Помните крылатую фразу из “Приключений Шурика”: “Учись студент, кто не работает — тот ест”?! “СтуДень” решил узнать, какие жизненные уроки выносят для себя из летней практики современные студенты.
Вскрытие нервов
Студенты одного из московских медколледжей на целую неделю попали на практику в Институт Склифосовского. Работали в общей реанимации.
— В отличие от других больниц, где практикантов обычно используют как бесплатную рабсилу (заставляют, например, драить полы и стены), здесь мы были приняты как люди, пришедшие перенимать опыт, почти коллеги, — рассказала одна из практиканток. — Врачи много рассказывали, задавали свои вопросы, постоянно агитировали работать дальше по профессии.
Про тяжелые случаи в работе ребятам не говорили. Но очень скоро студенты поняли, что тут каждый случай тяжелый. Помещение, где находятся больные, все сотрудники называют не боксом, а залом. У практикантов сразу же возникла четкая ассоциация — зал ожидания. Пациенты: перевязанные, в коме, глаза закрыты. На лицах раны и ссадины. А вокруг — полнейшая тишина. Слышен только неприятный писк работающих аппаратов: сердце, пульс, артериальное давление...
Студенты промывали больным желудки, кормили через зонды или с ложечки. После всех процедур начинали носиться с документами.
— Кстати, ни в какой другой больнице я не видела столько молодых врачей, — рассказывает собеседница. — Причем в основном — мужчины. Симпатичные. Хотя они все время в масках и халатах, может, поэтому и симпатичные. Так что не всегда было только страшно...
Очень часто студентов отправляли за кровью. Донорской, для переливания. Также приходилось возить пациентов на рентген. А пациенты бывают в три-четыре раза тяжелее медсестры. Выручали современные каталки, которые едут легко, как по льду. Иногда практикантов просили собрать первичную информацию о пациентах: как зовут и где живут. Оказалось, чаще всего люди попадают в реанимацию по своей вине. Практически все из автокатастроф. Также привозят самоубийц и бомжей. Последних вместе со всеми кладут.
— После этой практики многое понимаешь. Я теперь знаю, что никогда не стану реаниматологом. Просто не хватит нервов. Неслучайно в реанимации врачам больше платят по сравнению с другими отделениями. За тяжелую работу...
Студенток другого медколледжа отправили на практику в... морг. “Мне поплохело от одного специфического запаха морга, — вспоминает Аня. — А что уж говорить о самом зрелище вскрытия?” После работы патологоанатома мертвое тело стало похоже на пустышку. Трудно осознавать, что раньше оно ходило, говорило и смотрело. Девчонки старались об этом не думать, не думать ни о чем вообще. Так легче — смотришь на этот беспредел как на прикол: ну, режут и режут, черт с ним. Затем вошел, покачиваясь, веселенький врач и установил причину смерти — врожденный порок сердца. Практикантки доделали грязную работу по обработке тела усопшего. Голову и горло набили тряпками, как огородному чучелу, и аккуратно зашили. Дело сделано, но на душе тяжело...
В четыре утра в общаге подмосковной фермы трубят подъем. Сонные студенты зооинженерного факультета Тимирязевки плетутся в автобус: пешком до стойл с коровами не добраться и за полдня. Через 15 минут они уже на месте. Нужно выгрести стойла, привязать и вымыть коров и протереть каменные полы. В пять, к началу дойки, все должно блестеть.
С какой стороны доярке подходить к корове, студентка сельхозакадемии Дарья в теории знала, но на практике все оказалось сложнее.
— Они ведь и лягнуть могут, и хвостом по лицу отлупить, — надевает она Пеструхе доильный аппарат. — Это сейчас спокойные стали. Привыкли к нам уже.
Вместе с Дашей в хозяйство приехали еще десять практиканток. Всего за два дня белоснежные халаты стали грязно-желтыми.
— Тут одна девчонка шла с утра с дойки, увидела на обочине ромашку и за ней. Так и ухнула в навоз. Потом всей группой ее оттуда выуживали, — рассказывают девчонки.
Саша и Миша этим летом — пастухи. Ночь, звезды, коровы звенят колокольчиками — чем не студенческая романтика?! А пока Медведицу на небе искали, телочки разбежались и поели все растения с опытных полей фермы.
С коровы за день студенты получают по 30 литров молока. Потом за ним приезжают машины и развозят по московским заводам. Студентам же за месяц нечеловеческих работ полагается по полторы тысячи “деревянных”.
По уши в земле, с маленькими лопаточками и граблями проходят практику в московских парках тимирязевцы. “И попробуй разберись, сколько цветов сюда надо посадить, — тычет в рисунок-чертеж юный озеленитель, оглядываясь по сторонам. — Ладно, посажу на глаз — может, пронесет, и никто не заметит”.
Придумал, посадил, заменил. И так каждый день, с восьми утра до пяти вечера. А потом на другой край Москвы на проверку своего цветника — убирать сорняки и заменять “смертников”.
Без пяти минут ландшафтный дизайнер Юля отрабатывает летнюю озеленительную практику в последний раз. Надеется, что никогда больше ей не придется засеивать поле зерном и прореживать свеклу. И никто не назовет ее “агрономом”: “До четвертого курса мы — бесплатная рабочая сила, рядовые. Рожь, морковь сажать — это все к нам. Даже, помню, один раз целое поле пололи!” Правда, на пятом курсе Юле все-таки посчастливилось украсить центральные супермаркеты своими дизайнерскими клумбами. Зато не повезло с цветочной практикой третьекурсникам Тимирязевки — они пашут на земляничных полях в совхозе. “Сажайте до тех деревьев, — строгий начальник указывает на небольшой лесок в нескольких сотнях метров. — Вот план: расстояние — 20 см. Приду — проверю”. Совочки, перчатки на руки и... километровые грядки зеленых кустов.
