Ровно пять лет назад Алексей Гордеев был назначен министром сельского хозяйства. И хотя правительство с тех пор перетрясали не раз, ему удалось “застолбить” свою вотчину — село со всеми вытекающими отсюда комбайнами, полями, скотобойнями, огородами, фермами, клубами и школами...
Именно поэтому накануне пусть и скромной, но даты корреспондент “МК” застал министра не в его рабочем кабинете, а в поле. На днях в Курске Гордеев побывал на “Дне российского поля-2004”, а в Краснодаре — подвел итоги уборки зерновых в южных житницах.
— Алексей Васильевич, когда пять лет назад вас назначали министром сельского хозяйства, там была сплошная разруха. Нелегко было принимать отрасль?
— Нелегко, но я бы сейчас не стал вспоминать о тех трудностях. За прошедшие годы удалось главное — доказать, что сельское хозяйство не просто обычный сектор экономики, а традиционный уклад жизни. Мы, например, создали государственный российский сельскохозяйственный банк, и селяне начали получать кредиты для развития своих хозяйств. Через федеральный закон провели крупномасштабную программу финансового оздоровления: тысячи предприятий смогли начать работать с чистого листа, сбросив гири долгов, накопившихся за годы реформ. Сделано немало, но я не готов сказать, что кризис в сельском хозяйстве преодолен — скорее мы в начале пути...
— И судя по всему путь предстоит нелегкий. Более половины основных фондов сельхозпредприятий сегодня морально и физически устарели?
— Мне кажется, что наше сельское машиностроение хоронить пока рано. Оно сейчас переживает возрождение. Профильные предприятия советских времен организуются в холдинги. Они будут поставлять крестьянам полный комплекс технологического сельхозоборудования. Об этом как раз шла речь в Курске на выставке-демонстрации сельхозтехники в рамках нового праздника — “Дня российского поля-2004”.
Модернизация сельского хозяйства — дело очень важное, но недешевое. Нужны инвестиции. И здесь, я думаю, многое зависит не только от государственной лизинговой компании, которая на льготных условиях поставляет хозяйствам технику, но и от российского частного капитала. Положительные примеры уже давно есть во многих регионах России. Любопытный пример этому я видел в Белгородской области, в хозяйстве принадлежащем столичной компании “Интеко”. Впечатления самые лучшие. Люди решили серьезно заняться агробизнесом. Техника самая современная, передовые аграрные технологии применяются и на полях, и в животноводстве — это 21 век. Кстати, оператор доения получает 15 тысяч рублей в месяц, но и требования к нему соответствующие.
— Москвичи — люди городские, но хлеб каждый день едят. А потому интересуются: что с урожаем зерновых в этом году, как нынче проходит уборка и что будет с ценами?
— Урожай зерновых в этом году хороший. По всей России хлеборобы собрали уже более 42 млн. тонн зерна — это вдвое больше прошлогоднего. А урожайность в среднем составила 25,3 центнеров с гектара — почти на 5 центнеров больше, чем год назад. Наш прогноз — выйти в этом году на сбор около 76 млн. тонн зерна — пока сбывается. А самый большой урожай выращен на юге России: хлеборобы там уже намолотили 24,5 млн. тонн!
Конечно, крестьянин сегодня в ожидании — что он заработает? Если ему не дать заработать, он не сможет закупить технику, удобрения, оставить зерно на семена и про запас. Разумеется, в интересах сельхозпроизводителей продать зерно подороже, а переработчикам и потребителям — купить его подешевле. Так как сегодня не только в России, но и во всем мире урожай хлеба большой, цены на зерно вряд ли будут высокими. И чтобы поддержать своего сельхозпроизводителя, мы собираемся провести “хлебную интервенцию”: осенью закупим определенное количество зерна по более высокой цене, а зимой “сбросим” его на рынок по ценам ниже спекулятивных. Это позволит регулировать цены на хлеб.
В ближайшее время выходит постановление правительства о начале закупочных интервенций, на которые выделено 6,5 млрд. рублей из казны. Предположительно, в нем будет определена цена на зерно 3-го класса (продовольственное) порядка 4 тысяч рублей за тонну. Считаю, это справедливая цена.
— А вы не опоздаете со своими интервенциями?
— У нас были две закупочные интервенции — начинали робко, не с теми масштабами, и действительно запаздывали. Но реально зерновой рынок в России начинает работать с сентября. Вообще, считаю, эту дату нужно определить на несколько лет вперед, чтобы о ней все знали заранее.
— Хлеборобы всей России сегодня пашут по-черному. Но их доля в выпеченной буханке хлеба — лишь 20—22%. Справедливо ли?
— Конечно, цена труда крестьянина несправедливо занижена! В основном прибыль “на хлебе” сейчас имеет торговля. Государству здесь необходимо применить антимонопольное законодательство и налоговое регулирование, чтобы доходы по всей цепочке — крестьян, мукомолов, хлебопекарей — выровнялись. Чтобы приоритет был за производителями, а не за теми, кто безобразничает, взвинчивая цены на хлеб на прилавках магазинов.
Но я считаю, что у нас проблема не столько с ценой на хлеб, сколько с бедностью! Сегодня в России очень много бедных людей и в то же время тех, кто может позволить себе покупать батон хлеба и за 100, и за 150 рублей. Если мы сопоставим цену на хлеб в России и на Западе, то увидим: наш хлеб дешевле в шесть (!) раз. Вы можете еще назвать товары, которые были бы в шесть раз дешевле, чем на Западе? Таковых просто нет! Бороться с бедностью можно и нужно — повышать зарплаты, пенсии и, может быть, даже пойти по такому же пути, как Америка (там недоедает 20 миллионов человек).
Именно поэтому в США приняли соцпрограмму, которая держится на “трех китах”: это продукты для бедных, помощь беременным женщинам и школьные завтраки. Нуждающимся раздают талоны на продовольствие, под которое правительство размещает госзаказ. Разные подходы решения такой проблемы существуют и в Германии, Франции. Думаю, и мы могли бы начать решать аналогичную проблему с хлеба — сделать его “социальным продуктом” и продавать людям со скромными доходами по более низкой цене.
— Горожане судят о делах в сельском хозяйстве по тому, что видят на прилавках. Судя по тому, что они завалены различным мясом, колбасами и прочими деликатесами, — мы не голодаем...
— По сравнению с прошлым годом в России сократился импорт мяса птицы на 30% — при этом на отечественных птицефабриках за последние два года стали производить его на 32% больше. Можно было бы порадоваться этому, но и министерство, и меня лично часто обвиняют в том, что такими механизмами мы заставляем население платить больше: отечественная-то курица дороже “ножек Буша”. Почему? Потому что западные страны-импортеры, и прежде всего США, приходя на наш рынок, стараются демпинговать — они сбивают цены и тем самым исподволь разваливают наше производство.
Но мясо нашей птицы гораздо качественнее — я буквально на днях встречался с учеными института птицеводства России. Они рассказали, что каждый американский бройлер получает 12 вакцин прививок, включая и антибиотики, которые небезопасны для здоровья человека. А наш цыпленок-бройлер — максимум три прививки за период своего роста, поэтому наша курятина и здоровее, и качественнее. Ее месяц не везут замороженной по морю. Считаю, что людям стоит заплатить чуть больше, но за качественный продукт — тем самым они поддержат и свое здоровье, и отечественного производителя. Только представьте: США поставляют в Россию 700 тысяч тонн мяса птицы — это в 10 раз больше, чем производит один Краснодарский край!
— С мясом птицы все ясно. Поедят ли россияне свининки, говядины?
— В свиноводстве тоже наметился рост — в первом полугодии будущего года наступит прорыв в этом виде мясного производства. Откуда уверенность? Свиноводство — отрасль, которая требует минимум 1,5 года оборота и раскрутки. И наши мясопроизводители не сидели сложа руки — работали. Что касается производства говядины, то здесь для реанимации этого вида животноводства необходимы и государственная программа, и региональные.
— Наши предприятия кондитерской и мясной промышленности закупают заграничную генетически модифицированную сою — в то время как в странах Европы от нее уже открещиваются. Что мешает России выращивать больше обычной, генетически не измененной сои у себя дома?
— Из-за границы мы завозим только то сырье, которое проходит сертификацию. И сою в том числе. По закону эти сведения о сертифицированных ГМ-добавках должны указываться на этикетках продуктов, в составе которых они есть. И они указываются. Вот и все ограничения.
Надо ли больше сои производить в России? Да, надо! И ее выращивают у нас в Амурской области и Краснодарском крае. Но чтобы уйти от продовольственной зависимости в этом виде сельхозпродукции, ее производство необходимо увеличить в 5—6 раз. Однако Россия — не Америка: здесь нужно будет найти баланс. С губернатором Краснодарского края Ткачевым мы говорили на эту тему. И у Кубани есть планы по увеличению производства сои. Будем ею заниматься. Точно так же, как и производством кукурузы на зерно.
— В последнее время все чаще и чаще говорят о возврате к госмонополии на водку. Мол, выиграет не только бюджет, но и рядовой потребитель — слишком много в стране всяческих суррогатов, которыми травятся и от которых умирают. А вы как считаете?
— В этой сфере сегодня работает 70% частных предприятий. И национализировать их сейчас невозможно. Но навести порядок в торговле и в обороте винно-водочной продукции — думаю, реально. Для этого в первую очередь нужно изменить и ужесточить закон: регулирующая роль государства должна быть на порядок выше той, что есть.
Государство должно жестко отслеживать всю цепочку — от появления спирта на рынке до магазинного прилавка. Так поставлено дело во всех западных странах. У нас же эта цепочка разорвана. И подчас мы видим: недобросовестный производитель алкогольной продукции имеет преимущество перед теми, кто работает прозрачно, качественно и на перспективу. Мы собираемся готовить такой закон, и с его принятием подпольные предприятия-производители будут обречены на вымирание. Вот тогда мы сможем навести порядок.
— В результате недавней реорганизации вашему министерству была передана рыбная отрасль. Как она будет развиваться в ближайшее время?
— В последние полтора года мне как тогдашнему зампреду правительства довелось курировать ее. И на мой взгляд, в прошлом году мы уже ввели существенную новацию — ушли от ежегодных продаж биоресурсов на аукционах и установили пятилетние квоты для пользователей. Это значит, во-первых, что чиновники теперь ничего не делят и в десятки раз уменьшились злоупотребления в рыбной отрасли. А во-вторых, компании, получив пятилетнюю квоту, смогут стабильно работать, капитализироваться и, главное, брать кредиты для обновления основных фондов.
Дальше министерство собирается взять курс на укрупнение предприятий — чтобы мы не имели сотни мелких рыболовецких компаний с непонятными собственниками, за которыми подчас стоят иностранцы. Наши биоресурсы их мало заботят — только по части наживы. Мы будем добиваться, чтобы пойманное нашими рыбаками приходило бы на российский берег, где перерабатывалось и затем экспортировалось. А не как сейчас, когда нашу же селедку и скумбрию мы покупаем у соседей — Кореи, Японии и Норвегии — втридорога.
— А свои консервные заводы на Камчатке простаивают...
— Да. И без заработков остаются семьи рыбаков в береговых поселках, где рыбный промысел — единственный. Нужно понимать, что стабильная работа рыболовецких и рыбоперерабатывающих предприятий для таких поселков и их инфраструктуры — вопрос выживания.
— На эмблеме минсельхоза США написано: “Сельское хозяйство — основа развития промышленности и торговли”. А что следовало бы написать на нашей?
— Мы работаем на здоровье нации. Ешьте российское — оно натуральное!
