В то время как власть завершает расчленение империи Ходорковского, в широких массах политтусовки обсуждают все новые и новые идеи по облегчению карманов прочих олигархов. Год назад как о панацее говорили о необходимости введения природной ренты. Сейчас эти разговоры как-то поутихли. Зато с легкой руки Григория Явлинского появилось новое поветрие. Теперь уже не только “Яблоко”, но, например, и фракция “Родина” призывают к введению специального налога “на порыв ветра”.
Суть предлагаемой меры проста до примитивности. В прошлом олигархи купили госсобственность за бросовые деньги. А сегодня эта собственность стоит баснословно дорого. Почему бы не заставить “прихватизаторов” заплатить хотя бы часть разницы между старой и новой ценой?! Особая прелесть этого налога заключается в том, что его нельзя назвать антирыночным. Ведь нечто подобное было недавно осуществлено в такой цитадели западного капитализма, как Англия.
Возможно ли все это в России?
Когда весной 1997 года свежеизбранный британский премьер Блэр впервые появился на Даунинг-стрит, его ожидал довольно странный прием. Один из преданных прежнему обитателю здания Джону Мейджору уборщиков не только разрыдался, но даже осыпал нового премьера гневными упреками. Но у основной массы британского пролетариата приход Блэра к власти, напротив, вызвал положительные эмоции. Новый премьер сразу обложил владельцев бывшей государственной собственности специальным “налогом на порыв ветра”.
Глава британских левых сил Блэр сумел вернуть свою партию к власти после восемнадцатилетнего перерыва во многом благодаря своему полному отказу от социалистических идей. Но окончательно сказать “гуд бай” идеям социализма Блэр не мог. Часть членов его партии по-прежнему составляли люди, гневно осуждающие Маргарет Тэтчер за проведенную ею в 80-х годах приватизацию госимущества.
Поэтому Блэр и его министр финансов Гордон Браун придумали хитрый ход. Они объявили, что новые владельцы приватизированных госпредприятий получили неожиданно высокие дополнительные доходы. Во-первых, в 80-е годы они сумели скупить госсобственность по весьма скромным ценам. Во-вторых, в последнее время экономика развивалась столь бурно, что акции бывших госпредприятий приносили просто неприлично высокие дивиденды. Поэтому Блэр и Браун объявили о введении нового единовременного налога “на порыв ветра”. Он составил 23% от разницы между старой ценой госсобственности и ее стоимостью в 1997 году.
Поскольку лейбористы составляли в парламенте абсолютное большинство, эту инициативу депутаты восприняли на ура. Да и ее экономический эффект оказался вполне положительным. Уэльская компания коммунальных услуг “Хайдер” в результате нового налога, правда, чудом избежала банкротства. Но все остальные приватизированные гиганты типа “Бритиш Телеком” и “Бритиш Газ” заплатили без особого ущерба для себя. А британская казна получила аж пять миллиардов фунтов (около восьми миллиардов долларов) дополнительного дохода. Как с гордостью объявил Блэр, эти деньги были потрачены на профессиональную переподготовку молодых безработных.
Впрочем, далеко не все эксперты согласились с тем, что “налог на ветер” оказался супергениальной идеей. Несколько экономистов заявили, что в результате нового налога пострадали отнюдь не олигархи. Мол, владельцы приватизированных предприятий, чтобы компенсировать свои потери, понизили зарплаты сотрудникам и повысили тарифы на свои услуги для граждан.
Кроме того, большинство экспертов сошлось во мнении, что “налог на ветер” можно вводить только один раз. Если правительство будет делать это постоянно, то инвесторы откажутся вкладывать деньги в экономику страны. Ведь появляется риск, что сегодня ты купишь что-то задешево, а через несколько лет тебе вдруг выставят астрономический дополнительный счет.
Судя по всему, именно этот аргумент показался британским властям исключительно убедительным. В 2001 году местные нефтяные компании получили рекордную дополнительную прибыль почти в 20 миллиардов долларов. Профсоюзные деятели сразу потребовали введения нового “налога на ветер”. Министр финансов Браун сначала говорил, что в принципе это возможно. Но в конце концов сказал твердое “нет”.
Так что из британского опыта можно извлечь один очень важный урок. Ничего криминального или антирыночного в “налоге на ветер” нет. Но особо увлекаться им тоже не стоит. Только вот сумеет ли Россия воспринять этот урок? Ведь мы обожаем любую разумную идею доводить до абсурда.
От залоговой приватизации государство получило 600 млн. долларов
Сначала схема приватизации обкатывалась на так называемых инвестиционных аукционах. Их серия была проведена в 1994 и 1995 годах. Хотели как лучше: государство продает в частные руки принадлежащие ему пакеты акций, а покупатель берет на себя обязательства вложиться в дальнейшее развитие производства. Но получилось как всегда: законодательную базу проработали плохо, и масса “провалов” в документах породила кучу злоупотреблений.
На смену пришла “залоговая” концепция приватизации. Автор — тогда президент ОНЭКСИМбанка, а ныне олигарх Владимир Потанин. Он предложил предоставить кредит правительству под залог принадлежащих государству акций ведущих предприятий (в итоговый список вошли 44 из них). А в условиях супердефицитного бюджета, каким он был в 1995 году, все было предельно ясно: деньги на возврат кредита в казне вряд ли появятся. Выходит, речь изначально шла не о залоге, а о приватизации госпредприятий.
Естественно, идею залоговой приватизации потенциальные покупатели встретили с гораздо большим энтузиазмом. Ведь новые собственники уже не были связаны обязательствами и, ничего не вкладывая, получали в свои руки самые жирные куски госсобственности. Кроме того, никто не мог помешать новому хозяину быстро скинуть вновь приобретенную собственность. Уже не по заниженной конкурсной цене, а по реальной, рыночной.
Провернули сделку тоже очень быстро. Правительство взяло долг 600 млн. долларов под залог самых “вкусных” российских компаний. И никого, в общем-то, не смущало, что большая часть денег осталась на счетах в тех же банках: на то они и “уполномоченные” казначеи власти. А получив деньги, банки по сверхнизким ценам “продали” себе же, через подставные, срочно созданные АО, самые доходные российские компании. Такой и была приватизация по-русски.
1. Возможно ли ввести компенсационный налог в России?
2. Какой процент должны заплатить наши олигархи?
Борис НЕМЦОВ, председатель совета директоров банка “Нефтяной”:
1. По сути, законами о природной ренте, пошлинами на газ и прочим этот налог для бизнеса уже введен. Они что, хотят еще отнять — мало?.. Я считаю, что введение этого дополнительного налога только ухудшит инвестиционный климат России. Задним числом менять правила игры, самой властью и придуманной когда-то, — несправедливо. А еще я не уверен, что наша власть этими деньгами сможет разумно распорядиться.
2. Справедливости в установлении процента не может быть априори. Этот налог только увеличит коррупцию, потому что налоги-то будут дифференцированы (у нас же разные отрасли у бизнеса: газ, химия, нефть — у всех условия разные), а определять, какой налог кому ввести, будут чиновники. А уж они своего шанса обогатиться, то есть нахапать взяток, не упустят.
Дмитрий РОГОЗИН, лидер партии “Родина”:
1. Вводить этот налог нужно, чтобы нормализовать ситуацию в области приватизации. Ведь чем руководствовались авторы залоговых аукционов? Они в один прекрасный день поняли, что в бюджете — огромная дыра, и тогда срочно пустили куски собственности с молотка. Тогда даже самые грамотные аудиторы не смогли подсчитать, сколько и что конкретно стоит, все делалось в спешке, как обычно. Между тем предприятия стали приносить ежегодно сумасшедшие суммы, а в результате появились олигархи. Сейчас с этим положением дел надо кончать!
2. Это должны быть разумные банковские проценты, а их размеры пусть экономисты определяют. Все отбирать у бизнеса не имеет смысла, потому что они не совсем виноваты: просто воспользовались ситуацией. Возьмем, к примеру, “Норильский никель”. Предприятие было продано за 170 миллионов долларов, а их прибыль — три миллиарда долларов. Да, компания успешная. Однако вспомните, друзья: когда были залоговые аукционы, было конкретно сказано, что в 1998 году часть денег необходимо было вернуть в бюджет страны. Но об этом все забыли, все договоренности ушли в песок. И еще: когда экономисты будут считать процент компенсационного налога, надо найти механизм, чтобы проследить: предпочтений быть не должно.
Сергей ГЛАЗЬЕВ, депутат Госдумы:
— Такой налог существует во многих странах. В наших условиях, когда акции предприятий колеблются от минус 20 до плюс 30 процентов, это вряд ли возможно. Финансовый рынок не устоялся. Он находится под влиянием спекулянтов. Это будет возможно, только когда наш финансовый рынок перейдет из спекулятивного состояния в инвестиционное.
Ирина ХАКАМАДА, председатель оргкомитета партии “Свободная Россия”:
1. В принципе компенсационный налог ввести в России можно. Это принесет гораздо большую пользу, чем бесконечные судебные разбирательства власти и бизнеса, в результате которых последний и так терпит огромнейшие убытки. Сейчас ведь закон интерпретирует каждый как только может. Но должно быть одно условие: налог этот ввести надо только один-единственный раз, без права в дальнейшем его пересматривать. Таким образом, в истории так называемого перераспределения собственности можно будет поставить точку.
2. Точную процентную долю налога должны устанавливать грамотные экономисты, и при этом они должны руководствоваться двумя факторами: а) чтобы хватило на реализацию какой-то части социальных программ и чтобы без воровства; б) этот налог ни в коем случае не должен пойти в ущерб всему бизнесу.
Григорий ЯВЛИНСКИЙ, лидер партии “Яблоко”:
1. Возможно невозможно, а надо. Почему коммунизм строить можно, приватизацию проводить вопиюще несправедливо можно, а принять меры, чтобы исправить ситуацию, нельзя? Но только одним налогом дела не исправишь. В том же законе обязательно должно быть: о пределах концентрации капитала в одних руках, о прозрачном лоббизме, о прозрачном финансировании политических партий, об общественном телевидении, о тех, кто такую приватизацию придумал и реализовал, — короче говоря, об отделении бизнеса от власти на всех уровнях и о признании сделок 90-х годов.
2. Налог — не наказание и не принуждение к пожертвованиям. Вся система мер, включая налог, должна быть направлена на то, чтобы люди, нагло ограбленные сначала в 1992 году, потом с помощью наперсточной приватизации — в 1995—1997 годах, почувствовали, что справедливость восстанавливается хоть в какой-то мере, и наконец согласились признать, что крупная частная собственность в России — законна.
Андраник МИГРАНЯН, политолог:
1. В принципе такое возможно и в России. Но ввести такой налог — значит установить определенные жесткие правила. После его оплаты все бизнесмены независимо от того, каким путем они нажили свое состояние, становятся белыми и пушистыми в глазах общественности. Тогда отношения бизнеса и власти будут навсегда урегулированы. Многие крупные бизнесмены были бы только рады пойти на это, получить новую легитимность. Вопрос в том, готово ли государство. Что оно выберет — навсегда снять российских бизнесменов с крючка или держать их в подвешенном состоянии. Англия — развитое государство с сильной партийной системой, там введение подобного налога не было проблемой. Это было устранением единичного случая несправедливого распределения частной собственности и не меняло отношений власти и бизнеса. А у нас другое дело. В России бизнес долгое время контролировал власть. Сейчас наблюдается движение в обратную сторону. Готова ли власть зафиксировать эти отношения? Ведь надо не просто применить закон. С обеих сторон должны быть равные силы, способные контролировать и поддерживать такой баланс.
2. В каждом конкретном случае сумма должна быть оговорена отдельно. Есть очень богатые люди, которые начали свой бизнес с нуля и всего добились сами. Их не нужно облагать налогом вообще. А когда отдельные личности за бесценок покупали компании, связанные с природными ресурсами страны, — сумма их выплат может варьироваться от 25 до 50 процентов от себестоимости компании. Но эти выплаты должны производиться постепенно. Если они будут единовременными, компании могут просто обанкротиться, как это произошло с ЮКОСом.
Игорь БУНИН, гендиректор фонда “Центр политических технологий”:
— Нет никакой разницы между “Сургутнефтегазом”, ЮКОСом и квартирой в 200 метров. Если вводить такой налог у нас, то доплаты следует требовать от всех, у кого есть приватизированное имущество. А тогда начнется малая гражданская война. В любом случае это требует юридического обоснования. Если приватизация была незаконна, собственник должен возместить государству некую сумму, но только в результате судебного иска, если закон был нарушен. А англичане странно придумали. Что приватизировано, то приватизировано — как можно отдать часть этого государству?..
Михаил ДЕЛЯГИН, экономист:
— Общество считает: крупная собственность приобретена в результате преступления. И не совсем без оснований: приватизация проводилась в противоречии со многими законами. Более того, даже новые собственники очень часто не признают свалившееся на них добро своим: они просто эксплуатируют на износ заводы и месторождения полезных ископаемых. Ситуацию нужно изменить: это тормозит развитие экономики. Простейшим путем — отобрать в пользу государства — нельзя. У нас власть полностью разложившаяся, там сидят не косыгины, а те же абрамовичи — только менее эффективные и более голодные. Поэтому кроме того, что передел внесет смуту, экономика станет менее эффективной.
Идея компенсационного налога очень простая. Товарищи бизнесмены, вы взяли имущество даром или почти даром — извольте заплатить. Сколько? Понадобятся услуги опытных оценщиков, которые сумеют рассчитать стоимость бизнеса на момент приватизации и сейчас. Причем оценивать придется не по фондовому рынку, который сильно колеблется, а по качеству бизнеса. Ведь у нас некоторые компании переоценены, а некоторые, наоборот, недооценены.
Найти таких специалистов можно: это крупнейшие международные компании, которые дорожат репутацией. Но здесь есть технические проблемы. Предприятия, полученные в ходе тех же залоговых аукционов, и сегодняшние компании — это две большие разницы. И как выделить собственность, созданную трудом новых хозяев? Трудно, но можно.
Когда будет выяснено, что владелец какой-то крупной корпорации недоплатил крупную сумму денег, ему потребуется рассрочка. Иначе бизнес просто разрушится: государство останется не только без “компенсаций”, но и без налогов, которые получало с него раньше. В разных секторах эта рассрочка будет разной. При цене 10 долларов за баррель в случае с нефтяными компаниями — одна, при цене в 40 долларов — другая. Чисто технически эта работа займет год, а учитывая наши условия — два.
Счетная палата посчитала, что ущерб, нанесенный приватизацией, составил около 2 млрд. долларов. Но цифре этой я не верю. Объектов-то было раза в три больше, и не факт, что они считали наиболее крупные из них. По одной лишь приватизации “Славнефти” ущерб может оказаться больше. Она была продана за $1 млрд 860 млн., а ее оценивали в 3—4 млрд.
