении. При этом человек, руководивший неопознанным транспортным средством, вальяжно возлежал в центре конструкции, почти как в пляжном шезлонге. Проехать мимо оказалось невозможно: до пенсии мучили бы угрызения любопытства.

Мы ехали в Клин на задание. А Оленя ехал неизвестно куда.

— Заранее никогда не планирую, — пояснил он. — Может, до Волги и назад. А может, до Белого моря, если всё нормально сложится.

При ближайшем рассмотрении “чудо техники” оказалось велосипедом только наполовину. Вторая его, если так можно выразиться, ипостась — катамаран. Этот диковинный гибрид Оленя сотворил своими руками.

— Промышленного изготовления только колеса, — уточняет потомок Левши. — Правда, я их усовершенствовал.

Как сразу выяснилось, разговаривать на обочине Ленинградского шоссе — затея безнадежная. Слова тонут в аккомпанементе бесконечного автомобильного шума. Поэтому договариваемся встретиться через три часа на берегу речки Дойбницы в 30 км за Клином. Мы как раз управимся с делами в городе Чайковского, а наш новый знакомый “допылит” до привычного места старта своих путешествий.

— Почему Оленя-то? — интересуемся перед расставанием.

— Как в песне: самолет — хорошо, пароход — хорошо, а Оленя лучше!

Имя свое и фамилию он так и не открыл…

Трое в лодке, считая саму лодку

На берегу Дойбницы знакомого велосипеда мы не застали. На травке, болтая в воздухе задранными колесами, почти готовый к отплытию, стоял катамаран.

— Оленя, а как вы называете свою конструкцию?

— По-разному. Не люблю только избитый термин “амфибия”. Паровозом, к примеру, называю: потому что он меня везет, только когда от меня идет пар. Еще — оленевозом. Или плывоедом — плывет и едет. Подкованные люди обозвали его как-то “пепелацем-Гну” и “гравицапой”. А вообще мы все вместе — трио. Иногда я их везу, иногда — они меня.

Отчеты о своих путешествиях Оленя выкладывает в Интернет. Так вот, в этих отчетах и катамаран, и велосипед пишутся с большой буквы. И отношение к ним — как к живым существам:

— В шторм, бывало, прошу: вывези меня, пожалуйста. И он вывозит. А потом на спокойной воде совершенно неожиданно начинает ломаться: “Мол, я тебя вывез, а теперь ты полечи меня”. Все как у людей — пока человек в напряжении, он не болеет. Стоит расслабиться — одолевают болячки.

Идея “оленевоза-плывоеда” появилась 4 года назад. Вскоре произошло “скрещивание”. А до этого велосипед и катамаран существовали по отдельности и возили друг друга по очереди. При этом особенно большие проблемы возникали в морских путешествиях. Ведь от соленой воды велосипедная цепь моментально ржавеет. Тогда Оленя и придумал свою “гравицапу” без цепи.

— Меня спрашивают: как ты изобрел велосипед? Я обычно начинаю “вешать лапшу”: старые ботинки надо было выбрасывать, смотрю, а шнурки-то еще хорошие. Вот я и сделал шнурковый велосипед. Шнурок у меня — заменитель цепи. Он идет от педали к колесу. А на колесе — система “храповик-собачка”. Все элементы по частям давно известны. Я лишь придумал их комбинацию, согласовал сухопутную и водную части. В отличие от обычного велосипеда, где на педаль нажимаешь всем своим весом, я усадил тело в комфортные условия, работают только ноги. Еще одно отличие — педали независимы друг от друга. На суше я нажимаю их попеременно, как на велосипеде, на воде — одновременно. В водном варианте шнур от педали идет к веслу. Получается, гребешь силой ног, руки же выполняют только “руководящую и направляющую” функции.

Будучи действительным членом, как он выражается, Пенс-клуба (пенсионером), больших средств в свои изобретения Оленя вложить не может. Поэтому большинство элементов конструкции — бывшие отходы. Особым успехом пользуются двухлитровые пластиковые бутылки. Кроме прямого назначения (в двух прилаженных к раме емкостях запас пресной воды) у них есть и несколько прикладных. В таких же бутылках хранится запас сыпучих продуктов. Из двух пластиковых бутылок сделан непромокаемый тубус для карт. А еще две бутылки — точнее, их обрезанные горлышки с крышками — впаяны в баллоны катамарана, и через них производится первичное “надувательство”. Дальше, до полной готовности, катамаран накачивается уже через ниппель насосом, тоже, разумеется, усовершенствованным.

Наконец приготовления завершены, Оленя стаскивает агрегат на воду, делает перед нами несколько кругов, демонстрируя скорость и маневренность, и скрывается за поворотом. Из Дойбницы — в Волгу, из Волги — в Рыбинское водохранилище, и так далее — где по суше, где по воде — до самого Белого моря. Один на один со временем и пространством, даже без мобильного телефона, с пятью тысячами рублей в кармане (“Половину наверняка привезу назад, но на всякий случай беру”).



По капле выдавливать из себя животное

Через несколько дней по электронной почте пришло письмо: “У меня фальстарт. Можем поговорить подробней. Оленя”.

Поселок Менделеево. Как гласит местный фольклор, родовое имение таблицы Менделеева. “Поместье” населено сотрудниками Института физико-технических и радиотехнических измерений. Оленя в прошлом — один из них. В единственной комнате его вопиюще холостяцкой квартиры на самом центровом месте расположился “оленевоз”. На столах вдоль стен — компьютер, швейная машинка, токарный станок…

— Иваньковское водохранилище для меня — своеобразный буфер, — объясняет причины возвращения хозяин. — Дохожу и там решаю, двигаться дальше или повернуть назад. В этот раз выявились мелкие дефекты, поэтому решил вернуться. Надо сразу устранить. К тому же двое суток лил дождь, я валялся в палатке, и за это время в голову пришло столько мыслей, что захотелось поскорее их записать. Через неделю снова стартую.

Каждый физик, особенно достигший определенного возраста, — философ по определению. Оленя — не исключение. Поэтому его путешествия и изобретения — лишь “костыли” для познания мира и формирования себя. К сожалению, выводы, которые он делает из наблюдений за окружающим миром, печальны.

— Мы только мним себя людьми, но мы далеко еще не люди. Мы — животный мир. Поэтому на протяжении жизни перед каждым стоит задача стать человеком. Большинство об этом, правда, не догадывается, да так животным и умирает. А я не хочу. Сейчас человечество исповедует идеалы так называемого общества потребления. Налицо высокий уровень технического прогресса и низкий уровень нравственности. Эта разность потенциалов может взорвать планету.

Пытаюсь свернуть разговор к вопросам биографии. Надо же как-то докопаться до истоков оленинского экстримизма (от слова “экстрим”). Но о себе Оленя говорит неохотно и скороговоркой.

— Глупости все это — “обычный человек”, “необычный”... Вопрос только в том, достаточно ли часто он глядится в свое внутреннее зеркало и оценивает свои поступки. Я — самый обычный человек.

— Все было, как у всех, — детский сад, школа, институт?..

— Ну… В детский сад я не ходил вообще. Когда принимали в пионеры, я отказался вступать. Пришел домой — родители схватились за голову. Мы жили под Новокузнецком, мои предки — ссыльные. Вот они и вели при мне все свои нелояльные разговоры. Естественно, наслушавшись, в пионеры я идти не хотел. Три года армии здесь, в Подмосковье, я воспринимал как жуткую неволю, которую надо перетерпеть. Потом женился, развелся, снова женился, снова развелся.

— Получается, вы очень свободный человек?

— Абсолютно. Стараюсь быть ничем не связанным. В свое время в аспирантуре я не стал защищаться, потому что мне не понравились правила игры. Я должен был перед кем-то на задних лапках скакать, кому-то поступить в услужение… Тогда я решил: плевать мне на вашу степень, знания-то у меня никто не отнимет. Степень, статус, надбавка — все это полная ерунда. Когда нужны были деньги, у меня всегда получалось как-то их заработать.

Но случались и черные периоды. 1991 год, по словам Олени, выкинул его из жизни. Он остался без работы и первую зиму фактически голодал. А затем приспособился “жить ягодами”. Сначала электричкой, потом на велосипеде мотался в Тверскую область, собирал клюкву, чернику, голубику. За сезон — десяток ездок. Делал такое вино, что постоянная клиентура приезжала даже из Москвы.



Место разбрасывать камни

А тридцать лет назад Оленю приговорили. Подхватил гепатит, полгода лечился, но безуспешно. В конце концов медики отправили его домой с приговором: не пить, не есть, и никаких физических нагрузок. Выписали, как он понял, чтобы ненароком не помер в больнице. Несколько суток он и так уже ничего не ел, ничего не пил и мало чего осознавал. Но вдруг случилось просветление. Умные люди подсказали, что голоданием лечат, и даже принесли почитать специальную книжку. И хотя в ней говорилось, что именно при болезнях печени голодание противопоказано, Оленя продолжил свое, как оказалось, лечебное голодание, но уже “по науке”.

Потом перешел к следующему противопоказанию — физкультуре. Ходил за ягодами-грибами, постепенно сел на велосипед, увлекся плаванием и подводной охотой. Правда, довольно быстро самодельное подводное ружье выбросил — осознал, что нельзя находить удовольствие в убийстве живности. Это как раз из тех вещей, что мешают индивиду распрощаться с животным внутри себя. А лет через пять одна московская туристская группа взяла Оленю в поход. Компания давно рассыпалась — дела, дачи, дети-внуки. Поэтому давно уже путешествует один. Исколесил и проплыл Карелию, верхневолжские озера, Северную Двину, Байкал, а Белое море — так вдоль и поперек несколько раз.

— Неужели не страшно в одиночку? Наверняка же бывали нештатные ситуации?

— Однажды в сумерках на дорогу выбежал медведь. Приятного, надо сказать, мало. Встал на задние лапы и принялся меня рассматривать. Но, видимо, убедился, что это всего-навсего велосипед, и пошел своей дорогой. Медведи знают, что такое велосипед, они ведь в цирках на них катаются.

В другой раз на Белом море я испытал натуральный ужас, когда чуть было не растерялся со своими боевыми товарищами — велосипедом и катамараном. Ушел километра за четыре в магазин, а их оставил в укромной бухте на берегу. Уходил во время отлива, пересекая по обнаженному дну многочисленные фьорды. Но начавшийся прилив заставил меня на обратном пути все эти фьорды обходить, и в тумане я долго не мог выйти на нужное место. Уже проклял себя за безмозглость, как вдруг за следующим поворотом сталкиваюсь с ними нос к носу! Они не вышли мне навстречу, но, кажется, были к этому готовы. Я рухнул перед ними на колени и долго просил прощения.

— А опасности, так сказать, антропогенной природы?

— Были, но я их избежал. У меня есть оружие — мой язык. Если сталкиваюсь с агрессией, стараюсь уболтать человека. Пожалуй, самый показательный случай был недалеко от Череповца. Дождь, дорога узкая, а движение насыщенное. Вдруг передо мной, обогнав меня, останавливается “Запорожец”, и из него вываливается пьяный верзила. Не говоря ни слова, подходит и толкает меня в грудь. “Извините, — говорю, — я вам, наверное, чем-то помешал?” — “Ты должен ехать по обочине”. — “Но там грязь. Простите меня, ради Бога”. Некоторое время он что-то соображал, потом говорит: “А ты почему не дерешься?” — “А зачем? Я виноват. Да и нравишься ты мне”. И все это сопровождаю самой искренней на свете улыбкой. Наконец верзила повернулся и, озадаченный, пошел к своей машине. Инцидент был исчерпан.

Чем дальше от Москвы, тем народ, по мнению Олени, мягче. Он даже сформулировал закон: внутренняя культура человека обратно пропорциональна расстоянию от его места жительства до крупных “культурных центров”. К коим относит столицы, курорты, индустриальные гиганты.

На Байкале подошел как-то на катамаране к сейнеру, чтобы купить рыбы, — рыбаки сбросили полмешка омуля “за просто так”. “Зачем мне столько?” — “Завялишь”. Потом питался этой рыбой целый месяц. В Боярске (это тоже на Байкале) молодой парень все норовил подарить ему свои штаны. Так зауважал после того, как Оленя поделился с ним наблюдениями о жизни. Еле от подарка отбоярился.

Объехав Байкал на катамаране по периметру (1500 км) за месяц и одну неделю, на обратном пути Оленя решил проведать родной Новокузнецк. Это еще 2000 км на велосипеде.

— В Сибири на рынках невозможно было ничего купить. Стоит только прицениться — как тут же заваливают помидорами, огурцами, клубникой, сметаной. Такие вот знаки внимания моему “земноводу”. А я чувствовал себя при нем “сопровождающим лицом” и обслуживающим персоналом. Но не завидовал. Ведь и мне кое-что перепадало.

В другой раз в поселке Сямжа Вологодской области дальнобойщик, расспросив, куда и откуда Оленя держит путь, хотел сунуть ему червонец. Просто так, в знак уважения. А вот у самого дома, в Зеленограде, мальчишки с улюлюканьем закидали камнями…



Шнурок до Сиднея довезет

— Однажды я решил: надо избавляться от врагов, — продолжает Оленя. — Разумеется, не истребляя их, а переводя в разряд друзей или хотя бы индифферентно настроенных знакомых. Я задумался: с этим человеком у меня почему-то напряженные отношения. Я ему ничего плохого не сделал, но вдруг он считает, что я его как-то обидел. Дай-ка я перед ним повинюсь. Потратил несколько лет на просмотр всей своей жизни. Конечно, не сидя в мешке, как герой Кастанеды, а путешествуя, размышляя. Теперь у меня нет врагов.

— Семейная жизнь оказалась несовместима со скитаниями и вечными железками в квартире?

— Женщина требует к себе большого внимания, а у меня на первом месте оказался другой интерес. Мечников тоже ведь говорил: да, у меня бывает влечение к женщине, но я его быстренько перевожу на научный интерес. Энергия-то одна. Либо я ее потрачу на женщину, либо на свой научный потенциал. Я его очень понимаю. Мыслительная деятельность по своей сути очень близка к связи с женщиной.

После второго развода отношения с бывшей женой сохранились дружеские. Не было бы счастья, да несчастье помогло, говорит Оленя. Сын с детства страдал астмой, и мать не могла в одиночку справиться с его болезнью. Во время приступов приводила мальчика к отцу. Тот как раз “выхаживал” себя после гепатита, заодно выходил и сына. Нынче тот, закончив МАИ, живет... в Австралии. Та самая “утечка мозгов”.

Теперь терзает Оленю идея фикс. Сын, конечно, зовет прокатиться на велосипеде по Австралии, но... Катамаран-то обидится! Тем более, говорит Оленя, физическая возможность попасть на Зеленый континент своим ходом существует: через Китай, Вьетнам велосипедом, а там — цепочка индонезийских островов. Между островами самый большой пролив — 104 километра. Для Олени с его “земноводом” — 16 часов ходу.

Пока, однако, нашу “троицу” останавливают сообщения о случаях пиратства в той части света.

Но недавно в Интернете промелькнуло сообщение, вселившее в Оленю надежду. Пожилого российского мореплавателя отловили в австралийском городке Дарвине, куда он прибыл на “парусной посудине длиной с ванну”. Путешественник погорел из-за паспорта старого образца. Ведь из дома он выехал три года назад.

— Может, это и мечта идиота, — задумывается Оленя. И тут же добавляет: — Кто-то из великих, не помню кто, в позапрошлом веке сказал: “Пусть я никогда не сумею добраться до Фиджи, но никогда не говорите мне об этом”.

Да я в общем-то и поостерегся бы таких смелых заявлений…




Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру