Движение жизни. Это труднее всего передать на экране. Движение жизни внутри человека — как оно происходит, из чего складывается, отчего становится ясно, что уже — другое. Особенно если оно все состоит из ощущений, на поверхности практически неуловимых. И ощущения эти как будто не твои, а автора, за экранизацию которого взялся. У Сергея Урсуляка получилось. Передать дыхание трифоновской прозы, его московской повести “Долгое прощание”, написанной в 1971 году, но, как всегда бывает с вещами талантливыми, удивительно современной.
Обычно все экранизации грешат — какая кажется неживым слепком, какая вызывает улыбку своим желанием перещеголять, улучшить и углубить, так сказать. Я имею в виду экранизации литературных произведений, а не историй жизни, написанных самими мэрами, преступниками и пр. Тут вышло редкое — понимание и полное приятие, отчего и получилось цельная ясная картина, которая интересна и сама по себе, и в сравнении. Хотя сравнивать — тот редкий случай — и незачем. Поскольку картина полноценна и понятна и не читавшим “Долгое прощание” Юрия Трифонова.
Она самодостаточна, сама — произведение, сама — факт нашей кинобиографии, благодаря которому уже можно сказать: сдвинулось. Пошло. Кино перестало угождать и соответствовать, заигрывать — с публикой ли, с большими фестивалями ли. “Долгое прощание” не поставлено для. Для тех, кто дал деньги, или для тех, кто может дать, или для своей компании. Оно поставлено потому что. Потому что близко, понятно и нельзя не поставить. И это, как известно, единственное условие, при котором рождается настоящее. Происходит то самое движение. Уловленное авторами фильма движение жизни передается естественным образом на экране. Камеру не обманешь. То, чем дышат те, кто за ней стоит и перед ней играет, всегда остается на пленке. И потому после плохого фильма всегда тошнит — именно не фигурально. Все передается. “Долгое прощание” погружает — в себя, в свои мысли о том же самом: как, зачем, почему все происходит. Я имею в виду, конечно, не общественное устройство, а собственное. Кино интересно, когда люди, его сделавшие, сами себе интересны. Режиссер Сергей Урсуляк, который кажется весь вещью в себе и притом снимает удивительно легкие фильмы, такие, что после первого же увиденного — для меня это был “Русский регтайм” — сразу узнаешь его почерк, по единому кадру. То, не бунинское, не чье-то другое, свое, но — легкое дыхание. Так же, как и в его авторских телепрограммах о людях кино “Пестрая лента”. Оператор Миша Суслов. Он и в титрах Миша, несмотря на то что уж более двадцати лет на Голливуд работает. Миша специально придумал для этой своей картины особую технику перехода из черно-белого изображения в цвет. Цветом — совсем немного, не навязчиво, а очень к месту выделяя в черно-белом повествовании моменты-вспышки в жизни героев, когда глаза поднял и вдруг — словно яркость кто-то врубил на полную мощь. Движение его камеры плавно и естественно — словно внутренний взгляд, то, как сам на мир смотришь, когда хочешь увидеть, а не проскользнуть. История изнутри. Одно это уже надо, если выйдет, в учебники заносить и во ВГИКе преподавать. Благо Миша человек от жизни не оторванный и техники своей не скрывает. (Профессия же, как известно, сплав, но технике тоже подучиться никому не мешает.) Художник-постановщик Григорий Широков. Стилизация под начало 50-х, в которых существуют герои, несомненно удачна, поскольку ненавязчива и не отвлекает от развития истории.
Молодые актеры — Полина Агуреева и Андрей Щенников, “фоменки”, из Театра Петра Фоменко. Уже знак качества, что плохо не могут. Но тут другое — помноженное на все вышеперечисленное, не забывая и про удивительно точный сценарий Эльги Лындиной и Сергея Урсуляка. То есть хороший материал, хорошо срежиссированный и снятый, сыгран хорошими актерами. Оба дебютанты в кинематографе. Полина Агуреева (невероятная редкость для нашего киномира) получила на “Кинотавре” за первую же свою — эту работу — приз за главную женскую роль. Девочка-открытие. На фестиваль приехать не смогла. Режиссер, благодаря за нее со сцены, сказал: готовится стать матерью. Сыграла мятущуюся молодую актрису — между талантливым, но отовсюду гонимым мужем (Андрей Щенников), пишущим в стол, и успешным драматургом (Борис Каморзин), пришедшимся ко двору, но осмеиваемым актерами и с больной дочерью, полусумасшедшей женой. В общем, пожалела не задумавшись. А пришедшую к ней известность и благополучность благодаря этой связи — главные роли, телефон в дом, машина к подъезду, рестораны — восприняла как естественное. Но, поймав однажды на подлости, очнулась. Щенников в роли мятущегося же молодого писателя — тоже удивительно трифоновский персонаж, передавший и муки, и гордость, и то постепенное понимание, что да, все это — долгое прощание в короткой жизни.
Нет, конечно, нужно крепкое зрительское кино. И правильно, что главный приз на “Кинотавре” дали именно такому — “Водителю для Веры” Григория Чухрая. И на “Оскар”, я считаю, его надо выдвигать — большой стиль: история любви на фоне истории страны, снятая известным в Голливуде после номинации на тот же “Оскар” (за “Вора”) режиссера. И “Ночной дозор” — это хорошо. Я от своих слов в рецензии на него в “МК” не отказываюсь. “Ночной дозор” Тимура Бекмамбетова — тот локомотив, что двигает за собой всю киноотрасль, стаскивает кинопроизводство с мертвой точки — в освоении современных технологий: спецэффектов, монтажа и пр.
Но “Долгое прощание” — это то, что останется наверняка. Он уже по-другому за собой тянет. Нутром. Тем самым качеством, которое наконец вышло из того количества. Как, скажем, “Короткие встречи” Киры Муратовой — пересматривая всякий раз, когда даже случайно наткнешься, с любого кадра втягиваясь и находя что-то новое, иное, и потом не сразу — снова в суету.
